Ревизор: возвращение в СССР

Глава 24

Четверг, 18.02.71 г. Торговая база. У кабинета Цушко.

Мы с Васей стояли у кабинета и трещали ни о чём, как и положено молодым людям, жизнь которых ещё не отягощена суровыми житейскими буднями.

К нам вышла Настя.

— Позавтракать сегодня не успела, — пожаловалась она. — Гостиничный номер оказался такой холодный. Даже пришлось второе одеяло идти просить. Столовки рядом нет. Как я здесь ещё два дня проживу?

— А что, разве заведующий вам поляну не накрывает? — ехидно спросил я.

— Слушай, — тихо сказала она, — обычно с нами носятся, как с писаной торбой все дни ревизии. И обеды, и ужины в хороших местах. Но вчера Израйлич отказался на обед к вашему идти. И на ужин тоже.

Вид у неё был обиженный, взгляд голодный.

Интересно, что затеял глава проверки? Не верю я, что он такой принципиальный именно в нашем случае, раз уж раньше ходил на все эти «банкеты» во время других ревизий. Нет, мой опыт говорил мне о другом — готов побиться об заклад, что Израйлич себе цену набивает. Запугивает Цушко, чтобы тот ему взятку размером побольше предложил. А то как это — проверка не захотела с ним отобедать да отужинать? Беда просто! Что это они замыслили?

— Да. Красавицу жизнь к такому не готовила, — рассмеялся я. — Что, Вась, делать будем? Чем мадемуазель кормить?

— Чай сейчас организуем, — спохватился Вася и скрылся за стеллажами.

Цушко с Никифоровной и проверяющие обсуждали что-то. Я подошёл к ним и, выбрав момент, спросил:

— Богдан Адамович, можно у вас баранок немного взять? — вежливо попросил я. — А то девушка позавтракать не успела.

Цушко взглянул на меня зло, ничего не ответил, только рукой отмахнулся. Я решил, что молчание знак согласия. И не будет же он при всех женщине в куске хлеба отказывать.

Я взял весь кулёк с баранками, вышел из кабинета и отдал кулёк Насте. Она с благодарностью взяла его и сразу с голодухи засунула одну баранку в рот.

Через несколько минут подоспел Вася с чашкой горячего чая. Наконец, совещание у наших начальников закончилось и все вышли из кабинета.

— Гаврилина, ну что ты всякую гадость в рот тащишь? — возмущённо спросил Настю глава проверяющей комиссии, увидев её жующую и с кульком баранок в руках.

— Какую ещё гадость? — не понял я.

— Баранки эти ваши. По ним же мыши бегали.

У Насти округлились глаза и на лице появилась гримаса отвращения. Я не сообразил сразу, как её успокоить. Не мог же я ей сказать, что это не мыши, а я в кабинете у Цушко напакостил.

— Они кипятком уже продезифицирваны, — разрядил обстановку Вася.

— Не переживай, — нашёлся и я, — баранки не погрызены и не запачканы. Так что, мыши до них не добрались.

Настя успокоилась. Мы возобновили проверку в тех же парах, что и вчера.

Все разошлись по своим участкам, и мы с Настей остались одни.

— Ты знаешь, а я поговорила вчера с Израйличем, — вдруг сказала она.

— По поводу? — спросил я, теряясь в догадках.

— Про нашу систему контроля. То, что мы с дорогих товаров всегда проверять начинаем, а дешёвые товары постольку-поскольку.

— Правда? — заинтересовался я. — И он что?

— Сказал, что я зрю в корень.

— И всё?

— И всё.

— Ну, это он тебя похвалил так, — подбодрил я её, — наверное.

— Надеюсь. Ладно, давай работать.

Мы занялись рутинной работой. Как и вчера я снимал ей ящики, вскрывал, она пересчитывала содержимое, оценивая соответствие товара заявленному на упаковке чисто визуально. Даже не вытаскивала банки, она вообще их в руки не брала. Хотя бы выборочно. Мне очень хотелось обратить её внимание на это обстоятельство. Но я не стал развивать эту тему, рассудив, что если бы это кому-то надо было, то прислали бы не три человека на такую базу, а высадили бы целый десант и пересчитали бы здесь всё до последней крупинки.

