Лестница в небо

Глава 14

Я стоял на кухне маминой квартиры и мелкими глотками пил кофе, пытаясь чашкой замаскировать трясущиеся руки. В голове билась только одна мысль: вот почему самые грандиозные подлянки нам подкладывают именно близкие люди? Впрочем, сам себе тут же и ответил: потому что те же действия чужих меня бы мало тронули. Что делать, куда бежать, как отговаривать? — все эти вопросы отошли пока на второй план. Конкретно в данный момент я пытался успокоиться, пока опасно дрожащая посуда на полках не начала слетать, а угрожающе мелькнувший сполох на потолке не превратился в нечто более грозное.

А начиналось все совсем неплохо.

Пасху мы в этом году праздновали с размахом, добирая то, что недополучили в прошлые годы. Накануне меня особенно умиляло наблюдать, как некрещеные Ли и Ван старательно раскрашивали яйца и пекли куличи, напевая что-то по-своему. Шаман, заявившийся в гости после командировки, тоже фыркнул на это зрелище, но отнести освятить результаты их труда вызвался сам.

Несколько робких намеков от Полины Зиновьевны и Лины провести праздничную службу и гуляния вместе с ними предпочел проигнорировать. Не настолько я проникся родственными чувствами, чтобы потратить редкий свободный день на них в ущерб настоящим близким родичам. Службу отстояли в уютной окраинной церкви, а приключений собрались искать позднее днем и вечером в центре города. Время до назначенного часа хотел посвятить маме. Нечастый случай, когда в праздничный или выходной день ей не поставили смену, и тут уж, как получается, сам бог велел. Вечер у нее был занят ухажером, а день она вполне могла уделить мне.

Уделила…

— Так, я почти спокоен. Повтори, пожалуйста, что ты сказала? — решился я подать голос, посчитав, что уже ничего не натворю.

— Я подала прошение на перевод в экспедиционный корпус, — чуть хорохорясь передо мной, повторила мать.

Блюдца на полке опять задрожали, но вновь справиться с приступом гнева удалось уже быстрее.

До этого утра на решение Большакова с приятелем я злился, но без фанатизма. Бывшие пилоты были мне симпатичны, за самого Ефима я чувствовал толику ответственности, как за человека, чьим здоровьем занимался, но сказать, чтоб от новости о его глупости впал в отчаяние — не мог. Взрослый самостоятельный человек, вдобавок относился он ко мне несколько снисходительно-покровительственно, что на фоне почти беспрекословного подчинения остальных работников «Кистеня» очень бросалось в глаза. Переживал, конечно, как все это на матери отразится, но не более. Тот же Шаврин в его отсутствие мог активизироваться, или вообще другой ухажер, к которому пришлось бы заново привыкать. Источник у мужчины формировался нормально и уже не прекратит восстанавливаться, разве что темпы заметно упадут: без постоянно повторяемого заражения спорами алексиума, тот в его организме все равно продолжит разрастаться естественным путем. У одаренных детей этот процесс занимает около трех лет, а окончательно останавливается с ростом костей, так что можно было предполагать, что дальнейшая реабилитация без моего вмешательства займет от трех до двадцати лет, самый трудный этап — первоначальное приживление — уже прошел. В общем, уход Большакова не так уж и сильно меня задевал, подытожил я, пережив первоначальную эмоциональную реакцию. Зря!

— Мам, вот скажи мне, ты дура?! Вот посмотри мне в глаза и скажи, а?

— Хочу быть поближе к Ефиму, — всхлипнув, призналась она.

— Мам, ну ладно он, медведь тугодумный, придумал себе теорию и рад, но ты-то!.. Квалифицированный целитель! Вот какого… извини, слов приличных нет! Какого художника ты-то ему не объяснила, что риск в его излечении дело десятое? Нет, сотое!!! Десятитысячное!!! Ты-то знала ведь, что это не так!

— Да, объясняла я!!! Но не могла же я ему прямо сказать, что это ты с ним возишься! — оправдывается она, — А он вбил себе в голову, а уж ты-то должен был заметить: одаренный если себе что-то надумает, то его бульдозером не свернешь! Особенности психики.

