Две столицы

Глава 10

Событие двадцать пятое

Благородный муж безмятежен и свободен, а низкий человек разочарован и скорбен.

Конфуций

Пятно на мундире можно прикрыть орденом.

Евгений Кащеев

Пётр I ввёл смертную казнь для всех участников дуэли, но так никого и не повесил. А уж потом и тем более. Ещё милостивей для дуэлянтов законы стали. Мартынова за дуэль с Лермонтовым на богомолье отправят в Киев. Брехт на богомолье не хотел. Дантеса за убийство Пушкина вышлют. Тоже не вариант. Только план, как не поехать в Киев молиться, созрел у Брехта сразу, лишь только жена опознала в рыжем товарище поляка. Насколько понял Пётр Христианович, Александр всю выстроенную им с риском для жизни польскую историю спустил на тормозах. В унитаз смыл. В Белоруссию будущую отправили один пехотный полк, и несколько десятков офицеров поляков, из Санкт-Петербурга, перевели в другие города, часто с серьёзным повышением в звании. И всё! Ничего не получилось у Брехта. История опять над ним посмеялась. Опять буря в стакане воды. Так и не бесплатно работал. Если деньги английского посла и семейства Чарторыйских – это не стартовый капитал, тогда что же стартовый капитал!?

Ладно. Утрёмся и попробуем ещё раз, тем паче, что более подходящего случая, чем в этот раз, просто не сыскать. Убить могут? Поляки они знатные фехтовальщики. Кто же с ними фехтовать будет? Схватка на ножах. Ножевой бой отличается от боя на шпагах очень серьёзно. И Брехта ножевому Светлов обучил. И очень хорошо обучил. А поляк этот будет пытаться ножом фехтовать, пусть. И в этот раз это будут не кортики адмирала Синявина, которые от шпаги не сильно-то и отличаются, почти полуметровое лезвие. Брехт заказал кузнецу два ножа. Пафосных. Сейчас ни у кого нет, не доросла ещё инженерная мысль до таких. Больше всего это похоже на нож Рембо или «Крокодила Данди». Двадцатипятисантиметровое лезвие, широкое и толстое, с хищным, очень острым кончиком. И массивная рукоять, чтобы это тяжёлое лезвие уравновесить. Ни с чем подобным поляк сталкиваться не мог и владеть таким оружием не должен.

Но оружие в том плане, что Пётр Христианович тут же придумал, а потом только чуть деталями разнообразил, не главное. Главное будет в том, чтобы прилюдно вынудить сказать бретёра этого польского, определённую фразу. Или одного из секундантов к этому вынудить. Тогда это ещё лучше даже. Но!!! Каверин не дурак. Вообще людей держать за дураков не стоит. Хоть врагов, хоть друзей, хоть просто мимо проходящих. Лучше считать их умнее себя. Тогда мозг начнёт всякие комбинации вырабатывать. Хитрые. Одна и окажется правильной.

Приехав после бала домой, Пётр Христианович переоделся. Весь вымок в этой давке и толчее. Так в золотой черкеске и спустился в людскую, где собравшись кружком, жарко спорили о чём-то кабардинцы. Был среди них и Марат Карамурзин.

– Марат, завтра в двенадцать часов император Александр Павлович примет тебя и других послов, что со мною с Кавказа приехали.

– Хорошо. Нам пора домой. Скоро зима. Тут будет холодно, – легко вскочил из сидячего положения Пщышхуэ. Тоже так надо научиться.

– Точно. Посмотрим, как ускорить ваш отъезд, и про дорогу подумаем. Купим на рынке вам тулупы. А то пока доберётесь, и, правда, снег уже пойдёт. В степях на Волге или Дону будет холодно.

– Согласен.

– Марат, у меня к тебе необычная просьба есть, – начал, помявшись, Пётр Христианович.

– Слушаю тебя, князь.

Брехт рассказал о своей задумке. Кавказский князь, долго стоял молча, никак не выражая своего мнения. Потом посмотрел на своих притихших воинов. Вздохнул.

– Мне это не нравится. Так себя мужчины не ведут, – Марат почесал кончик носа. – Но я тебя понимаю. Эти твои враги не мужчины. Это подлые твари. Почему ты не хочешь, Пётр, просто их убить?

– Мне нужно, чтобы они сказали эти слова и чтобы после этого их не смогла допросить полиция, – повторил Брехт.

