Без Отечества…

Глава 12. Фермопилы Героя

Развернув зашуршавшую газету, ещё пахнущую типографской краской, нетерпеливо пролистываю страницы. Парад, историческая речь Пуанкаре, наши доблестные союзники…

— А! Вот и я! — цепляюсь глазами за текст в самом низу разворота.

— Четвёртая полоса? — констатирует Анна, заглядывая через плечо. Шёлковая прядка её волос, выбившаяся из причёски, щекочет мне ухо и пробуждает желание понежничать, которое, признаться, давлю не без труда, — Это успех!

— Так-то да… — с толикой сомнения говорю я, не желая спорить. Права она, права… без сомнения права! Статья, хоть бы самая маленькая, в значимой, пусть даже региональной газете, это и правда — достижение.

Меня посчитали достаточно интересным, чтобы написать (почти без правок!) небольшой материал. При наличии столь значимых информационных поводов, это, чёрт подери, нешуточный повод для гордости! Вот только гложут сомнения, а запомнит ли меня обыватель?

На фоне «Исторической речи», прошедшего в Страсбурге парада, «наших славных союзников», уже подписанных договоров и продолжающейся делёжки Мира я могу потеряться в этом побулькивающем ведьминском вареве. Так… щепотка перца, придающая блюду пикантную остроту. Необязательная пряность.

По-видимому, поняв мои сомнения, Анна, зашуршав газетными листами, быстро нашла заметку обо мне в другой газете, а потом ещё, и ещё… Справедливости ради, все они были на последних листах, а кое-где и в отделе «Курьёзы».

«Ле Фигаро», правда, напечатал меня аж на второй странице, но с такими комментариями и карикатурами, что я не уверен, а к лучшему ли? На выпады в свою сторону я нисколько не обижаюсь…

… хотя кого я обманываю! Неприятно, чёрт подери! Вроде как и стою за свободу прессы, но когда пишут не просто оскорбительные гадости, а изрядно притом перевирают суть произошедшего, хочется сунуть кулаком в рыло!

С другой стороны… это же «Ле Фигаро», одна из самых массовых газет Франции! Замолчать случившееся будет не то чтобы вовсе невозможно, но как минимум проблематично.

— Вот ещё… — включилась в процесс Валери, подсовывая мне очередную газету с заметкой.

— Благодарю… — касаюсь её руки. Засмеявшись, девушка наклонилась и мимолётно поцеловала меня в губы, после чего, присев справа на подлокотник кресла, приобняла меня за плечи.

Анна, выразительно закатив глаза и сделав было шаг в сторону, усмехнулась и последовала примеру подруги. С некоторых пор у них что-то вроде соперничества, что как по мне — очень странно, если учитывать, что Анна по-прежнему скорее девушка Валери, нежели моя. Ну да женская психология… к чёрту!

Даниэль, хмыкнув еле заметно, промолчал, принявшись раскуривать сигару. Он, разумеется, прекрасно осведомлён о нашей жизни втроём, да и не скроешь такие вещи от наблюдательных парижан — при всём желании. А уж когда это и не скрывается…

… чудо, что французской прессе эта сторона моей жизни пока неинтересна. Быть может, разумеется, информация не просочилась пока ещё за пределы близкого круга… но это уже фантастика!

Стук в дверь прервал мои размышления. Пыхнув сигарой и выразительно посмотрев на вскочивших девушек, Даниэль пошёл к двери.

Врач с медсестрой, фотограф, секунданты… номер быстро заполнился народом и началась та суета, без которой я предпочёл бы обойтись. Все вошедшие громко говорят, все курят и все, решительно все (!) считают своим долгом высказать своё мнение по тому или иному поводу.

Предстоящий бой, моя речь, как я должен держаться на публике, и кому, собственно, должен…

… и выходит так, что решительно всем!

От меня требуется внимать, кивать и разумеется — следовать их мудрым советам. Киваю, да…

… но разумеется, не слушаю! Это всё так… персонажи, я бы даже сказал — проходные. Я, честно говоря, даже не пытаюсь их запоминать.