К полудню, уже изрядно напрыгавшись, я подошёл к заведующему и Эдуарду Израилевичу и напомнил, что я сейчас к врачу, что, может, чуть-чуть опоздаю с обеда.

— Одна нога здесь, другая там, — строго ответил мне Цушко.

Я кивнул и поспешил в больницу.

Погода стояла прекрасная. Яркое солнце, редкие облака. Ещё немного и весна.

Я довольно быстро добрался до больницы. В вестибюле болталось несколько больных в полосатых пижамах. Я направился сразу в приёмный. Постучавшись и не дожидаясь ответа, я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В приёмном я увидел сидящих за столом друг напротив друга Марину Карпову и Демьяна Герасимовича.

— О, привет, — обернувшись, увидела меня Марина.

— Здрасте. Можно? — я вошёл, не дожидаясь разрешения.

— Нашёл свой свёрток? — спросила, улыбаясь, Марина.

— Нашёл. Я его у ваших соседей бросил с перепугу, когда Винтика первый раз увидел.

— Да, Винтик, он такой, — ответила, усмехаясь, Марина.

— Демьян Герасимович, мне бы справку в школу, — жалобно попросил я. — А то завтра на занятия не пустят.

— А как Ваше самочувствие, молодой человек? — поинтересовался Демьян, разглядывая меня хитро прищуриваясь. — Есть какие–нибудь жалобы?

— Есть, Демьян Герасимович. Времени катастрофически не хватает, — поделился я наболевшим. — Целый день как белка в колесе и никуда не успеваю.

— Это куда же Вы не успеваете? — заинтересовался врач.

— Да, хоть бы, на стрелковые курсы. На вождение тоже. С парашютом хотел прыгнуть, но об этом даже не заикаюсь, пока. С девчонками в кино сходить некогда. Да, что там кино? В баню никак не дойду.

— Ну, на баню время не найти, это постараться надо, — рассмеялась Марина.

— Ну согласен. Это я приоритеты неправильно расставил. Исправлюсь.

— Это чем же Вы так заняты каждый день? — спросил меня Демьян Герасимович.

— Школа, подработка, общественные дела.

— Что за общественные дела?

— В поход идём с ночёвкой в эту субботу-воскресенье, — гордо объявил я.

Доктора рассмеялись.

— Ладно, напишу я тебе справку, — пообещал Демьян. — Погуляй минут пять.

— Конечно. А мне сказали одноклассник мой в больницу попал, Миша Кузнецов. К нему можно?

— Можно, — ответила Марина. — Он в хирургии, в той же палате, что и ты лежал.

— Спасибо, — я поспешил выйти из приёмного.

Знакомым маршрутом я быстро дошёл до своей бывшей палаты. Там я, честно сказать, растерялся, так как не сразу признал в жестоко избитом парнишке своего одноклассника. По всей верхней части лица у него растёкся огромный чёрный припухший синяк. Опухшая верхняя губа была зашита несколькими швами и густо замазана зелёнкой. Я догадался, что это он, только потому, что остальные больные в этой палате были взрослыми дядьками.

— Мишка! Это ты? — не мог я поверить своим глазам. — Как же тебя угораздило!

— Привет, — не шевеля губами сказал он, протягивая мне руку.

— О, да, здорово, — спохватился я. — Наши все передают тебе привет. Как ты?

— Нормально.

— Нос сломан? Или обошлось.

— Сказали, горбинка останется.

— Шрамы украшают мужчину, — попытался пошутить я.

Разговор не клеился.

— Мы в субботу в поход собираемся с ночёвкой, — вспомнил я.

— Опять Полянский водяры с собой наберёт, — хмыкнул Мишка.

— Поход, это же как рыбалка, — поддержал тему я. — Куда же без водяры? Главное, чтобы его нести не пришлось.

— Бросьте его в лесу, если сам идти не сможет, — сказал серьёзно Мишка.

— Какой ты кровожадный, — усмехнулся я. — Тебе надо что-нибудь? Ты говори, я ещё приду.

— Дядьку моего можешь убить? — зло процедил Мишка.