– Нет, это я понял, не понял почему. Они должны сказать ложь?

– Нет, они скажут правду, но они не подтвердят её на допросе и вся затея рухнет. И это очень плохо отразится на мне и на жизни десятков тысяч людей. В том числе и черкесов с кабардинцами.

– Эх. Плохо. Почему нельзя всё сделать честно!?

– Нельзя, – Брехт уже думал, где взять других исполнителей для своего плана, про Тихона подумал, но отбросил эту мысль. За убийство дворянина, да ещё при таких обстоятельствах, конюха крепостного точно закатают в Сибирь. И тут даже Брехт не поможет.

– Хорошо, Пётр, мы сделаем это. Надеюсь, ты прав, и мы не замараем своей чести… и ты тоже.

– Спасибо, Марат. Ты даже не представляешь, как это важно для страны. И для вас.

– Я сказал, мы сделаем. А теперь иди к себе, я буду говорить с аскерчи. Не просто это будет объяснить им.

Событие двадцать шестое

Лучшее в жизни мы приобрели благодаря терпению.

Умар ибн аль-Хаттаб

Разумный властитель всегда терпелив,И гнева умеет сдержать он прилив.

Саади

Надо же, тут, оказывается, вам не там. За князем фон Витгенштейном приехал на роскошной карете его секундант граф Шереметев.

– Пётр Христианович, может, вы всё же помиритесь? – законючил он почти сразу как тронулись.

– Как звать этого поляка? – поправляя доломан, задравшийся при посадке в этот гроб на колёсах, спросил Пётр Христианович у бывшего сенатора, а ныне заслуженного пенсионера.

Карета была эдаким Роллс-Ройсом начала девятнадцатого века: позолоченная, вся в резьбе снаружи, и в бархатекрасном и парче внутри. Дорогой гроб.

– Кшиштоф Павел Волк-Ланевский, – буркнул Николай Петрович. Переживал. Может и за самого Витгенштейна, но что-то Брехту подсказывало, что больше за будущую жену свою Прасковью Жемчугову. Не будет Брехта и кто её лечить будет?

– Николай Петрович, обрадовать вас хочу. Я не успел вам вчера сказать: император одобрил пребывание Прасковьи Ивановны вместе со своей сестрой в деревне у меня. А Елене Прекрасная даже обрадовалась. Это и понятно, с товарищем по несчастью переживать это несчастье проще.

– Премного благодарен, Пётр Христианович, я и не сомневался в вас. А вот теперь тяжело на сердце, не нравится мне эта дуэль, а ну как…

– Николай Петрович, а вы с обер-полицмейстером договорились?

– Ни за что не хотел Павел Никитич в этом участие принимать. При его-то должности. Еле уговорил его. Он вообще арестовать вас с поляком этим хотел. Очень ругался.

– Поверьте, дорогой Николай Петрович, он после дуэли будет вынужден поменять свое мнение. Ещё и рад будет, что лично при ней присутствовал.

– Да ладно вам, Пётр Христианович, что такое должно произойти, что бы этот безупречный служака обрадовался дуэли? Да ещё с вашим участием, при том, что вы сейчас императору нашему как воздух нужны. Да и мне, если честно.

– Всё будет в порядке. Может вас даже наградят, – и про себя добавил: «Посмертно».

– Наградят, за дуэль. Нет, уж, Пётр Христианович, боюсь, что ничто в сём прискорбном поединке Александра Павловича подвигнуть на награждение его участников не сможет. Скорее поверю, что в Сибирь всех отправит, когда узнает. Так это ещё при благоприятном исходе, – замахал руками граф Шереметев.

– Подождём.

– Пётр Христианович, а почему за нами скачет целый полуэскадрон ваших абреков? – обернулся вдруг бывший сенатор.

– Любопытно им, как мы дуэли устраиваем.

– Ох, не нравится мне этот эскорт.

– Мне весь этот водевиль не нравится, но доиграть его нужно до конца, уж поверьте мне пока на слово. А куда мы едем, Николай Петрович?

– В Сокольники. Там на Москве обычно дуэли устраивают горячие головы.

