Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

Внесены были сначала подарки от его царского величества, а затем от послов, перечисляемые переводчиком. Московские солдаты, которые их вносили, вынесли их опять в прежнюю комнату и передали назначенным к тому курфюршеским служителем». Курфюрсту были от великого государя поднесены 10 сороков да 12 пар соболей добрых, да 30 косяков камок китайских, 5 изорбафов золотных и серебряных, 2 меха горностайных, да от себя послы поднесли каждый по 2 сорока соболей, итого 6 сороков; являл подарки переводчик Петр Шафиров. «А те поминочные соболи, и камки, и изарбафы, и мехи, — добавляет „Статейный список“, — поднесены без цены, и ярлыки у соболей отняты. И те поминки приняты и пронесены мимо курфирста в другую полату, а на земле не кладены…»[810] «Все трое, — так заканчивает свой рассказ о приеме посольства Бессер, — говорили еще раз один за другим; но на все речи, как требовали послы, дан был один ответ, и его превосходительство г. обер-президент сказал его с таким весом и выражением, как того требовало и достоинство того, за кого он говорил, и собственное его достоинство. Он сказал: его курфюршеская светлость, что касается общего блага, готов содействовать его величеству делом и еще более важным, чем присылка констапелей. Он благодарен его величеству, а также и послам за подарки и будет заботиться о добром приеме гг. послов, пока они будут в его землях. Обер-президент спросил их, имеют ли они еще какое-либо предложение, и так как они остальное отложили до будущего совещания, то, сделав обычные реверансы, они вышли, будучи сопровождаемы и отвезены домой таким же образом и теми же лицами, как были привезены и встречены перед аудиенцией. Г. генерал-кригскомиссар фон Данфельман и г. церемониймейстер фон Бессер кушали с ними. Но чтобы сделать день торжественнее, от его курфюршеской светлости с собственного стола были присланы 12 особых блюд в золоченой посуде, а также собственная камерная музыка, чего не бывало ни раньше, ни после, за исключением дня, когда они откланивались»[811].

«Мая 21-го ж числа, — описывает это угощение „Статейный список“, — был великим и полномочным послом курфирстов стол, обедали все вместе на дворе у первого посла; потчивали их, великих и полномочных послов, приставы их: генерал и воинской комисарий фон-дан-Келман и мастер церемоний фонБессер и пили про здравие великого государя… а после про кур-фирстово здоровье; тут же в стол присыланы от курфюрста особливые изрядные ествы на серебряных золоченых блюдах; и была во время стола курфюрстова покоевая музыка»[812].

В упоминавшемся уже выше донесении от 21/31 мая тайный венецианский агент передавал своему правительству доходившие до него слухи и толки о Петре и о посольстве, и в отзвуках этой молвы наряду с небылицами есть черты, характеризующие царя и послов. Может быть, некоторые из приводимых агентом сообщений, хотя и не заверенные более надежными документами, не лишены достоверности; может быть, и в самом деле имели место эпизоды, о которых он рассказывает, хотя бы и происходили не совсем так, как он передает. Так, например, он сообщает о сдержанности, проявленной Петром, попавшим в цивилизованную страну и очутившимся в обстановке более мягких нравов; перед отъездом за границу царь усмирил вспыхнувшее против него возмущение, причем отрубил несколько голов. Он вообще склонен к тирании. Но несмотря на то, одному из своей свиты, который разбил стакан, он будто бы сказал: «Если бы ты сделал это в Москве, я бы тебя угостил кнутом, но так как мы находимся в стране, где с людьми обращаются более мягко, то да простится тебе». О себе Петр будто бы сказал курфюрсту, что еще двумя годами ранее намеревался совершить это путешествие, а генералу Теттау (Littau), вероятно заговорив с ним о религии, сказал, что в вопросе о предопределении следует реформаторскому учению (Dio sia con noi, s’`e conosciuto che circa la predestinatione segua la religione riformata). Агент сообщает также об эпизоде, происшедшем перед праздником Пятидесятницы: Петр отправился на охоту в окрестности Фридрихсбурга; курфюрст заблагорассудил повидать его там. Царь, завидев издали курфюрста, побежал ему навстречу, чтобы выразить свое удовольствие, и упал, но, тотчас же поднявшись, обнял курфюрста.

В Кенигсберге было известно о недовольстве Петра и его послов встречей, оказанной им в Риге; приемом в Курляндии, сообщал тот же венецианский агент, они очень довольны, но о приеме в Лифляндии один из них сказал словами Вергилия: «manet alta mente repostum», т. е. «глубоко запечатлелось и останется в памяти». Бранденбургский двор, может быть, имея также это в виду, старался сделать все возможное, чтобы доставить царю удовольствие и сделать пребывание в Кенигсберге для него приятным; между прочим, устраивался для него фейерверк, предполагалась охота на буйволов. Курфюрст подарил ему дорогую серую лошадь. Узнав, что послы любят музыку, курфюрст при самом их приезде послал им 6 трубачей и литаврщика. С своей стороны, по тому же отзыву, и послы склонны были выказать щедрость, привезли с собой много драгоценных вещей и говорили, что они прибыли их раздавать. О любимце царя Лефорте агент сообщал более подробностей: он стал фаворитом царя с тех пор, как спас его при падении из кареты; он ввел в Московии некоторые новшества в дамском туалете, а именно ввел употребление фонтанжей (Delle fontange) — особого рода головного убора, именно лент, связанных на передней части головы[813], и учинил многие перемены в государственном устройстве. Если его убеждают поменьше пить, он отвечает: «Non solus morior» («Не один умру»[814]).