Линкор «Альбион»

Глава 38

- Я и не знал, что это такое…, - молодой человек удивлённо смотрел то в свою тарелку, то на Зою, – такое вкусное блюдо.

- Да, и вправду, – соглашалась с ним дева. Она-то знала, как это вкусно, но не могла сказать ему об этом сразу.

- «Сме-тан-на» - смесь сливочного масла и прокисших сливок, – повторил он слова официанта, набирая на вилку немного картофельного пюре и сметанного соуса с кусочком мяса. – Но я хочу спросить…

Зоя, отпив вина поинтерсовалась:

- Да, что вы хотели узнать, герр Ройке?

- В чём же проблема? Почему вам нужна моя помощь? Неужели вы не можете прийти в тот дом, где работает тот слуга Джеймс, и спросить о нём?

- Мне нельзя подходить к тому дому, - ответила она, делая ударение на слове «тому».

- Да, и мне опять «пока рано знать» почему? – с улыбкой догадался молодой человек.

- Пока рано, - кивала Зоя. Но она как раз была серьёзна.

- Прекрасно, тогда я сам пойду и спрошу, можно ли мне видеть Джеймса. А когда он выйдет, я скажу, что вы хотите его видеть, – предложил Генрих.

«Ах, дорогой мой, если бы всё было так просто… Боюсь, если ты подойдёшь ко дворцу Холодной и спросишь кого-то из её челяди, тебя, наверное, пригласят войти внутрь, после чего ты, скорее всего, уже оттуда не выйдешь. А мне придётся бежать из города. Да и старику Джеймсу тоже не поздоровится». Для юной девушки всё это было ясно как божий день, а вот Генрих не понимал, о чём говорил. И её задача была объяснить ему, что нужно делать, при этом не вдаваясь в подробности. К тому же Зоя постепенно начинала проникаться симпатией к этому молодому человеку. А посему нужно было всё устроить так, чтобы и ему не угрожала опасность. Вот только как? Об этом она думала весь вечер, ещё с тех самых пор, как села в его электроколяску.

- Нет, - наконец произнесла девушка. – Вам тоже нежелательно туда ходить. Вас обязательно спросят, зачем вам Джеймс, и вы начнёте придумывать, и вашу ложь сразу раскусят, – она не стала говорить, что с ним будет, когда его уличат во лжи. А просто закончила: – Нужно что-то придумать. Например, встретить его, когда он выходит на улицу.

- А как часто он выходит на улицу? – резонно интересовался Ройке.

- Не имею ни малейшего представления. – Зоя пожала плечами.

Тут Генрих почему-то стал улыбаться, как будто она пошутила, и тогда дева спросила:

- Что смешного? Почему вы улыбаетесь?

- Просто вы так интересно говорите?

- Как? Что интересного я сказала? – удивлялась девушка.

- Ну, ни мои сёстры, ни их глупые подруги никогда не скажут: «Не имею ни малейшего представления», они скажут что-нибудь типа «ой, сие мне не известно». Или «Откуда же мне про то знать?».

Он говорил эти фразы, пытаясь придать им тон немного жеманный, женственный, – видимо, изображая своих сестёр и их подруг.

Зоя, конечно, посмеялась, так как делал он это забавно, но, с другой стороны, и призадумалась. Возможно, её язык был…

- Вы говорите слишком… литературно, - закончил её мысль Ройке. – Я давно понял, почему вы такая интересная. У меня создаётся впечатление, что вы многое знаете, многое умеете.

Эту тему нужно было прервать, развитие её привело бы к лишним, ненужным и очень несвоевременным вопросам, и поэтому Зоя кокетливо посмеялась, по-простецки махнула на него рукой:

- Ой, да будет вам…, - она увидала, что он уже доел всё, что было в тарелке, и спросила, переводя тему: – Кажется, вам это блюдо пришлось по душе?

- Признаться, да, это очень необычно и вкусно, - отвечал он.

- Тогда разлейте последнее вино и позовите официанта. Пока он принесёт счёт, мы допьём вино.

