Целитель-9

Глава 15

Воскресенье, 20 января. День

Москва, площадь Дзержинского

Во внутренней тюрьме КГБ было тепло и сухо. И, вопреки россказням, ничего не давило на сознание — мрачные мысли гасли сами по себе, стоило провести взглядом по матовой светлоте стен. Правда, сдержанный гуманизм чекистов не включал в себя нормальные окна — тусклый свет дня цедился из-за щита, прикрывшего полуподвальный прозор. А для пущей яркости горела неонка под потолком. Причем, гасла она не по велению бдительного стража, а по хотению узника — вон выключатель у двери.

Не камера, а номер в плохоньком отеле. Без звезд.

Елена старательно расчесала длинные волосы, слегка улыбаясь своим мыслям. Бедный Иванов, ну и подозреваемая ему досталась! И теряется генерал, и смущается, как мальчик…

Виновата она, что ли? Просто у нее стиль такой. Ну, неинтересно женщине играть в дурацкие мужские игры! Убегать, догонять, прятаться, стрелять по всему, что шевелится, а на допросах тупо молчать. Даже если третьей степени.

Профессионально — и скучно. А вдохновение? Азарт? Наитие с интуицией? Так уж выходило, что она всегда доверяла не интеллекту, а инсайту. Внутреннему озарению.

Недаром же природа-живодерка долгие-предолгие эоны мучала миллиарды бестий, внедряя в подкорку нужные кнопочки.

А потом — раз! — и волк выходит к охотникам, пошире распахнув пасть — у бедняги кость в глотке застряла. Как не помочь серому? И убивать зверя, который тебе доверился, подло…

А потом — два! — и «агентесса ноль-ноль пять» является к главному зверолову. Тоже ведь, инсайт…

Елена тщательно собрала волосы в пышный хвост, и стянула резинкой. С Ивановым лучше обходиться без Евиных ухищрений. Пленять надо уметь. А помады, тени для век и крема — для отстающих...

Замок в двери клацнул, проворачиваясь, и в камеру вошел генерал-лейтенант собственной персоной.

— Борис Иванович, здрасте! — молодая женщина тут же расцвела улыбкой.

— Добрый день, Елена Владимировна, — сухо ответил Иванов, присаживаясь к наглухо принайтованному столу. — Продолжим наш разговор. Мы проверили ваши документы и… Что же это получается? Вы действительно приняли гражданство ГДР?

— Да, — с удовольствием подтвердила узница, гибко присаживаясь на койку. — И синенький гэдээровкий паспорт мне очень нравится! Главное, что фамилия полностью — Хелена фон Ливен. Звучит! В принципе, меня тянуло сюда, в Россию, но вы же такие недоверчивые, такие подозрительные! Простой американке очень сложно получить советский паспорт…

— Простой? — усмехнулся генлейт, бросая острый взгляд. — Простой сотруднице ЦРУ?

— Я больше не служу в Лэнгли, — с достоинством ответила Елена. — Знаю, что вы скажете — дескать, бывших разведчиков не бывает, систему покинуть нелегко, практически невозможно. Верно, но выход есть — надо найти покровителя от другой системы. Я нашла такого. Нет-нет, это не Штази, хотя тамошние «шпицели» по-всякому меня обхаживали. М-м… Я скажу, кого имею в виду, но чуть позже. Хорошо?

— Хорошо, — буркнул Иванов, чувствуя, как умягчается жесткая воля, и перебрал «корочки». — А свидетельство пилота у вас откуда?

— О, это раньше еще! На «Ка-26» я летала в ФРГ, на базе «Рамштайн», а в ГДР сдала экзамены в летной школе, в Карл-Маркс-Штадте. Ну и, спасибо СЭВ! — развела руки агентесса. — Устроилась здесь, у вас, работаю в Московской вертолетной станции — это на Ленинградском проспекте, где аэровокзал. Вожу пассажиров на «воздушном такси»! Чаще всего, в Шереметьево или Внуково — так быстрее, всего пятнадцать минут полета. И раза в четыре дешевле, чем на такси! Билет рубль пятьдесят стоит.

