Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

X. Допросы и пытки 24–27 сентября Анны Жуковой и Василия Колпакова. Допрос царевны Софьи

Вернемся, однако, к розыскам, которые продолжались и по отъезде царицы. 24 сентября девица Анна Александрова дочь Жукова, которую накануне оговорила царевна Марфа, была сыскана и допрошена в Преображенском. В расспросе сказала: «…про стрельцов-де, которые пришли к Москве, царевне Марфе Алексеевне она, Анна, сказывала, что они пришли к Москве, и царевна-де Марфа Алексеевна спросила: „для чего они пришли?“ И она-де ей сказала: „бить-де челом о жалованье“. Да она ж, Анна, ей, царевне, сказывала, что стрельцы желают царевну Софью Алексеевну на царство, а слышала она те слова от полуполковника Василья Колпакова в Великий пост в то время, как беглые стрельцы пришли к Москве, а она к нему приезжала говорить о покупке камок к царевне Марфе Алексеевне». Тотчас же был взят в Преображенское и подполковник Василий Колпаков, по свидетельству Гвариента, друг ссыльного князя В. В. Голицына[729]. На расспросе он показал, что с девкой Анною Жуковой у него, Василья, о стрельцах и слова никакого не бывало. Но с подъема и с пытки с 23 ударов он признался, что разговор о стрельцах у него с Анной Жуковой был, но вовсе не в том смысле, какой ему придавала его собеседница: «та девка Анна Жукова для покупки камок к нему приезживала не по одно время и спрашивала: „Что о беглых стрельцах указ?“ (т. е. как велено поступить с прибежавшими в Москву самовольно стрельцами). И он-де, Василий, ей, Анне, говорил: „У боярина-де князя Ивана Борисовича Троекурова он был и слышал: тех-де беглых стрельцов велено по приговору боярскому, учиня наказанье, послать по-прежнему в те полки“. А про царевну-де Софию Алексеевну, что стрельцы ее жедают на царство, не говаривал». На этой пытке Жуковой и Колпакова присутствовал в качестве зрителя, может быть по приглашению Петра, Гордон (тогда такие явления, как пытки, привлекали зрителей). 24 сентября, пишет он в дневнике, «смотрел я в Преображенском, как пытали сначала девицу Анну Александрову, а затем подполковника Колпакова»[730].

25 сентября было воскресенье и, кроме того, Сергиев день, прежними московскими царями почитавшийся нередко путешествием к Троице. Петр отдыхал на пиру у Лефорта. 25-го, записывает Гордон в дневнике, «я присутствовал на пиру у генерала Лефорта в обществе его величества и других». Пировали у Лефорта, конечно, и бояре, производившие следствие. В понедельник 26-го производился второй допрос Анны Жуковой с тем же Колпаковым. На этот раз Анна подвергнута была пытке, тогда как в первый раз она давала показания только «в распросе».

С пяти ударов она повторила совершенно то же, что показывала и в первый раз. С тем же упорством, как и на первой пытке, отрицал приписанные ему слова о стрельцах Василий Колпаков, дословно повторив свое показание, что про царевну Софью Алексеевну о том, что стрельцы ее «жедают на царство», не говаривал[731]. В официальной записи говорится, что Колпаков давал показания на этом втором допросе только «с подъему», и число ударов ему не обозначено.

Итак, допросы постельниц царевны Софьи и царевны Марфы никаких новых данных относительно письма, привезенного из Москвы Васькой Тумой, не обнаружили. Нить, шедшая от обитательниц Девичьего монастыря к царевне Марфе, а от последней к Анне Жуковой и Колпакову, обрывалась бесследно и безрезультатно. Тогда Петр решил допросить непосредственно самое подозреваемую виновницу письма, царевну Софью, и 27 сентября приехал в Новодевичий монастырь, приказав привезти за собою для улики двух стрельцов: Артюшку Маслова и Ваську Игнатьева — и захватив поданные ими повинные письма. С сестрой Петр не видался со дня знаменитого их столкновения 8 июля 1689 г. Встреча их теперь была, надо думать, высокодраматической сценой; официальный документ повествует о ней эпически спокойно. Царевна в отправке письма упорно заперлась; слова стрельцов о приглашении ее в правительство объяснила тем, что она с 1882 г. была у власти, и в заключение сказала, что ни Васьки Тумы, ни Артюшки Маслова, ни Васьки Игнатьева не знает. «Сентября в 27 день, — гласит официальная запись этого допроса, — великий государь… сестре своей царевне Софье Алексеевне про то письмо, которое явилось в розыску от ней, царевны, на Двину в стрелецкие четыре полка, ей, царевне, изволил говорить и письма Артюшки Маслова и Васки Игнатьева показывал, и они, Артюшка и Васка, перед нею ставлены. И царевна София Алексеевна ему, государю, сказала: „…такого-де письма, которое явилось в розыску от ней, царевны, в те стрелецкие полки не посылывано, а что-де те ж стрельцы говорят, что, пришед было им к Москве звать ее, царевну, по-прежнему в правительство, и то-де не по письму от нее, а знатно по тому, что она со 190-го году была в правительстве“. И против тех ее, царевниных, слов великий государь перед нею, царевною, ставил стрельцов Артюшку Маслова и Васку Игнатьева. И они, Артюшка и Васка, перед нею, царевною, говорили: Васка-де Тума то письмо, которое он, Артюшка, взял на Двине у Мишки Обросимова и в полках чел, принес с Москвы и сказал про то именно, что он то письмо взял подлинно из того монастыря от ней, царевны, через нищую. А она, царевна, ему, государю, сказала: „…такова-де письма она, царевна, через нищую ему, Васке, не отдавывала и его, Васки, и Артюшки, и Васки Игнатьева не знает…“»[732]

Под этими сухими и спокойными официальными строками и не почувствуешь той взаимной ненависти, которая клокотала в сердцах обоих: и у следователя, и у допрашиваемой. Итак, допрос царевны не дал никаких положительных результатов.