Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Это свидание посланников с французским послом было последним. Выше было уже сказано, что на заявление посланников Александру Маврокордато, переданное ему с его племянником Дмитрием Мецевитом, о том, что они хотели бы видеться с пребывающими в Константинополе иностранными послами «по обычаю гражданскому вежливых народов», Маврокордато ответил молчанием, которое показалось посланникам обидным, и они протестовали, говоря, что они — люди вольные, куда хотят, туда и едут[860]. Однако этой их воле был положен конец. Турки категорически запретили посланникам свидания с иностранными дипломатами. Маврокордато, «ведая мысль салтанскую и везиреву», извещал посланников 16 ноября, чтобы они ни к кому из послов не ездили, приводя мотив: «для того, что розных государей у послов розные и мысли». Хотя послы английский и голландский уведомили султана о поручении им от их государей выступить в русско-турецких мирных переговорах с посредничеством, и султан это посредничество принимает, «однако бы они, посланники, безвременно к тем послам не ездили». Когда и цесарский посол прибудет в Константинополь, посланники должны будут от посещения его также «поддержаться». Впрочем, султан их свободы не стесняет. Если они захотят «ехать к которой церкви Божией или куды для погуляния, и то им свободно, только бы от повидания с послы иных государей поудержались до времени»[861]. Через несколько дней, 25 ноября, посланники вновь подняли этот вопрос, выражая желание повидаться с английским и голландским послами, причем жаловались, что, не посетив этих послов, они вызвали с их стороны укоризну в невежестве и такое мнение, «что будто они, посланники, не человеколюбцы и политичного обычая не знают, что их, послов, по се время не посетят. И такие-де слова происходят об них для того запрещения их, что салтанское величество и великий везирь видеться им, посланником, с ними не допущают». Маврокордато от имени визиря ответил: «А о свидании с аглинским и с галанским послы велел им, посланником, везирь сказать, что видеться им с ними, послы, не для чего, потому что вступили уже они, посланники, в дела мирного договору, авось либо де даст Господь Бог, что и без совету их мир междо государствы учинится. Разве-де дойдет до какого несогласия и до розни, тогда-де доведется обоим странам сопча, буде понадобятся, позвать и тех чужеземских послов для посредничества». Мотивируя это запрещение, Маврокордато приводил очень слабые аргументы: во-первых, если посланники будут ездить к чужеземным послам, могут возникнуть нежелательные пересуды в народе, во-вторых, послам небезопасно ездить по улицам. При этом первый аргумент он основывал на изложенной им тут же теории взаимоотношений государя и народа. «А беспотребно-де ездить им, посланником, к чужеземским послом; в народе турском будет не без переговоров. Да и опасно, чтоб в тех их, посланничьих, переездах от какого дурного человека не учинилось им какого бесчестия. И для того ненадобно давать никакой причины народу к переговором об них, посланниках, потому что всякого слуху больше бывает в народе, которого слуху и государь иногда слушает, понеже как народ служит государю, так и государь служит народу. Да и послом-де аглинскому и галанскому и иных государей сказано, чтоб и они ездили временем и с ведома, а без ведома не добре бы разъезжали… А к церкви-де Божией им, посланником, ходить и за город гулять ездить свободно и вольно, только бы о той своей поездке, куды они ехать похотят, ведомо они чинили везирю»[862]. Этого запрещения Украинцеву и Чередееву видеться с другими иностранными дипломатами турецкое правительство держалось упорно и все дальнейшие их просьбы о таких свиданиях отклоняло[863].