— Но ты-то как-то себя умудряешься сдерживать! Хотя о чем я?!! У нее двое детей, а она в горячую точку вслед за хахалем переться собирается!!! Жена декабриста, блин!!!

— Не кричи, — тихо попросила мать, — Не надо на меня кричать. Какие вы с Митей дети? Да вы два лба на голову выше меня ростом! Свои интересы, свои знакомства, свой круг! Вам уже не нужна мать. Ты меня пойми, я-то рассталась с вами маленькими, а увидела вновь уже почти взрослых. Многие матери жалуются, что дети быстро вырастают, но у меня-то!.. Я же каждый раз на вас смотрю и понимаю, что мое время с вами уже упущено! Мне больно от этого, понимаешь? Больно!

— Глупая ты, — обнял я ее и прижал к себе, — Да, мы выросли, но кто тебе внушил, что мать нам не нужна? Думаешь, Митька меня похвалит, когда узнает, что ты задумала? Да мы с ним только о тебе и говорили, он тебя беречь просил, понимаешь? А я что ему отвечу?

— Не знаю… — мать разревелась.

— Ну, не плачь, мам, заберешь прошение, всего-то дел! Не убьют же тебя за это?

— Ммм-му! — из подмышки отозвалась мать.

— Что?

— Не заберу! — членораздельно повторила она.

— Та-а-ак!

— Ты не понимаешь, Ефим вбил себе в голову, что недостоин просить моей руки, пока снова полноценным не станет. Он из-за меня! Понимаешь, из-за меня туда отправляется! А я не могу так!

Убью Большакова. Убью и откачаю, а потом снова убью. И повторю этот процесс раз…дцать.

— Чушь! Он туда отправляется в первую очередь из-за себя!

— Нет! Не говори так! — загорячилась мама.

— Мам, я был на его месте, — устало опускаюсь обратно на стул, — Мне повезло, в тот момент, когда со мной все произошло, мне некогда было задумываться над высокими материями, я просто выживал, как мог. Но вот когда нашел, как можно восстановиться, тогда-то меня и затрясло. Я же искал постоянно способы ускорить, можешь мне поверить. И Ефим ищет, только не там, где надо. И забывает, что воевать на земле — не то же, что в воздухе, где он, может быть, и гений, — спроси как-нибудь Алексея о его приключениях. Знаешь в чем прикол? В воздухе получишь, и почти всегда с концами, кроме Большакова с Новиковым всего одного Григория и знаю, кто выжил. А на земле спасут… а на самом деле многие предпочли бы сразу, не мучаясь! И я видел таких калек, это уже не люди — тени. Хуже, они еще могут в чудовищ превращаться. Ты готова с таким связать свою жизнь навсегда?

— Иногда нужно просто верить, — с убежденностью фанатика возразила мать, — Потери в корпусе не такие уж и высокие, как ты думаешь.

— Да, плевать, высокие или нет! Меня не устраивает, что ты можешь в этом проценте оказаться! — опять завожусь я.

— Целителей никогда не трогают. В худшем случае берут в плен и потом обменивают.

— И это мне говорит женщина, лежавшая в коме три года! Мама, мине или снаряду все равно, одаренная ты или нет, как ты не поймешь?

— Хорошо, давай рассудим по-другому: останусь я здесь. Ты ко мне переедешь? — я растерянно посмотрел на нее, не зная, что сказать, — Не мучайся, не переедешь. Ты слишком привык жить сам за эти годы, за тобой твои люди, дела. Я могла бы переехать к тебе, но это создаст неудобства нам обоим.

— Мам!..

— Что, мам? Ты и Потемкины, думаешь, я не знаю?

— Трепло! Убью Большакова! — с особой жестокостью.

— Ефим не причем. Похороны князя по всем каналам транслировали, думаешь, я своего сына в толпе не узнаю?

— Мам! Я хотел оградить тебя от них! Ты не думай!.. — заоправдывался я.

