Точка Лагранжа

IV

Отец вернулся домой поздно ночью, в пятницу — как обычно в последнее время, он проторчал в Калининградском Центре Подготовки всю неделю. С утра, после школы он предложил взять маму, Бритьку и на машине отправиться в Серебряный Бор, к воде — искупаться, отдохнуть, пожарить шашлыки, в общем, провести время в счастливом семейном кругу. Я согласился, ясное дело — тем более, что у меня накопилось к отцу немало сугубо специальных вопросом. Что до Серебряного Бора — на мой взгляд, место чересчур людное, зато недалеко и сравнительно цивилизованно. К тому же, знаменитый с конца восьмидесятых нудистский пляж там ещё отсутствует, а пристань с беседками-колоннадами, наоборот, в исправности и принимает прогулочные катера и теплоходики — а значит, поехали!

Разговор о Проекте зашёл ещё в машине, по дороге — а как оно могло быть иначе? В числе прочего, отец рассказал, как им продемонстрировали американскую новинку — портативный компьютер на базе недавно разработанного в США процессора 6502. Проект, сообщил он с видимым удовлетворением, заключил с разработчиками большой контракт, согласно которому такие компьютеры (они получили название “Эппл-1») будут поставляться для Центров Подготовки, всех трёх — в СССР, США и Франции. И в данный момент идёт активная разработка новой модели «Эппл— II», которую предполагается использовать уже не на земле, а на орбитальных и лунных поселениях, прежде всего, на станции «Остров-1», причём американцы активно сотрудничают в этом деле с нашими учёными-электронщиками из Зеленоградского центра «Микрон». Предполагается, что в результате этого сотрудничества появится совместный советско-американский микроэлектронный «гигант», который и будет снабжать своей продукцией все космические программы!

Отец с таким энтузиазмом временем рассуждал о применении новейших «яблочных» компьютеров в Проекте, что я не удержался и спросил: а нет ли в планах нарождающегося совместного «микроэлектронного» концерна размещения производства в Китае?

Он поперхнулся посреди фразы: «Откуда такая странная мысль? И почему именно в Китае? Ты ещё скажи — на Тайване каком-нибудь! Да, действительно сейчас планируют строительство сразу трёх заводов — головной в Зеленограде, он будет выпускать, прежде всего, продукцию космического назначения, и ещё два в Штатах — первый тоже будет работать на нужды космоса, а вот на втором будет развёрнут выпуск коммерческих, так называемый «персональных» моделей компьютеров…»

Что же, осведомился я, у нас «персоналки» производить не собираются? «Конечно, собираются — ответил он, но со временем, а пока придётся обойтись привозными, американскими. Их там сразу станут выпускать приспособленными для нашего пользователя, и даже с клавиатурой, дублированной на кириллице. Более того — в системе уже заложено использование русского языка наравне с английским, так что освоиться с новинкой будет проще…»

Кстати, удивился отец, где это ты подцепил такой удачный термин — «персоналка»? Пришлось выкручиваться: «само как-то с языка сорвалось...» На этот раз — прокатило, но впредь надо внимательнее следить за словами…

Между прочим, он сообщил, что первые компьютеры собираются установить в Центре Подготовки, и «юниоры» будут осваивать и работу в качестве операторов, и программирование — для начала, конечно, основы.

«И, знаешь что, — говорил отец, — у них имеются очень любопытные планы: выпустить на базе своей новой разработки домашний, бытовой компьютер! Представь себе, что такая штука будет в каждом доме по цене не больше цветного телевизора! И, между прочим, нам твёрдо обещали, что как только эта новинка появится — её выдадут для индивидуального пользования ведущим сотрудникам проекта! То есть и у нас дома появится эдакое чудо техники, так что учи английский, сын, осваивай основы программирования, пригодится. Вон, в бардачке глянь — специально прихватил с работы, хотел вчера отдать, да забыл в машине…»

В бардачке оказался увесистый том «Программирование на IBM-360». Я едва сдержал вздох разочарования — именно по такому «талмуду» семьдесят третьего, между прочим, года издания, я пытался осваивать азы информационной премудрости в институте — без особого, надо признать, успеха. Может, здесь получится лучше? Хотя вряд ли: то немногое, что подсказывала мне память, говорило, что тут понадобятся другие книги и другие языки программирования.

Хотя — могу ошибаться, конечно...

Память — штука малопредсказуемая. Порой она скрупулёзно сохраняет подробности ненужных незначительных событий, имевших место много лет назад, но одновременно в её тёмных закоулках совершенно теряется то, что произошло в то же самое время — гораздо более значительное, по-человечески важное и… трагическое. И, затерявшись там, это всё же существует, оно есть — но не подаёт признаков своего существования, пока не возникнет обстоятельство, прямо на него указывающее, и вот тогда — всплывает из черноты забвения, чтобы поставить всё с ног на голову и подвигнуть к таким вещам, о которых иначе и не задумался бы…

Она появилась в начале сентября, буквально на следующий день после памятной поездки в Серебряный Бор. Я возвращался из школы и увидел у нашего подъезда фургон с надписью «Грузовое такси» на борту — трое небритых грузчиков выносили из него столы, шкафы, шифоньеры, а вокруг суетилась миниатюрная миловидная женщина с ярко выраженными семитскими чертами лица, и ещё более миниатюрная и симпатичная девочка примерно моего возраста. Когда я подошёл к двери, она держала створки, пропуская грузчика со штабелем картонных коробок; тот неловко споткнулся о порог, коробки закачались — и посыпались бы, не подхвати я верхнюю. Грузчик буркнул что-то матерное и потопал вверх по лестнице, не озаботясь судьбой утерянного имущества. Я же обернулся к девочке — и буквально наткнулся на совершенно детскую, и вместе с тем задорно-очаровательную улыбку». Спасибо, — сказала она. — Поставьте здесь, возле лифта, мы потом заберём» — на что я выдавил из себя «Да ничего, мне не трудно…» и направился вслед за грузчиком, ощущая всей спиной лёгкие шаги и обворожительную улыбку внезапной знакомой.