— И Мензис Клегг оформил коллективную заявку… — генерал-лейтенант поправил очки.

— Совершенно верно! Только не Клегг, а Чанг — по паспорту Азамата… М-м… Не помню, какая-то казахская фамилия. Или киргизская. Оплатил, получил квитанцию… — Елена задумалась. — Да, я еще тогда поняла, что тут что-то нечисто. И упросила диспетчера передать заявку мне. С виду всё нормально — шестеро приятелей-бурильщиков вернулись из экспедиции, решили отдохнуть на природе. Ну, и шикануть, по обычаю. Хотя, думаю, для геологов вертолет как раз привычен. Но Джерри Чанга я узнала сразу. Обычный бандос из Гонконга, возил наркоту на своей джонке с мощной подвесной «Ямахой». Даже, говорят, припахивал на мадам Вонг! Цэрэушники прижали его в Сайгоне. Вербанули, а Чанг и не против…

— Вы узнали Чанга, и…?

— И ничего, — немного театрально понурилась Фон Ливен. — Да и что мне было делать? Может, Джерри тоже перековался! Мало ли… Меня даже не смутил адрес, куда надо было подать вертолет! Ну, думаю, раз бухгалтерия на станции приняла заказ, значит, всё, как положено. И уже на подлете, когда разглядела сверху колючую проволоку, поняла, куда иду на посадку. А что мне было делать? Обратно улетать?

Иванов усмехнулся. Хотел выразить иронию, но губы смялись в нечто вялое.

— Короче говоря, — забурчал он, недовольный собою, — вы чисты и непорочны…

— Ага! — сверкнула зубками Елена.

— …И мне остается лишь извиниться перед вами за недоразумение.

— А тут совершенно не за что извиняться! — живо воспротивилась женщина. — Я провела замечательный уикенд! Наедине с вами… Беседуя на вечные темы добра и зла…

— Хватит с меня этих амурных бредней! — малость осерчал генерал-лейтенант.

— Ничего не хватит! — воскликнула Елена. — Вы мне действительно нравитесь, Борис! Что вы на меня смотрите, как Ленин на мировую буржуазию? Или в вас по инструкции запрещено влюбляться?

Иванов побурел.

— Елена… — выдавил он, капитулируя. — Я на тридцать лет старше вас, и…

— И что? — победительно улыбнулась Фон Ливен. — Борис, я давно уже не молоденькая дурочка с ветром в голове. Мне и рожать-то поздно. Да и ладно, обойдусь без сомнительного счастья таскаться с брюхом наперевес! Но лишать меня простого женского счастья не вправе никто, даже КГБ!

Смешавшись, Борис Семенович подумал с тоской, что, кажется, угодил в «медовую ловушку». Лихорадочно ища выход, он с радостью вцепился за оброненное слово.

— Вы мне что-то хотели рассказать о… другой системе, — ворчливо напомнил он, отводя глаза, а то бесстыжий взгляд раз за разом касался высокой груди Елены.

— А, ну да. Только… Это не для записи — и строго между нами.

— Тут нет прослушки, — буркнул Иванов.

Женщина кивнула, принимая его слова на веру.

— Просто, понимаете, как только они узнают, что я выдала тайну, меня обязательно убьют, — глаза напротив смотрели очень серьезно.

— Кто — они?

— Борис, вы знаете, кто такой «координатор»?

— Все же не «координаторы»? — пробормотал генлейт, ловя момент напряга.

— Нет, — мотнула хвостом Елена. — Он один. И как король восседает над вассалами — всеми этими Рокфеллерами, Ротшильдами и прочими Скруджами Макдаками. Впрочем, как именно эта система работает, точно неизвестно, но она всех устраивает. Король отдает ЦэУ, герцоги с маркизами лопаются от жира, а мелкие буржуа, вроде президентов, четко исполняют приказы, спущенные сверху. Ну, на то она и исполнительная власть… — женщина помолчала. — Координатор немногим старше вас, его зовут Сэдрик Уиллет. Он проживает в поместье Эшхаус, в Западном Сассексе. От его усадьбы километров девяносто до Лондона, и километров сорок до Брайтона. Только учтите: туда хоть полк ликвидаторов высади, толку не будет — в Эшхаусе настоящий укрепрайон, за ним круглые сутки наблюдают с трех спутников. Чаще всего Уиллет находится в Зеленой гостиной — это крайняя комната восточного крыла. Там у него кабинет, оттуда «координатор» вершит свою власть — шлет приказы или посланников…

