Завершившие войну

Глава 12

Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург

Февраль 1920 года

Щербатов выглядел старше и более усталым, чем она помнила. Вертикальная морщина на лбу, полгода назад едва наметившаяся, теперь проступала явственно. У губ пролегли глубокие складки. А ведь ему всего-то, припомнила Саша, тридцать три года.

— Добрый вечер, Андрей, — с улыбкой сказала Вера.

Щербатов быстро взглянул на Сашу и встал так, чтоб оказаться у края стола между ней и сестрой.

— Работа с такими людьми возможна только в специальных учреждениях, — сказал Щербатов Вере. Он тяжело дышал, и Саша видела, каких усилий ему стоит сохранять хотя бы видимость спокойствия. — В присутствии охраны. И обязательно в наручниках.

— Я ценю твою обеспокоенность, дорогой мой, — Вера снова спокойно улыбнулась. — Но право же, я вполне способна сама решить, какие методы в каком случае надлежит применять.

— Правила придуманы не просто так! За их нарушение расплачиваются жизнями, — настаивал Щербатов. — Эти люди не останавливаются ни перед чем, они чрезвычайно опасны! Не станешь же ты приводить сюда и…

— Довольно! — перебила его Вера, мигом утратив всю свою сдержанность. — Это мой дом, и я буду приводить сюда кого считаю нужным!

— Но это ведь также и мой дом, и я не хочу видеть здесь тех, с кем ты работаешь!

Саша растерянно переводила глаза с одного на другого. О ней брат и сестра, кажется, вовсе позабыли. Что Щербатов начал такое говорить, из-за чего Вера сразу перебила его? “Эти люди… Приводить сюда и…”, — о ком это может быть?

На саму Сашу Щербатов едва глянул. Она давно знала, что никаких чувств он к ней более не испытывает, но хотя бы банальное человеческое любопытство должно остаться? Ей вот интересно же, как он изменился за полгода.

— Возможно, каждому из нас пора бы обзавестись собственным домом, — холодно сказала Вера.

— Прошу тебя, не станем говорить об этом теперь, дорогая моя. Подобные вопросы следует обсуждать без посторонних.

— Ты чересчур опекаешь меня, Андрей! Это ни к чему доброму не приведет нас обоих!

Саша ко многому была готова, но только не к тому, чтоб оказаться невольным свидетелем скандала в благородном семействе. С любой точки зрения пора было прекратить эту сцену.

— Вера Александровна, — сказала Саша, и та тут же посмотрела на нее и улыбнулась ей. — Знаю, я не в том положении, чтобы просить. Но вы, возможно, прислушаетесь ко мне?

— Разумеется, Саша. Чего бы вы хотели?

— Мне нужно переговорить с Андреем Евгеньевичем. Наедине.

— Да, вы правы, — Вера поднялась. Она согласилась настолько легко, что, похоже, вся сцена для того и была затеяна. — Когда вы закончите беседу, мои люди отвезут вас туда, где вы станете жить. Завтра я не побеспокою вас, вам требуется отдохнуть. После введу в курс дела. Пока запомните: бояться вам здесь нечего. Андрей, доброй ночи.

Если бы Вера не повторяла поминутно, что бояться здесь нечего, Саша, верно, куда меньше боялась бы. Щербатов проводил сестру обеспокоенным взглядом и лишь потом посмотрел на Сашу, словно только что вспомнил о ее присутствии.

— Не ожидал, что мы начнем с этого, но я, похоже, должен быть вам благодарен, — сказал он. — Вы просто воспользовались поводом прекратить скандал или в самом деле нечто намерены сообщить мне?

— Второе, — Саша решила говорить сколь возможно коротко. — Пленка, которую я привезла. Ее должны уже проявить. Вам следует увидеть фотографии.

Щербатов на секунду нахмурился, словно пытаясь угадать, какая тут может быть ловушка. Потом пошел к двери:

— Я осведомлюсь.

Вернулся через минуту с карточками в руках. Саша не помнила, сколько тогда сделала снимков — видимо, пять. Сперва Щербатов намеревался просмотреть их стоя, но поняв, что на них, сел за круглый стол напротив Саши.

