Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXII. Заготовка лесных материалов для казенного строения кораблей

Казенными средствами адмиралтейства предстояло построить адмиралтейский двор и в первую очередь 6 кораблей и 40 малых судов «бригантин», или, по тогдашнему произношению, «бриган-тиров». Под «кораблями» разумелись в тогдашней морской терминологии суда длиной от 122 до 136 футов, шириной в 35 футов, с вооружением в 60 пушек[831]. Бригантинами назывались небольшие суда вроде галер, первоначально с одной только мачтой, приводившиеся в движение, как и галеры, длинными тонкими веслами. В XVI в. в Венеции бригантины строились размерами в длину футов 50, в ширину футов 10 и около 3 футов глубиной, с 14 веслами. Название свое они получили от небольших судов, на которых промышляли на Средиземном море морские разбойники, бриганты[832]. Лесной участок на казенное кораблестроение с дубовым и сосновым лесом был отведен по левому берегу реки Воронежа в Воронежском и Усманском уездах, по левым притокам Воронежа речкам Ивнице и Желватке, в урочищах сел Песковатого, Пчельников и Ступина[833]. Заготовительные работы на этом участке, как сообщали думный дворянин Савелов и дьяк Павлов, шли уже оживленным темпом в мае 1697 г. еще до полного завершения лесной разверстки. «По тому нашему… отводу, — читаем мы в их отписке в Москву, — на корабельное и бригантинное строение… плотники и работники леса рубят, и пилуют, и заготавливают, и те заготовленные леса из лесов почали возить на Воронеж и складывают на отводных указаных местах»[834].

Для постройки казенных кораблей и адмиралтейского двора надлежало сосредоточить необходимый контингент рабочей силы двух видов: во-первых, надо было собрать работников для эксплуатации лесных материалов: для рубки, пилки и вывоза деревьев на верфь, и, во-вторых, собрать мастеров-специалистов: плотников и других, для самой постройки судов. Те и другие, и простые работники, и плотники-специалисты, собирались путем казенного набора, «посохи», причем поставка простых работников падала преимущественно на население уездов Воронежского края, а к поставке плотников и других ремесленных людей, например прядильщиков для выделки канатов, трепальщиков для обработки пеньки, привлекалось население также и других местностей государства: Калуга, Тула, Рязань, Коломна, Нижний, Галич, Вологда[835]. Грамотой из Разряда, полученной 4 марта 1697 г., воронежскому воеводе Савину Горчакову было предписано набрать из Воронежского уезда 350 работных людей с лошадьми и с топорами, «которым на то строение всякие лесные припасы рубить и возить», да 250 человек плотников, «которым те корабли и суды и адмиралтейский двор строить». Грамотой от 17 июля было велено сменившему его на воеводстве Дмитрию Полонскому собрать с Воронежского уезда работников и плотников уже тысячу человек. Весь лесной участок, отведенный на казенное кораблестроение, был подразделен на пять частей, порученных особым для того назначенным дворянам: Ивану Зиновьеву, Григорию Грибоедову, Павлу Бохину, Якову Жеребцову и Алексею

Грамотину, с тем чтобы у каждого было по 200 человек работных людей. С октября 1697 г. над этими пятью дворянами был поставлен присланный из Москвы стольник князь Николай Иванович Лихудьев, сын одного из знаменитых основателей Московской славяно-греко-латинской академии Иоанникия Лихуда[836].