— Верю! И даже благодарна, видеться с ними я не хочу, здесь ты правильно догадался. Мне дорого стоило смириться с твоим сближением с ними, но от судьбы, видимо, не уйдешь. Не расстраивайся, — попыталась приободрить меня она, видя мое замешательство, — Я знала это с самого твоего детства. Елизар Андреевич, царство ему небесное, из-за этого меня и удочерил, уберечь хотел. Кто ж знал, что он так быстро скончается?..

Да как же! Уберечь! Это тебе он лапши навешал, а на деле там черт ногу сломит в его мотивах!

— Но мы сейчас не об этом, — продолжила мать, — Митя — уже отрезанный ломоть, ему теперь не до меня. Видеться по полдня раз в полгода… Ну, может, летом еще приедет ненадолго… Ты с Потемкиными. Ефим уедет на войну, и что я? Как мне-то жить?

— А как я буду жить, зная, что ты в опасности? Митька? Мама, почему ты нас опять бросаешь?!! Может, и я тебе неродной?

Боль от пощечины прервала мой отчаянный монолог. Пасха, похоже, надолго станет моим самым нелюбимым праздником.

На скамейке в крохотном скверике перед домом главы ПГБ я сидел долго, перебирая, что могу предложить всесильному человеку за его вмешательство в судьбу матери. Замкнутый порочный круг: уберегая мой секрет, мать ничего не сказала Ефиму о моей роли в его восстановлении, зато, как верная подруга, собралась последовать за ним на край света. Теперь, чтобы спасти мать, мне придется продаться Тихону Сергеевичу — никого другого, обладающего такой властью, среди своих знакомств я, как ни искал, но так и не смог найти. Оставалось только надеяться, что Милославский и сам не особо заинтересован, чтобы единственный по-настоящему близкий человек его подопечного сгинул на краю земли ни за понюшку табаку. А если заинтересован?.. Невооруженным же взглядом видно, как нас специально от Митьки отдаляют! Бли-и-ин, как же все сложно-то!..

— Между прочим, охрана уже всполошилась, — раздался над ухом знакомый голос Кугурина.

— Здравствуйте, Антон Алексеевич! — поздоровался я с помощником хозяина дома.

— И думы тяжкие гнели его чело… — Оглядев меня, процитировал мужчина что-то из былинного эпоса, — Пойдем в дом, Тихон Сергеевич уже минут пятнадцать на тебя из окна любуется. Обедать не садится, а в его возрасте режим соблюдать надо. И, кстати, Христос воскрес!

— Спасибо, что-то слышал об этом… — невесело отшучиваюсь я, но тут же исправляюсь: — Воистину воскрес!

— Богатым будешь! — выслушав мое приветствие, заявляет Тихон Сергеевич, — Вот, не поверишь, но только вчера тебя вспоминал!

— Плохим или добрым словом?

— К слову пришлось. Но раз богатство предрекаю, значит, получается, хорошим! — непонятно ответил хозяин, — Не стой столбом, садись! Отведаем, что Бог послал. Приборы сейчас принесут.

Многие ли из жителей Петербурга могут похвастаться, что вынудили поделиться условно праздничным обедом (не забываем про диетическое питание) главу приказа безопасности? Думаю, таковых можно пересчитать по пальцам. Только перед кем похвастаться этим достижением? Перед Шаманом, который все еще не верит в факт нашего знакомства?

За едой выслушивать проблему Тихон Сергеевич отказался, но и тянуть, видя мое состояние не стал, сразу же после обеда мы уединились в его кабинете.

— Ну, выкладывай!

Выложил.

— Хмм, я, признаться, был уверен, тебя другое гнетет… Ошибся, бывает… Значит, душу закладывать пришел? — внезапно гаденько захихикал он.

— Примерно, — не разделил я его радости.

— Вот, ты даже не представляешь, как хочется мне с тебя что-то стребовать за эту услугу! — продолжил он ехидным тоном, — Вот, знал бы ты, в чем вся соль, посмеялся бы со мной вместе!

— Так поделитесь, я весь внимание! — нервно отзываюсь на его слова.