Укладываю в голове, кто есть кто, ну и кратенькое досье, это у меня давно на автомате выходит, с Сухаревки ещё. А так, чтоб всерьёз… да к чёрту! Потом, если будем сотрудничать или как-то пересекаться всерьёз, быть может, а пока оно и ни к чему.

Месье Кольбер снял бинты, и хмурясь, осмотрел раненое плечо, многозначительно переглядываясь с фрекен Бок.

Воспаление, начавшееся было после часа без медицинской помощи у жандармов, пошло на спад, однако же рана выглядит не слишком хорошо. Рваное поверхностное ранение, отягощённое ушибом и расплывающимся синяком, обещает проблемы. В другое время я бы не подумал выйти на ринг, но сейчас, чёрт дери, надо!

… впрочем, от этого не легче.

Фотограф, возбуждённо сопя и кружа вокруг, как акула при виде жертвы, слепит глаза вспышкой, делая десятки снимков. Он, говорят, хороший профессионал, но здесь и сейчас, признаться, чертовски раздражает!

Анна, дотоле не видевшая ранения воочию, в шоке открывает глаза — широко-широко… Заметив, что я смотрю на неё, улыбается сквозь выступившие слёзы, но молчит… за что я ей очень благодарен.

Валери, машинально отмечаю я, ведёт себя заметно спокойней, от чего с одной стороны я чувствую облегчение (ещё девичьей истерики мне не хватало!), а с другой — почему-то немного обидно.

— Встаньте на свету, у окна, — бурчит Кольбер, набирая в шприц раствор кокаина. Да-да… это законно!

Не без трепета ощущаю укол иглы… Обычное, чёрт его дери, обезболивающее в этом времени!

При таком применении оно, как говорят, даёт неплохой обезболивающий эффект, и если не перестараться с дозировкой, несколько подстёгивает рефлексы…

… и снова — да! Это, чёрт подери, законно! Понятия «допинга» пока нет, хотя сам допинг — есть!

Велосипедисты на «Тур де Франс», не скрываясь, делают себе уколы морфина для бодрости, да и прочие не отстают. Холмс, который «для ясности сознания» делал себе уколы морфия, написан совсем недавно.

Обколов плечо, врач вопросительно смотрит на меня. Осторожно двигаю рукой… а ничего так! В смысле — ничего не чувствую.

— Всё хорошо, месье Кольбер, — подтверждаю результат, — болезненных ощущений нет.

Удовлетворённо кивнув, медик обкалывает мне бок. Собственно, под слоем мази он и так не болит, но бой есть бой, и мне, в чём я нисколько не сомневаюсь, будут прилетать удары по рёбрам.

— Пресса, — негромко говорит юрист, выслушав постучавшегося охранника, — впускать?

Подумав чуть, киваю. Даниэль в этой кухне понимает много больше меня, так что если бы это был представитель недружественной прессы, он бы просто завернул репортёра назад, не отвлекая меня.

— Месье Пыжофф! — с порога улыбается щекастый немолодой мужчина, отчаянно потный и при всём притом не вызывающий отторжения, — Очень, очень рады, что вы…

«— Рады? Ах да, трое… Ну что ж, не страшно!»

Губы тем временем сами раздвигаются с несколько вымученной улыбке.

— Рад видеть вас, месье, — делаю шаг навстречу — как есть, в пересечении шрамов, и протягиваю руку. Старательно делаю вид, что не замечаю прикипевших ко мне взглядов — я, чёрт подери, отыгрываю роль!

Достаточно противно, к слову. Я так-то не люблю быть в центре внимания, а сейчас и подавно. Но что делать, чёрт подери… это реальный шанс заявить даже не о себе, а о ситуации в целом. Заявить, и главное, быть выслушанным, услышанным!

— Простите, месье, время! — чуть смущённо улыбаюсь я, и репортёры едва заметно расстраиваются, — Хотя…

Делаю вид, что задумываюсь и вопросительно гляжу на Даниэля. Ну же, ну… подыграй!

