Ревизор: возвращение в СССР

Свет был только в приемном, я направился туда. До уровня моего роста стёкла в двери были закрашены белой краской. За дверью слышалось какое-то похрюкивание и позвякивание. Я постучался.

В приемном резко всё затихло. Я постоял немного и постучался ещё раз. Вдруг дверь резко распахнулась, и передо мной оказался старший сержант Ефремов.

— Тьфу! Это ты! Жертва аборта! Напугал! — гаркнул он, залепил мне увесистый подзатыльник и пошёл обратно к столу, за которым сидел доктор Юрий Васильевич.

Что я сделал-то?! Может, они бухали тут? Но я не заметил ничего подозрительного. На девственно чистом столе перед доктором стоял только металлический штатив с двумя рядами пробирок.

— Чего тебе? — раздраженно спросил меня доктор.

Я замялся, не знал, что сейчас курят, сигареты или папиросы. Но вспомнил, как в палате говорили «курево».

— Меня Николаев прислал. Он просил узнать, нет ли у вас с собой курева. А то он своё утопил.

— Есть, — сказал Вениаминович. — Иди в машине возьми, в дверце.

И он сел за стол, не обращая больше на меня никакого внимания. Они с доктором взяли по пробирке со штатива, чокнулись ими и залпом выпили. Доктор сделал такое лицо!.. Всё понятно. Занюхав рукавом, он посмотрел на меня, так и стоящего в дверях.

— Ну, что тебе ещё? — спросил он.

— А ключи?

— Какие?

— От машины.

— Иди отсюда! — погнал меня старший сержант. — Ключи ему.

Я вернулся в холл. Ничего не понимая, направился к выходу на улицу. Дверь была заперта на засов. Я отодвинул его и вышел на крыльцо. Стояла тихая морозная ночь. Редкие тусклые фонари освещали только небольшое пространство вокруг себя, выхватывая из темноты частные дома. Картина эта напомнила мне онлайн-открытки с похожими сюжетами: вечер, уютный деревенский домик в снегу, свет в окошке, дымок из трубы и надпись «Позвоните родителям!».

Стоя в пижаме на голое тело и в тапках без задников на босу ногу я моментально замёрз. Торопливо подошёл, стараясь не потерять тапки, к милицейскому уазику и дёрнул водительскую дверь. Она открылась. Ефремов не запер машину.

Я пошарил в дверце и вытащил начатую красную пачку сигарет “Прима”. С детства таких не видел. Забыл уже, что и были они раньше.

Я открыл пачку, понюхал, вытащил одну сигарету, она была без фильтра. И не похоже, что этой пачке 100 лет в обед. Она выглядела как новая. В голове снова мелькнула мысль, что так и умом тронуться можно. Отбросил эту мысль в сторону, напомнив себе, что решил расслабиться и посмотреть за развитием событий.

Держа в руке заветную пачку Примы, я захлопнул дверь машины и поспешил в больницу. Чуть не забыл запереть засов. Шаркая тапками вернулся к приёмному и постучал в дверь.

— Ивлев! Твою мать! Ты штоль опять? — услышал я дикий рык Ефремова. — Хорош стучаться!

— Я там Приму начатую нашёл и всё, — доложил я, заглянув одной головой в приёмный.

— А что ты там ещё хотел найти? — хохотнул доктор. — Табачный киоск?

Они оба заржали. Алкаши.

Я вернулся к себе в Хирургию. Свет в палате остался только дежурный: тусклая лампочка над дверью. На стуле у моей койки лежало тонкое шерстяное одеяло и маленькое вафельное полотенце. Иван уже был укрыт и, похоже, спал. Зато дедок Митрич ждал меня.

— Ну, что? — спросил он меня.

— Есть полпачки Примы.

— Давай!

— Не дам.

— Чего?!

— Это не моё. Это Ивану передали. Вот проснется и сам даст.

— Дай ему сигарету, — вдруг сказал Иван.

Он еще не заснул, оказывается.

Я послушно подошёл к деду и протянул ему пачку. Дед вытащил три сигареты и вернул пачку мне, а я передал её Ивану.