Так они и сделали. Потом, когда официант принёс счёт, Генрих изучив его, попытался заплатить, но Зоя настояла и заплатила сама, и Ройке нехотя согласился.

Вечер, переходящий в ночь, был великолепен, небо было усыпано звёздами, тонкий месяц сиял, фонари отражались в воде, музыка, богатая публика в ресторанах и на мостовой, кое-где люди даже танцевали, и Зоя, усаживаясь в экипаж, была в прекрасном настроении и чуточку пьяна от рейнского; тем не менее, дева не забывала, зачем она тут. И когда Генрих захлопнул за нею дверцу, она спросила:

- Герр Ройке, а когда вам нужно вернуть этот экипаж в мастерскую?

- О, батареи зарядятся за четыре часа полностью, работа мастерских начинается с семи, да и то начальник придёт не раньше восьми, так что до трёх часов коляска в нашем… в вашем распоряжении, фройляйн Гертруда.

- Ну, в таком случае, поедемте дальше по берегу озера, – предложила девушка.

- Прекрасная мысль, нет ничего лучше, чем прокатиться по набережной после ужина, – согласился её техник-водитель.

И почти бесшумно, на своих каучуковых шинах, экипаж покатил дальше по набережной.

Приятный лёгкий ветерок с озера чуть колыхал её вуаль, когда они свернули на Юнгфернштиг. Тут музыки и публики было поменьше, чем в том месте, откуда они приехали, зато великолепные дворцы один за другим тянулись вдоль всей набережной. Вся лёгкость вечера моментально испарилась, едва Зоя стала узнавать эти места. И немудрено, ей пришлось бежать по улице голой, в полуобморочном состоянии. Нет, никакого стыда она ни тогда, ни сейчас не испытывала; деве отчётливо запомнилось то её состояние: это было всепоглощающее желание выжить, лихорадочный поиск выхода. Она даже плохо помнила, как выбиралась из окна дворца, как пересекала улицу, как спускалась к воде. Всё было как в тумане, и только теперь, глядя на эти освещённые улицы, на сидящих в террасах и прогуливающихся людей, она понимала, что ей удалось уйти чудом. Чудом! И вот только теперь ей стало страшно; она достала из ридикюля флакон духов и, не экономя, стала брызгать на себя. На лиф платья, на подол, на рукава. Она не хотела, чтобы кто-то из тварей Холодной почуял её запах. А потом, спрятав флакон, она произнесла:

- Генрих, остановите экипаж вон там, в тени.

- У той чугунной ограды?

- Да прямо у чугунных ворот.

Это было хорошее место, как раз у самого тёмного здания на улице и как раз у единственного на всей улице разбитого фонаря. Зоя ещё подумала, что фонарь, быть может, разбит тут не случайно. Может, сами жильцы этого дома хотели, чтобы въезд в их двор по ночам не было видно всяким ночным прохожим.

А Ройке поставил коляску поближе к ограде и замер, и тогда дева произнесла:

- Вот в этом доме и служит тот самый Джеймс, с которым мне очень нужно встретиться.

- Хороший домик, - отметил Ройке. – Только почему-то тёмный, все окна в нем зашторены.

Зоя оглядывала дом и думала, позабыв ответить своему водителю. Да так и было, горела всего пара окон, по бокам от дверей, да лампы над парадным входом освещали широкую лестницу. И в этот дом им необходимо было проникнуть, чтобы добраться до старика с бакенбардами. А впрочем, может быть, ей и не понадобится проникать в дом. Может, она найдёт иной путь, чтобы встретиться с Джеймсом.

И тут дева услышала тихий стук, а потом и свист спускаемого клапаном пара, и тут же их коляску осветили сзади лампы подкатившего к ним вплотную большого экипажа. Зоя обернулась и прищурилась от ударившего ей в глаза света; она даже машинально провернула рукоять зонта, освобождая клинок стилета из зажима, дева уже была готова защищаться, а вот Ройке, беззаботный болван, даже не заметил, что к ним подъехала такая махина, он продолжал что-то говорить про дом.