— Ты не спеши его убивать, — воспринял я всерьёз его слова. — Мне тут мать с бабкой рассказали, как у вас тогда всё получилось. Если бы не дядька твоего отца порешил, то отец бы вас всех. И мать твою, и вас, детей малых. Говорят, дурной батя твой был, как выпьет, так за ружьё всё хватался. Ты сам-то ничего не помнишь, как вы тогда жили?

— Почему не помню, помню, — задумался Мишка.

— И что?

— Ну, не очень весело было.

— И всё? — удивился я. — Мать у тебя героиня, если у тебя после такого детства в памяти осталось только «не очень весело».

Мишка удивлённо взглянул на меня.

— Причём тут мать? — спросил он.

— Говорят, как батя твой гулял, так вся улица каждый раз на ушах стояла. А ваша мать, получается, принимала на себя все неприятности семейной жизни. Вас, детей своих, ограждала от неприятностей. Сколько лет твой дядька отсидел?

— Восемь.

— Нам сейчас шестнадцать. Значит, когда всё случилось, тебе уже восемь лет было, взрослый уже был, всё помнить должен. А ты ничего плохого не помнишь. Значит, что?

— Что?

— Оберегали тебя взрослые от своих проблем.

— Может быть, — задумчиво проговорил Мишка. — Как в доме какой скандал, мать или дядька нас сразу к соседям оттаскивали. Там у них бабушка Зоя была, так она нам с Кирой всё сказки читала и Ляльку нянчила.

— Вот. И получается, — подвёл итог я, — что дядька вас тогда защитил от вашего буйного папаши. А в итоге, восемь лет за это отсидел. Сейчас он вышел, молодой ещё мужик, а все на него смотрят косо, ни жениться нормально, ни на работу приличную с судимостью не устроиться.

Мишка молча сидел, опустив глаза в пол. Юношеский максимализм не позволял ему признать, что у каждой медали, как минимум, две стороны.

— Мне надо бежать, — сказал я, подавая Мишке руку на прощанье. — Выздоравливай. Я зайду ещё как-нибудь.

Он встал, провожая меня. Молча пожал руку. Я слегка загрузил его сегодня. Ну, пусть поразмышляет. Жизнь сложная штука.

Надо было бежать на базу. Пообедать я не успел. Надеюсь, Настя не успела все баранки схомячить.

Я уже выходил из больницы, как услышал сзади:

— Ивлев, ты куда собрался?!

Я оглянулся. В дверях приёмного стояла Марина Карпова.

Блин, я же справку в школу забыл взять.

Я трусцой пустился к Марине.

— Я под таким впечатлением от вида бедного Мишки, что забыл про справку, — воскликнул я, изображая растерянного подростка. А то сейчас передумают меня выписывать.

— На, держи свою справку, — подала мне неказистую записку Марина. Ну, какая есть, главное, печать доктора стоит и ещё какой-то слабо читаемый треугольный штамп.

Я искренне поблагодарил Марину и попрощался.

На базу я с обеда, всё-таки, немного опоздал, хотя часть пути реально бежал, насколько хватило дыхалки.

Я с ходу присоединился к Насте и, когда вскоре мимо прошли Цушко с главным контролером, я с умным видом изображал кипучую деятельность, типа, я минут пятнадцать уже как на месте.

До конца дня мы медленно, но уверенно добрались до рублёвых товаров. Мы порядком устали и присели на стеллажи передохнуть. Я взял у Насти из рук список. До его конца оставалось ещё полторы страницы.

— Теоретически, мы могли бы за завтра проверить всё, что осталось. — сказал я, разглядывая оставшиеся позиции. — Но всё это не имеет никакого смысла.

— Здрасте. Это ещё почему? — с возмущением спросила Настя.

— Потому, что часть товара в мешках. А мешки мы не вскрываем, содержимое их не проверяем и не взвешиваем.

— А зачем их вскрывать и взвешивать? — недоумённо спросила она. — На этикетках же всё написано.

— Что мешает переклеить этикетки, или поменять их местами? Например, рис и перловку наощупь через мешок не различишь. Поменять этикетки местами и считайте свои мешки хоть усчитайся. Главное, крупы подороже сходятся. А до перловки черёд, может, и вообще никогда не дойдёт.