Пустырь. Чахлые вербы с пожелтевшей листвой, да и, стоящие одинокими свечками, берёзы тоже снизу желтеть начинают. И как костёр среди них, несколько выросших рядом, уже покрасневших, осин. Красиво. К ним и подъехали, точнее почти. Тяжёлая карета завязла в колее, и пришлось выходить и последние метров тридцать преодолевать пешком. Дождей не было давно и практически сухо. Пожухлая трава цеплялась за сапоги, как бы предупреждая, ну не ходите вы туда. Люди, давайте жить дружно.

Поляки уже были под деревьями. Они приехали на лошадях и сейчас ходили вокруг, оглаживая заволновавшихся животных. Да и сами храбрые польские парни явно икать начали. В последний момент тридцать черкесов во главе к Пщэшхуэ Маратом Карамурзином вырвались вперёд, и сейчас, горяча коней, скакали вокруг поляков, прямо, как в фильмах про индейцев, почти идеальный круг выстроив. Тут у любого смельчака нервы сдадут. Так и договаривались. Умение – умением, но вывести соперника до боя из себя – может оказаться той соломинкой, что хребет верблюду переломит.

Последним прибыл хмурый Каверин Павел Никитич. Подошёл, покачал головой, осуждающе и тяжко вздохнул.

– Граф, ах, да… Князь, вы ничего не хотите мне объяснить?

– Позже, Ваше Превосходительство. Просто поверьте, что это нужно для России и для Государя.

– Государя? – поползли вверх брови обер-полицмейстера.

– Просто поверьте, потом всё объясню.

– Хорошо, пойду, поговорю. Ах, да, а что за странное оружие вы выбрали, Пётр Христианович? Впервые слышу про дуэль на ножах.

– Взгляните, – Брехт открыл футляр, в котором лежали два этих монстра.

– Боже мой! Ничего себе ножи. Прямо, как гладий у римлян. Да, таким нужно уметь пользоваться, чуть спокойнее мне стало.

Заглянувший через плечо Каверина граф Шереметев присвистнул.

Поляки, видимо, спешили на тот свет, не стали ждать пока к ним секундант подойдёт. Сами припёрлись.

– Дуэль до смерти! – прошипел товарищ Волк-Ланевский.

– Не переживай, пся крев, я убью тебя не больно.

– Ты! Сам ссука! – бамс. Брехт всё же засветил ему в ухо. Кшиштоф завалился на сухую траву. Вскочил и стал за шпагу хвататься.

Бабах. Это один из абреков в воздух пальнул. Ну, пока всё по сценарию.

– Господа. Вы приехали на дуэль, ведите себя достойно, – встал между дуэлянтами обер-полицмейстер. – Вот оружие, выбирайте.

Ножи делал один кузнец и специально одинаковыми, вот, именно для такого случая. Поляк, увидев их, перестал подпрыгивать и с некоторой опаской потянулся сначала к ближнему, а потом, очевидно, подвох какой заподозрив, взял дальний. Какой подвох? Подвох – это сами ножи. Ими нужно уметь пользоваться.

Событие двадцать седьмое

Планы, которые удаётся сохранить в тайне, лучше всего осуществляются.

Питер Хёг

Вжик, вжик, вжик.
Уноси готовенького.

Брехт переоценил своё умение и недооценил ловкость поляка. Спасло, наверное, только то, что Волк этот был взбешён. Он бросился в атаку стремительно, показал обманное направление удара в грудь и, присев, ткнул ножом снизу в ляжку Петра Христиановича. Спасли ботфорты. Лезвие прорезало толстую кожу голенища и упёрлось, на счастье Брехта, в металлическую заклёпку. Контратаковать возможности не было, единственное, что князь смог сделать, так это лягнуть ногой отгоняя поляка. Отпрянули друг от друга. Брехт с потерями, теперь сапоги новые шить.

Кшиштоф махнул ножом перед грудью соперника и попробовал повторить удар низом. Не, так не честно. Опять чуть не достал. Чуть. Брехт повтора не ожидал, но среагировал, хоть и с запозданием, а всё же быстрее, чем в первый раз. Лезвие не достало до ноги, а вот при повторном лягании, князь его по локтю слегка зацепил. Дзинь, нож из руки поляка выскользнул и отлетел ему за спину. Хорош стервец, не бросился назад всякими перекатами. Волк-Ланевский, развернулся и спокойно, нарочито медленно, прошествовал к оружию и поднял его. Эх, даже жалко убивать, такого бы преподавателем в школу суворовскую, что задумал Брехт в Моздоке открыть, заполучить.