Коротко вздохнув, фон Ливен смолкла, перебирая в мыслях деяния Уиллета. Это он поднес спичку, чтобы заполыхала война во Вьетнаме. Лишь затем, чтобы досадить конкуренту на Востоке, оспаривавшему титул Властелина Мира. Французы не справились, нашлем янки. Но и те потерпели фиаско, ибо в борьбу вступил Советский Союз, непонятный и непобедимый монстр, владыка Севера.

Кеннеди пошел на сотрудничество с СССР и замыслил недоброе против «священной коровы» — Федеральной резервной системы? Из Эшхауса шлют указ: убить. «Будет исполнено!» — вытянулись во фрунт слуги в черном.

Пристрелили непослушного президента, за год ликвидировали более полусотни свидетелей, включая сенатора Роберта Кеннеди, а беззубо лепечущей комиссии Уоррена поручили вдалбливать в людские головы тщательно продуманную легенду.

Ликвидации Альенде, Лумумбы, Джумблата, Асанумы тянули за собой темные шлейфы, черные полосы в судьбах народов, но Уиллета куда сильнее волновали перетоки триллионов долларов, франков, фунтов, марок, их слияния — и впадения в сейфы банков на Манхэттене, да в Сити.

Не жалко, в общем.

Если русские приговорят владыку Запада к смертной казни, это станет актом воздаяния. И освобождения — для нее лично…

— Вы свободны, Елена Владимировна, — проворчал Иванов.

— У-у… — надула губки Фон Ливен. — А что так официально? Борис… — она игриво заулыбалась. — А назначьте мне свидание!

Вечер того же дня

Московская область, Малаховка

Больше года я не заезжал на дачу. И не из-за тягостных воспоминаний, просто некогда было. Весь в трудах, аки пчела.

А Миша-2 «отпросился» туда на выходные. Да и не он один покинул НИИ Времени. Объект «В» опустел — все, считай, ринулись домой. Сняли осаду, прорвали блокаду…

Агенты мирового империализма сидели по одиночкам и давали показания, а закулисные прохиндеи морщили лбы в потугах черных мыслей — как бы еще напакостить первому в мире государству рабочих и крестьян…

К знакомому дому я подъехал на «Волге» Котова — «Ижа» я сдал напрокат своему двойнику.

Вот, тоже беда — как обращаться? Двойник, Миша-2… Словесные выверты лишь раздражали. Ведь он — это я! Мне что, самого себя нумеровать? Мы ведь не близнецы даже, а один и тот же человек — в двух особях. Одинокие люди частенько разговаривают с собой, но это скорее игра воображения. А вот у нас с ним всё всерьез.

Я невесело хмыкнул, глуша мотор и вылезая из теплой машины. С ним, главное… Ишь, извернулся…

А вечер просто замечательный. Тихий такой, прозрачная синь застыла морозными сумерками. Скоро месяц выберется из-за черного леса, высеребрит всё, четких, резких теней нарежет.

В такой-то час краше всего камин растопить, да устроиться поближе к огню. Сначала глинтвейну горяченького хлебнуть… Нет, не хочу спиртного, не люблю, когда муть в голове. Ладно, тогда кружка какао в руки — и пальцы согреешь, и захолонувшее нутро.

А ужин, банька — это потом, оттаешь когда…

По расчищенной дорожке я прошел к дому, и основательно потопал в сенях, предупреждая о себе. Дверь тут же отворилась, и мой… как бы мой голос снисходительно обронил:

— Да заходи уж…

— Гарины всегда славились гостеприимством! — зафыркал я, переступая порог.

— Не разувайся, пол холодный. Пока протопится…

Согласно кивнув, я плюхнулся в мякоть дивана, а я-он устроился напротив, в развалистом кресле, внимательно и чуть печально глядя на меня, иногда подпуская к губам скользящую улыбку.