— Не сомневайся, — солидно кивает тот, пыхая сигарой, — отменные профессионалы! Собственно, с другими и не работаем.

На лицах журналистов смутная, но яростная надежда на Чудо, и я не разочаровываю их.

— Быть может, вы захотите пойти с нами? — предлагаю я, — Увидеть всё не со стороны, а изнутри, как часть команды?

… и меня буквально завалило благодарностями!

— Вы нисколько ни пожалеете, месье, будьте уверены! — трясёт мне руку щекастый Робер, улыбаясь так отчаянно, что кажется — ещё чуть, и треснут щёки. Остальные кивают и всячески поддакивают — ещё бы, такая удача!

Номер покидали по всем правилам спортивного шоу-бизнеса… Суровые телохранители, секунданты, месье Кольбер с саквояжем, и все представители союзников, желающие засветиться в мероприятии. Изрядная вышла толпа!

— Вынужденная мера, господа, — слышу объяснения Даниэля уже в коридоре, — Два покушения, сами понимаете! А теперь, когда он…

Выдохнув, стараюсь отрешиться от всего земного, разминаясь на ходу.

Наш выход (что и было запланировано!) привлёк внимание, и достаточно быстро мы увязли в толпе, передвигаясь со скоростью улитки. Ещё до турнира я считался достаточно интересным бойцом, что подогревалось скорее скандальной славой, нежели упованием на мои бойцовские качества.

Одна часть публики, возмущённая «ненадлежащим» поведением, ждёт, что меня размажут на ринге, притом непременно показательно и кроваво. Это, собственно, и не скрывается…

— Вали обратно в Россию, русский ублюдок! Тебе здесь не рады! — из раззявленных пастей с нечастыми зубами летит слюна и ненависть.

— Русские — вон из Франции! Русские — вон из Франции! — скандируют националисты, развернувшие транспаранты с лозунгами.

— Русские отнимают работу у французов! Русские предатели — вон из страны!

… и свист, огрызки яблок, плевки. Бесноватых немного, но не так уж и мало! Всё больше националистически настроенная молодёжь, которой кажется, что решительно все проблемы — от экономики до нежелания девушек знакомиться с ними, исключительно из-за мигрантов.

Власти, хотя и не всегда напрямую поддерживают такие мысли, потому что, чёрт подери, это удобно! Не война виновата, не собственные провалы в экономике и внутренней политике, а понаехавшие чужаки. Ату их, ату! Ату меня! В капюшон халата, надвинутый так низко, как это вообще возможно, влетает огрызок яблока или какая-то другая дрянь.

Другая часть собравшихся хочет не только и даже не столько победы, сколько продолжения скандала. По разным причинам.

— Надери канадцу жопу, русский! — почти прорвавшись через оцепление, орёт худой, носатый француз, повиснув на руках охраны, — Я на тебя деньги поставил, ты слышишь?! Ты обязан…

— Свободу России! Смерть тиранам! — орут с крыши французские студенты. Они, со всей юношеской горячностью, готовы нести Демократию соседям, пусть даже и на штыках!

Страсбург переполнен мужчинами и тестостероном, разогрет вином и демонстрацией военной мощи. Искры достаточно, чтобы полыхнуло!

А тут — кубок по боксу международного уровня. Впервые, чёрт подери, после многолетнего перерыва! С хлебом пока плохо, но зрелища — вот они, вот!

Накал страстей, наверное, можно сравнить только с футбольным чемпионатом, да и то не каждым. Эмоции через края!

Знаю прекрасно, что я не главная звезда этого шоу. Слава у меня скандальная, с запахом крови и привкусом скабрезности.

Поднимаюсь по деревянным ступеням, едва заметно прогибающимся под моим невеликим весом, к рингу, установленному на высоком помосте.

— Не торопись, — даёт последние наставления Даниэль, озабоченно поглядывая на небо, где как раз разошлись облака, и яростное летней солнце залило площадь беспощадным светом. Это весьма символично и аллегорично, но до чего же, чёрт подери, неудобно! — работай от контратаки.