Пока он рассматривал фотографии, его лицо не менялось. После Щербатов поднял глаза на Сашу и спросил:

— Как это произошло?

Его голос стал глубже и мягче, и Саша поняла, что это не допрос пленного, а вопрос одного человека другому. Князев был другом им обоим, пусть и в разное время. Никакой военной тайны в этом уже не было в любом случае.

— Он остался прикрывать отступление, — сказала Саша. — Вызвал огонь на себя, чтоб наши товарищи смогли отойти.

Они минуту помолчали. Саша мучительно пыталась понять, что же происходит с Щербатовым. Кажется, он реагировал на нее не сильнее, чем на какого-нибудь случайного человека. Связь, которая между ними существовала — Саша теперь не могла найти хотя бы ее след. Как она делала это прежде? Кажется, все это было какой-то выдумкой, самовнушением.

— Вы убедили меня, что Князев действительно мертв, — спокойно сказал Щербатов. Если смерть друга и вызвала у него какие-то чувства, прорваться им наружу он не позволил. — Сами фотографии можно отретушировать, но только не пленку. Теперь вы расскажете, с какой целью это делаете?

Саша коротко вздохнула, заставила себя ответить спокойно и деловито:

— Дети Князева. Они вам больше не нужны. Рычагом воздействия на Антонова они быть не могут, это, полагаю, вы прекрасно понимаете. Их полезность исчерпана. Теперь вы можете их отпустить.

— Отпустить? О чем вы говорите, Саша? Я вас не понимаю.

Похоже, это было сказано искренне. Саша растерялась.

— Отпустить заложников. Что тут неясного?

Щербатов посмотрел на нее задумчиво:

— Саша, вы всё неправильно понимаете. Здесь нет никаких заложников, и никогда не было. Эти дети остались сиротами. Их мать умерла до того, как мы успели разыскать их. Туберкулез. Они жили в нищете, из милости у чужих людей. Что бы ни делал их отец, они никоим образом не в ответе за это. Мой долг — взять детей покойного друга на воспитание. Они живут в прекрасных условиях, получают образование, перед ними будут открыты все пути в жизни. Вы всерьез полагаете, что я выставлю их на улицу, превращу в беспризорников?

Он посмотрел на Сашу выжидающе, но она не нашла, что ответить. Взгляд ее заметался по комнате, но ни россыпь мозаики под потолком, ни мягкий пушистый снег за круглым окном не подсказали ей ничего.

— Вы неглупы, Саша. Я ни минуты не верю, будто вы действительно думали, что этим детям что-то угрожает.

Саша пожала плечами:

— А отчего мне так не думать? Я, знаете ли, приехала с Тамбовщины. Там люди, и дети тоже, замерзают насмерть за колючей проволокой, потому что комендатура жалеет для заложников дров. Мне не надо думать, способны ли вы на убийство детей. Я это знаю доподлинно.

— Это все происходит, потому что вы не даете утихнуть гражданской войне! Для того, чтоб положить ей конец, мы вынуждены идти на крайние меры, и это вина таких, как вы!

— Таких, как я? — взвилась Саша. — Может быть, это моя земельная реформа оставляет людей без куска хлеба? Может, я силой гружу людей в вагоны и отправляю в шахты иностранных компаний? Я привожу в русские города газовые бомбы? Может, дело все же в том, что вы довели людей до отчаяния?

— В этом разговоре нет никакого смысла, — Щербатов поморщился. — Не стоит тратить время на бесполезные перепалки. Я ведь решил сделать кое-что для вас, Саша, и сделаю, хоть вы своими оскорблениями и отбиваете у меня к тому всякую охоту. Все же вы сдались добровольно, это требует определенного мужества. Не знаю, имеет ли судьба детей Князева для вас какое-то значение на самом деле. Но у вас есть право увидеть их. Один раз. Сейчас, раз уж вы все равно оказались в этом доме. Идете?

