«Идущие на смерть»

Глава 18

От страшного взрыва корабль просто разлетелся горящими обломками в разные стороны — бой закончился раньше, чем японское судно смогло попасть в русский крейсер, хотя три выстрела все же успело сделать по «Аскольду». Но тот обрушил на врага град шестидюймовых снарядов, и тут к изумлению разинувших рты русских офицеров выяснилось, что против них сражается деревянный корабль, моментально разлетевшийся в щепки от сильного внутреннего взрыва.

— Кого хоть мы потопили?

На мостике прозвучал немного растерянный голос одного из офицеров, но никто ответить на этот вопрос не смог. Николай Оттович напряг память, соображая, где он видел раньше этот смутно знакомый силуэт с парусным рангоутом. И рассмеялся, затем громко произнес:

— Поздравляю вас, господа — мы сейчас уничтожили самый старейший корабль японского флота. Это корвет, ныне назван кораблем береговой обороны, «Цукуба», построен ровно полвека тому назад, когда шла оборона Севастополя. Две тысячи тонн водоизмещения, но на этой лохани недавно установлены четыре новых шестидюймовых пушки Армстронга.

— Зачем?

Недоумение господ офицеров было всеобщим — кто же находясь в здравом уме и трезвой памяти, поставит новые пушки на корабль времен Синопского сражения вице-адмирала Нахимова.

Немного подумав, Николай Оттович выдал собственную догадку, которая хоть как-то объясняла парадокс:

— Новые пушки поставят на столь допотопную лохань только в одном случае — если она выполняет функции учебно-артиллерийского корабля. Но не время гадать, господа, займемся лучше делом — впервые в жизни вижу абордаж собственными глазами. Но, думаю, «Новику» и «Бойкому» сейчас помогать не стоит. Сами справятся!

В последних словах прозвучала нескрываемая гордость — ведь именно этим маленьким, но быстроходным крейсером он командовал с начала войны, и заслужил золотое оружие с надписью «за храбрость». А теперь на его глазах происходило то, о чем он раньше читал только в романах о пиратах — самый доподлинный абордаж…

Небольшая японская канонерка стояла без паров, когда прямо к ее борту пришвартовался миноносец «Бойкий», вынырнувший из туманной дымки, укрывавшей реку. На него недавно был назначен командиром лейтенант Михаил Беренс, служивший до этого на «Севастополе» штурманским офицером, а потом переведенный на миноносцы. Захотелось лихому моряку проявить себя в постоянных боях с японцами на внешнем рейде. Так что орден святого Владимира с мечами и бантом заслужил по праву, а теперь и беленький георгиевский крестик, ибо дело совершил доселе небывалое.

С руганью, криками и воплями десантная команда и экипаж «Бойкого» полезли на борт вражеской канонерки, на которой вахтенные просто опешили от явления вооруженной до зубов орды «гейдзинов». Русские стали немедленно стрелять в выскакивающих японских матросов, дело дошло до штыков и прикладов. А вот внутри отсеков пришлось драться в рукопашную — длинной трехлинейной винтовкой с примкнутым штыком действовать внутри корабля несподручно. Но перед отплытием на миноносцы раздали по десятку наганов по приказу князя Ухтомского — Павел Петрович оказался чрезвычайно предусмотрительным.

Они и выручили — перестреляв активно сопротивляющихся самураев, взяв под контроль погреба, русские матросы не допустили уничтожения столь ценного трофея. Японцы большей частью были перебиты, меньшей сбежали, попрыгав с канонерки в реку, с десяток матросов сдались в плен, покорно усевшись на палубе и склонив головы.

К тому же японцев ошеломил подход крейсера, силуэт которого враги очень хорошо знали. Две маленьких миноноски даже не стали пытаться атаковать «Новик», а на малом ходу устремились вверх по реке, надеясь спастись от неминуемой расправы. Но не тут-то было — артиллеристы крейсера славились своей меткостью, а для вражеского кораблика водоизмещением в полсотни тонн, фактически катера, даже одно попадание 120 мм снаряда фатально. Так что бегство не удалось — через несколько минут обе миноноски были безжалостно отправлены на илистое дно.