Сношения с чужеземными послами все же не совсем прекратились; они происходили только в форме пересылок через второстепенный персонал посольства: через секретарей, переводчиков, подьячих и пр. Однако и такие пересылки не всегда совершались беспрепятственно и гладко. Капитана, присланного к посланникам венецианским послом, караульные янычары не только не пропустили к посланникам на двор, но и «отослали прочь с бесчестием, а человека его, капитанского, те ж янычаня и зашибли… И тот-де его капитан пришел к нему (послу) чуть жив, потому что зело от них, турков, испужался»[864]. Само собою разумеется, что и самое содержание таких пересылок должно было сузиться, и пересылки имели большей частью лишь формальный характер, сводились к заявлению с той и другой стороны о желании повидаться лично, к жалобам на препятствия к свиданию от турок, к взаимным поздравлениям. Старый французский посол через своего доктора извещал о своем отъезде и прощался; вновь приехавший и его сменявший уведомлял о своем приезде и вступлении в должность. Голландский посол 31 декабря прислал своего конюшего поздравить посланников с Новым годом, который, как замечает составитель «Статейного списка», «начинается у папежников и у прочих иноземцев генваря с 1-го числа», не подозревая, что Новый год на этот раз начался с 1 января не только у «папежников» и «иноземцев», но и в самой Москве. Передав поздравление, конюший сообщил посланникам, что его посол ходатайствовал по их просьбе перед Портою о разрешении свидания, но ответа еще не получил и на колкое замечание посланников: «…знатно-де Порта их, послов, пренебрегает, что с ними, посланники, видеться их не пускает», возразил, что «по сие-де время знаку никакого о том пренебрегательстве от Порты им еще не было», а невнимание турок объяснил так, что турки по природе своей таковы: «…когда до кого нужду в чем имеют, тогда его слушают и почитают, а соверша дело свое, ни во что того вменяют. А когда-де они, послы, были им потребны, тогда они их и слушали, а когда-де они дело свое по намерению своему совершили, то они их, послов, впредь, чаять, мало станут почитать и слушать»[865]. От венецианского посла посланники желали узнать, заключен ли у республики мир с Портою, отданы ли туркам с венецианской стороны города Лепанто и Превеза. С ним, несмотря на оскорбление, нанесенное янычарами его капитану, посланникам удалось обменяться письмами[866].

Столь же отрицательно отнеслись турки к желанию посланников переменить двор, на котором они стояли, и поселиться где-либо поблизости от Галаты, где жили чужеземные послы, с тем чтобы иметь возможность чаще с ними видеться. Но помимо этой причины посланники указывали на неудовлетворительное состояние отведенного им помещения, на непригодность его для житья в нем зимой и на опасность для здоровья обитателей:

«Двор тот бывал пуст и разорен, и кровли все опали, и везде бывает от дождя великая теча. И такую нужду до сего времени терпели посланники для того, что чаяли в делех поспешения и скорого себе отпуску. А за такою ныне в делех мешкотою дожили до зимы и учала быть стужа. А во всех палатах окончин и печей нет, и от того многие было люди катарами и иными болезньми занемогли. И чтоб он, Александр, доложил о том великого везиря, чтоб им, посланником, дан был иной двор близко Галаты в Фонарской улице или инде где против Галаты». Турки ответили отказом: достаточно поместительного двора близ Гала-ты нет, пришлось бы отводить им несколько обывательских дворов и из них принудительно выселять жителей в зимнее время:

«Перемены (двора) не будет для того, что ныне время настало холодное, и если-де переменять двор, то надобно, приискав дворы, счищать дворов пять или шесть для того, что дворы там малые и на одном дворе им, посланником, вместиться будет невозможно, и из домов надо жителей выслать вон, и то б учинилось с великим плачем многих людей. И салтаново величество того на себя плача и жалобы навесть не хочет, а приказал накрепко тот двор, где ныне они, посланники, живут, починить и кровли перекрыть, чтоб никакой посланником нужды не было, и вместо печей велеть дать в житья жаровни, потому что по их обычаю в житьях печей у них не бывает»[867]. Попытка посланников переменить двор и поселиться поближе к Галате, где жили иностранные послы, не удалась. Да и распоряжение султана о ремонте их двора приводилось в исполнение не сразу, и посланникам приходилось не раз вновь поднимать этот вопрос.