И тут с козел подъехавшего экипажа, донеслось нечто, отдалённо напоминающее человеческую речь в самом убогом её воспроизведении:

- Эй ты, безмозглый ублюдок, какого хрена ты встал у ворот? Что, собрался тут, в тени, натянуть свою шлюху, что ли?

Ройке привстал на своём месте и, держась за руль, оглянулся. Но он ничего не понял из сказанного, и не потому, что все эти грубые слова говорил человек, жутко шамкающий, а потому, что говорилось это на самом отвратном кокни.

- А ну, убирай свою колымагу, недоумок, иначе пожалеешь! – снова заорал с места управления большим экипажем невидимый в темноте человек. – Иначе ты дождёшься, я слезу и вырежу тебе твои причиндалы на хрен, на горе твоей шлюхе.

Зоя не должна была этого делать ни при каких условиях, но она просто не смогла сдержаться – видно, это в ней играло полбутылки рейнского; в общем, она поднялась с дивана и, прикрывая глаза от бьющего в них света, чётко и холодно, на прекрасном английском произнесла:

- Послушайте, мистер, если вы ещё раз разинете свою зловонную пасть, уверяю вас, я найду способ её заткнуть раз и навсегда.

На пару секунд повисло молчание; кажется, до грубияна, управлявшего паровым экипажем, не сразу дошёл смысл сказанного ею, но когда дошёл, он, видно из вежливости, выключил фонари, бившие девушке в лицо, а потом, всё так же шамкая, произнёс:

- Извините, мэм, кажется, я обознался. Просто ваш кучер так поставил колымагу, что нам не проехать.

- А что он хочет? – наконец пришёл в себя удивлённый Ройке. – Вы поняли его, фройляйн Гертруда?

- Он хочет проехать к дому, - отвечала ему девушка, садясь на своё место, - а мы стоим у ворот. Давайте уедем, Генрих.

- А, вот оно что, - молодой человек включил питание и повёл коляску прочь от того дома. – Мне показалось, или я ошибаюсь… Он говорил что-то грубое.

- Ничего особенного, это англичанин, - пытаясь себя успокоить, сказала ему Зоя, - просто у них такая манера речи.

- Странная манера, - скорее самому себе, чем своей спутнице заметил молодой человек, ведя коляску по ночному городу.

Но Зоя не была бы самой собой, если бы вот так вот просто взяла и уехала; она обернулась и пристально вглядывалась назад. И увидела, что в тёмный двор упал свет из открывшейся двери и осветил двор; кто-то, судя по всему, из слуг, выбежал и стал отворять большие и тяжёлые створки ворот. И тогда она повернулась к Ройке и произнесла:

- Генрих, разверните коляску, пожалуйста.

- Что? – он то ли не понял, то ли хотел убедиться, что понял правильно. – Вы хотите развернуться?

- Развернитесь и поедемте в обратную сторону, - тоном скорее приказным, чем просящим произнесла дева.

Может, ему и не очень хотелось возвращаться в самое тёмное место на улице, но спорить он не стал. На ближайшем перекрестке он развернул экипаж и направил его в обратную сторону.

- Остановитесь чуть дальше от того места, где мы стояли, – распорядилась девушка и на всякий случай нащупала в ридикюле свой пистолетик.

Он так и сделал, а не успел он остановиться, как девушка сама раскрыта дверцу и быстро пошла в темноту к воротам. Но не дошла, остановилась под разбитым фонарём и стала смотреть через решётку забора, что происходит во дворе.

А там, в падающем из открытой двери чёрного хода свете, два тёмных силуэта вытаскивали из своей паровой колымаги большой тяжёлый тюк. Нечто было завёрнуто в тряпку, но вдруг из свёртка что-то вывалилось и безвольно повисло.

- Это же… рука! – тихо прошептал Ройке за её спиной.

Она быстро повернулась и приложила палец к его губам: тихо вы!

И снова стала смотреть на происходящее. А тем временем выскочившие из дома слуги помогли втащить тело в дом, а два типа стали вытаскивать из открытой задней двери своего парового экипажа … ещё одно завёрнутое в тряпку тяжёлое тело. И его передали слугам, после чего один из них полез в экипаж, а второй стал закрывать дверь: всё выгрузили.