— Хорошо, что ты успел догнать Вениаминыча, — проговорил он, вытаскивая одну сигарету.

— Да они с доктором бухают в приемном, — возразил я.

— Они могут, — блаженно улыбаясь, сказал Митрич, прикуривая сигарету.

— Ты что, старый! Здесь курить будешь? — не выдержал я.

— А кто мне запретит? Ты штоль? — беззлобно ответил Митрич, выпуская струю дыма.

— Кинь спички, — попросил Иван деда. Митрич кинул коробок ему на одеяло, Иван кивком попросил меня прикурить.

— Вы что все здесь, с дуба рухнули? — растерянно спросил я их. — Вы что в палате курите?

— А где нам курить? — не понял Иван.

— Блин. Ну, на улице, — предложил я.

— Ты ещё скажи, в туалете, — съехидничал дед.

— Вы про пассивное курение что-нибудь слышали? — начал заводиться я.

— Не, не слышали. И слышать не хотим! — послал меня Митрич.

— Вдыхать сигаретный дым некурящему человеку гораздо вреднее, чем курящему затягиваться, — настаивал я на своём.

— Угомонись. Нас большинство, — выставил свой аргумент Иван.

— А может четвертый сосед тоже против! — возразил я.

— Он не против. Ему пох*й, — ехидно прошептал дед. — Его любовник жены избил, когда этот раньше времени из командировки вернулся.

Я молчал. Перспектива круглосуточно находиться в курилке меня совсем не радовала. Если мне нет 18 лет, то я ещё ребёнок, и надо требовать перевода в другую палату.

— Вань, а мне сколько лет? — спросил я.

— Ну ты спросил! — заржал дед.

С появлением курева настроение у всех улучшилось.

— Ну, мы с твоей сеструхой в 8 класс пошли, а ты в первый. Мне сейчас 24, значит, тебе 16, — не торопясь вычислял Иван, время от времени затягиваясь сигаретой и выпуская клубы дыма.

— Получается, я еще несовершеннолетний?

— Получается.

— Значит, мне положено в детскую палату.

— Зачем? — не понял Митрич.

— Хочу в палату для некурящих, — объяснил я.

— Не кипишуй, — осадил меня Иван. — Спи давай. Мы не будем больше курить.

— Сегодня! — подсказал дед и опять заржал.

Весёлые какие. Мать их за ногу. Я только обрадовался, что курить не тянет. Когда сердце у меня начало тарахтеть не по-детски, за полгода где-то до ДТП, медики запретили мне курить. А курил я, на минуточку, с 8 лет! Все эти полгода промучился: курить тянуло. А сегодня вдруг почувствовал: свободен! Это так здорово!

Я улегся. В мыслях мелькали сумбурные события сегодняшнего дня. Я никак не мог понять, что со мной произошло. Как я мог переселиться в другое тело в прошлое? Что стало с моим старым телом? Я умер? Мазда хорошая машина, там подушек сколько. И они сработали, я слышал. Похоже, сердце у меня, всё-таки, оттарахтелось. А мальчишка? Если я занял его место здесь, получается, он умер? В смысле, утонул и покинул тело? Никогда не верил в реинкарнацию, но тут задумался и сам не заметил, как уснул.

Проснулся я от громких голосов и яркого света. Чувствовал я себя совсем невыспавшимся. Мне казалось, что я только мгновение назад заснул.

В палате царила какая-то суета. Сестра раздала нам стеклянные ртутные градусники.

— Который час? — спросил я.

— Шесть, — ответила она, пытаясь растормошить нашего четвертого соседа.

Она резко повернула его на спину и сдернула одеяло. Мужчина застонал, держась за сердце. Лицо его было одним сплошным синяком. Я сразу проснулся. Сестра крикнула:

— Позовите кого-нибудь!

— Кого? — не понял я.

— Марину или Юрия Васильевича!

— Понял! — подхватился я и босиком побежал искать врачей. Каменный пол был ужасно холодный. Я выбежал в холл, там никого, забежал без стука в приёмный. Там на кушетке спал Ефремов, а доктор спал, сидя за столом.

— Подъём! — заорал я что есть дури.