Стоявшие у пристани на якорях пароходы сопротивления не могли оказать по определению, да и какое дело «купцам» до разборок между воюющими сторонами. Правда, для практически всех из них ситуация оказалась крайне пикантной — формально китайский город, а фактически японская перевалочная база, занятая войсками страны Восходящего Солнца. И первыми стрелять стали именно японские солдаты — вначале из винтовок, потом пустили в дело полевые орудия.

Терпеть такое непотребство на русских кораблях не стали. Прошедший вверх по реке следом за миноносцами «Новик», пустил в ход чугунные фугасные снаряды, которые по привычке именовали бомбами, набитые черным порохом или более мощным пироксилином.

Сопротивление небольшого японского гарнизона было сломлено именно корабельной артиллерией. Но северной стороне китайского города с убогими лачугами, с курильнями опиума на каждом перекрестке, грязному и нищенскому, серьезно досталось. Начались пожары, тушить которые было уже некому — население массами покидало горящий район. Больше всего досталось порту — пакгаузы и железнодорожная станция разрушены чуть ли не до основания, огромный угольный склад запылал гигантским погребальным костром. Оборудованный европейцами порт превратился в закопченные руины, восстановление которых займет много времени и средств. Зато таможни, британская собственность, полностью уцелели, как и европейский квартал — Эссен не стал накалять лондонские газеты взрывом негодования. Но всем остальным крепко досталось. Но таковы суровые реалии жестокой войны, и горе тому, кто встанет у нее на дороге…

Русские крейсера «Аскольд» и «Новик» торопливо уходили к югу Печилийского залива, натворив массу нехорошего в Инкоу. Эссен прекрасно понимал, как нелегко придется дипломатам на переговорах с китайцами, но в то же время предъявить русским Пекину практически нечего — японцы заняли китайский город и использовали его в военных целях.

Какие тут могут претензии к Петербургу?!

Война есть война, можно будет подсчитать понесенные убытки и выдвинуть финансовые претензии к той стороне, что потерпит поражение в этом конфликте. Ведь всем на белом свете хорошо известно, что проигравший платит за все!

— Жаль опоздали спасти «Сивуч», он ушел вверх по реке, и десять дней тому назад его наши взорвали.

Эссен задумался, информацию о русской канонерской лодке, что стояла стационером в Инкоу, он получил от французского консула. Пришлось пойти на уступки — оставил на реке все разгрузившиеся пароходы европейских стран, и увел с собой девять транспортов небольшого тоннажа (река ведь неглубоководная), два из которых были японскими. «Нейтральный» груз которых мог рассматриваться как военная контрабанда, ведь порт оккупирован японцами.

Три британских трампа являлись угольщиками, причем везли хороший уголь, не кардиф, но вполне приличный, такой в Порт-Артуре был уже на исходе. Два японских парохода были забиты воинским снаряжением и боеприпасами, оставшиеся четыре «нейтрала» имели в трюмах продовольствие, ткани и множество полезных материалов, которые очень пригодятся при долгой осаде крепости японцами. В том, что она станет именно такой, никто в Порт-Артуре не сомневался.

Понятно, будет скандал, но его замнут дипломаты, а владельцы получат от Петербурга «отступные». А пароходы проведут по очищенному от мин проходу и отпустят в море, но после того как из трюмов выгрузят все самое ценное, и оставят угля, чтобы можно было дойти в ближайший китайский порт. Свой самый главный трофей — канонерскую лодку «Акаги» — Эссен забрал с собой, наскоро сформировав для нее экипаж. Японцы уже захватывали русские суда, теперь настал черед отплатить им по накопившимся счетам той же самой монетой…