Саша торопливо кивнула. Они прошли через дом — кажется, в другое крыло, хотя ориентироваться среди этих изогнутых линий было трудно. Окна комнаты выходили в коридор, занавески прикрывали их снаружи. Замки на двери, быстро приметила Саша, тоже открывались снаружи.

— Вы можете увидеть детей, но им не стоит видеть вас, — сказал Щербатов. — Это только растревожит их, а им и без того довелось пережить куда больше, чем следовало бы в таком возрасте. Если вы им не враг, не делайте ничего глупого, только смотрите. У вас три минуты.

Он отодвинул занавеску где-то на дюйм, и Саша посмотрела внутрь. Просторная комната с большими окнами, забранными ажурными решетками. Мощный свет хрустальной люстры под потолком, и еще лампы по углам. На мягком ковре сидит кудрявая девочка в атласном платьице. У другой стены два мальчика в огромном кресле склонились над иллюстрированным альбомом и, кажется, шепчутся. Повсюду игрушки, книги. Географические карты на стенах, большой глобус, макет железной дороги. Все это дорого, ярко и как-то избыточно; похоже, большей частью этих вещей не пользуются.

Хотя занавеска была раздвинута совсем чуть-чуть, все трое каким-то образом почувствовали Сашин взгляд и подняли лица. Саша вздрогнула: старший белобрысый мальчик смотрел прямо ей в глаза, и она узнавала это выражение. “Когда я смогу убить их всех”, — спрашивал Ванька. Это ведь не ее Ванька, хоть его и зовут так же.

— Довольно, — негромко сказал Щербатов, но она не отреагировала, не в силах разорвать контакт глаз с мальчиком. Минуту спустя Щербатов добавил: — Я, право же, не хотел бы применять силу. Вы увидели достаточно. Пора продолжить беседу в моем кабинете. Есть то, что я должен сказать.

Склонив голову, чтоб никто не разглядел выражение ее лица, Саша снова проследовала за Щербатовым через лабиринт коридоров. Разглядывать декор уже не хотелось. Красивый дом, но хватит с нее красоты на сегодня. Отец Аглаи, генерал Вайс-Виклунд как-то сказал, что его дом никогда не был никому тюрьмой. К тому дому, где она сейчас, это, по всей видимости, не относилось.

Кабинет отличался от других помещений: прямые линии, классическая дубовая отделка, массивная мебель. Никакой больше игривой изысканности. Вид на Храм Христа Спасителя — газовые фонари на площади как раз зажглись.

Щербатов указал ей на стул с высокой прямой спинкой, стоящий по центру комнаты. Сам остался на ногах.

— Федор ни о чем так не мечтал, как о том, чтоб его дети получили образование, — сказал Щербатов. — Однако в Смуту гимназии закрылись. Старшие сильно отстают от программы. Сейчас их обучают лучшие педагоги. По счастью, природный ум они унаследовали от отца. Пока, разумеется, за ними приходится присматривать, они еще не оправились от пережитого; но скоро они сами поймут, что все это для их же блага. И я не верю, — он резко повернулся к Саше, — что вы об этом не догадывались. Зачем вы здесь?

Саша развела руками:

— Знаете, это вообще-то был ваш приказ. Ваша листовка прямо приказывала мне сдаться. Вы всегда спрашиваете людей, которые выполняют ваши приказы, зачем они это сделали? Раз я вам тут не нужна, давайте я вернусь откуда пришла. Зачем звали только.

Щербатов поморщился:

— Прекратите паясничать. Нет ничего забавного в этой ситуации. Приказ отдавался не для того, чтоб его выполнили вы.

— Да, я знаю. Вы пытались внести в руководство восстания разлад. Вот только не на тех напали. Федор ради своих детей погиб, а в ваши грязные игры играть отказался.

— А вы, Саша? Вы, значит, готовы играть в наши, как вы это называете, грязные игры?

Саша вздохнула и пожала плечами.

— Если б вашу судьбу решал я, вы бы отправились на Особое совещание. Вне очереди. — Щербатов взглянул на часы. — Оно еще работает. От начала слушания до исполнения приговора проходит не более двадцати четырех часов.