Её звали Мира — об этом она сообщила мне, стоя перед распахнутой настежь дверью пятого этажа. Они с матерью (отца у Миры не было, но об этом я узнал позже) только что получили эту квартиру и вот, перебираются на новое место. Я ещё раз выслушал благодарность от дочери, занёс коробку в прихожую, получил обменялся парой слов с мамой (Так вы наш сосед? Лёша? Заходите как-нибудь в гости, Лёша, мы с Мирочкой вас чаем напоим, только вот порядок наведём…), распрощался и заторопился вверх по ступенькам — и пролётом выше, уже перед нашей лестничной клеткой споткнулся и едва не полетел с ног от внезапно нахлынувшего узнавания.

Потом, когда я получил возможность хорошенько всё обдумать, стало ясно, почему это напрочь вылетело у меня из головы. Мира не училась в одном со мной классе, или хотя бы в одной школе — мать записала её в другую, с двух кварталах ближе к метро. И в нашем подъезде они прожили всего ничего, каких-то три дня. Наверное, даже вещи не успели толком разобрать и мебель расставить, когда одним недобрым сентябрьским вечером в четверга Мир, возвращаясь из школы, (другой уже музыкальной — еврейская девочка, и чтобы не училась музыке?) за ближними гаражами была зверски изнасилована, а потом убита, зарезана какими-то подонками. Видимо, дело было в том, что в «тот, другой раз» я толком не успел с ней познакомиться, и даже не воспользовался полученным приглашением на чай. И маму Миры я больше так и не видел — на следующий день после гибели дочери её увезла «скорая», как потом говорили соседки по подъезду, в психиатрическую клинику. Квартира их несколько месяцев стояла пустая, потом в неё заселились другие люди… в общем, черноглазая улыбчивая девочка Мира и её мама с их страшной судьбой канули в чёрные омуты моей памяти — чтобы вынырнуть оттуда вот сейчас, на лестничкой площадке перед обитой дерматином дверью нашей квартиры. Всего за три дня до того ужаса, который должен с ними произойти.

Дома меня никто не ждал — Бритька и бабулин обед не в счёт, — и я, не переодеваясь, присед на стул в своей комнате и принялся думать думу.

Итак, что мы имеем? А имеем мы сведения о предстоящей трагедии — и если не попытаться как-то пустить их в оборот, предотвратить, спасти — как после этого без отвращения глядеть на своё отражение в зеркале по утрам, в ванной? Но… как? Обращение в милицию исключено — что я им там скажу? Что мне привиделось, будто на нашу новую соседку по подъезду нападут злодеи с ножами? Так я даже не знаю, кто это такие — «том, другом» семьдесят пятом году их так и не поймали, правда всплыла гораздо позже, в конце восьмидесятых, и узнал я о ней сугубо случайно — маме рассказала соседка, в свою очередь, узнавшая это от родственника, служившего в нашем Октябрьском РУВД. Помню только, что один из убийц вроде бы, отсидел по малолетке, был опущен на зоне, причём уголовники наградили его ещё и сифилисом, озлобился на весь свет и, оказавшись на свободе, решил отомстить за свою загубленную молодую жизнь. Что и проделал в сентябре семьдесят пятого за гаражами вместе со своим шестнадцатилетним приятелем, причём жертва была выбрана случайно — соседка говорила даже, что ублюдки разыграли её в карты. Впрочем, этому я не слишком-то верю: пожилые кумушки, к которым относилась мамина «информаторша», обожают такие вот жуткие подробности и сплошь и рядом додумывают их, сами того не осознавая.

В общем, обращаться к родителям бессмысленно — отец в своём Калининграде до пятницы, соваться с таким к маме или деду — нет уж, увольте! Друзей, которых можно было бы подписать на такую разборку у меня пока нет. А хоть бы и были — да окажись здесь каким-то чудом Середа, Юрка-Кащей и француз Шарль, мне и в голову не пришло посылать их на зековские перья. Они бы пошли, не вопрос — но ведь не в них дело, а во мне…

Вариант с милицией тоже отпадал: даже если меня прямо из отделения не отправят по тому же адресу, по какому вскоре уедет мама Миры, что они могут мне сказать? «Если что-нибудь случится — приходите, будем разбираться, а сейчас — не можем же мы приставить охрану к каждой школьнице на районе? Если волнуешься так, то уговори её мать не выпускать дочку из дома, а если не выйдет — сам встреть и проводи до подъезда. Парень ты, вроде, крепкий, глядишь, злоумышленники поостерегутся вас задевать!»

А что, этот прозвучавший в моём воображении совет «дяди милиционера» пожалуй, неплох. «Если хочешь, чтобы нечто было сделано хорошо, делай это сам» — старый, проверенный веками подход. Пожалуй, и я им воспользуюсь: разумеется, ни о каких уговорах не отпускать Миру в музыкальную школу речи не идёт, не настолько я с ними знаком. А вот проводить — это, пожалуй, вариант. В памяти отложилась ещё одна ускользающая деталь: вот я тороплюсь после уроков домой — и перед домом встречаю Миру. Она одета в какую-то пёструю курточку, из-под которой выглядывает подол длинной до коленей, юбки; весёлая, улыбающаяся, как и при той, первой нашей встрече, в руках — скрипичный футляр. Видимо, тогда она и шла на своё последнее занятие в музыкальной школе…