Воронежский воевода, как и воеводы и приказные люди других городов Воронежского края, — усманский, сокольский, белоколодский, коротоякский, костенский и др. — испытывали большие затруднения при сборе работных людей, приходившихся на их уезды: не удавалось собрать положенного числа, всегда по разным причинам обнаруживался более или менее значительный недобор. Воронежский воевода вместо положенной с его уезда тысячи мог собрать только 677; собрать тысячу оказалось невозможным потому, что все тяглое население Воронежского уезда по переписным книгам 1678 г. исчислено было в 1244 человека, и из этого числа после составления книг 100 человек были перечислены в другие уезды, да 164 человека из-за помещиков, и из-за вотчинников, и из-за монастырей бежали на Дон и в иные города, так что, если бы в точности исполнить указ, пришлось бы исчерпать все население уезда целиком. Вот почему за недостатком работников из тяглого населения — крестьян, бобылей и задворных людей — приходилось привлекать к работам низшие слои служилого класса, людей городовой службы, ту служилую мелкоту, которой были набиты эти южные уезды и которая условиями быта, по крайней мере в мирное время, мало чем отличалась от крестьян и бобылей. В октябре 1697 г. предписывалось, если работных людей, положенных с Усманского уезда, против указного числа недостанет, высылать к кораблестроению самих помещиков и вотчинников «с лошадьми и с топорами, и с запасы тотчас же, чтоб указное число 103 человека были все сполна». Если кто из них ухоронится, держать в тюрьме жен и детей их, пока они сами не объявятся в Воронеж[837]. Тогда же, в октябре 1697 г., к строению адмиралтейского двора высылались из Воронежского уезда боярские дети городовой службы. Подьячему, командированному из Воронежа для такой высылки в Чертовицкий стан этого уезда, приказано было выслать в Воронеж «того стану детей боярских городовой службы всех до одного человека с подводы и с запасы, с топоры и с лопаты… а было б у них у всякого человека по лошади, а не вдвое лошадь», т. е. не по одной лошади на двоих[838]. В середине ноября велено было выслать к кораблестроению и к строению адмиралтейского двора служилых людей городовой службы: из Воронежа 100, из Усмани 300, из Сокольска 100, из Землянска 400, из Белоколодска 112, всего 1012 человек. Но так как и этого служилого элемента вследствие значительного недобора их не хватало, то в следующем, 1698 году, стали выходить распоряжения о высылке не только самих служилых людей, но и их несовершеннолетних детей, недорослей, которые должны были ехать с отцами и помогать им при лесных работах[839]. Но распоряжение о высылке недорослей не достигало цели: воеводы, исполняя указ формально, стали, как жаловался на них адмиралтеец А. П. Протасьев, высылать недорослей, «ребятишек самых малых, истинно многие лет по семи и по осми», притом высылали их без топоров и без лошадей: «про топоры и про лошадей сказывают, что взяли с собою из домов их отцы и братья»[840].

Главной причиной постоянного недостатка работных людей было их бегство. Легко представить себе, какое недовольство среди этого южного воронежского или усманского земледельческого люда, крестьянского и служилого, по существу того же крестьянского, должны были возбуждать эти беспрестанные наборы, эти вызовы к тяжелым лесным работам и к постройкам неведомо зачем нужных кораблей, которых раньше никогда в тех местах не строили. Цели кораблестроения едва ли могли хорошо сознаваться, предприятие даже при сознании цели могло казаться спорным и представляться капризной, идущей сверху затеей, разорительной и тяжелой, отрывающей от настоящего дела — сельского хозяйства. К тому же следует припомнить, при каких тяжелых условиях должна была протекать работа в продолжение целых месяцев в лесу, под открытым небом, без крова. Понятно по всему этому стремление бежать, и бегство принимало в иных случаях повальный характер. Беглецов «сыскивали» рассылавшиеся по уездам подьячие и за побег должны были наказывать их батогами. Ответственность за розыск беглых возлагалась на воевод и на персонал их приказных изб. Так, в ноябре 1697 г. подьячий Зюзин, производивший сыск беглых работников в Землянском уезде, доносил, что в «непоставке» беглецов или заместителей за них он велел ежедневно с утра и до вечера бить на правеже землянской приказной избы лучших людей подьячих, рассчитывая при помощи такой меры собрать вскоре положенное на Землянский уезд указное число[841]. Подобные меры, однако, мало помогали делу и не оказывали заметного влияния на уменьшение числа беглых. В декабре 1697 г. адмиралтеец А. П. Протасьев, осеннее полугодие этого года проводивший в Воронеже, надзирая за ходом работ, к одной из своих отписок в Москву приложил ведомость о высланных, неявившихся и бежавших работных людях. Оказывается по этой ведомости, что из Землянска прислано было 9 октября 400 человек, однако на поверочный смотр в Воронеже из них не явилось, оказалось «в нетях», 8 человек и затем по 15 ноября сбежал 65 человек. Из Воронежа поступило 19 октября 100 человек, из которых по 10 декабря сбежало 42 человека. Из Усмани 23 октября прислано было 300 человек, на смотр из них не явилось 29 человек, по 15 ноября сбежало 261 человек; «итого беглецов и нетчиков» из 300 оказалось 290 человек. 3 октября послано было из Белоколодска 112 человек, на проверочный смотр в Воронеже из них не явилось 5 человек, по 8 ноября с работы сбежало 107 человек, т. е. все. Наконец, из Сокольска 26 октября прислано было 100 человек; «и ноября по 15 число, — как читаем в ведомости, — все бежали»[842]. Те же жалобы на бегство и в течение следующего, 1698 г., и едва ли оказало сильное действие распоряжение Петра в декабре этого года, грозившее каждому беглецу «повешением» без всякого милосердия[843].

Однако дело все же и с недостаточным количеством работных людей двигалось, и в тех пяти участках — или, как они стали также называться, видимо, вошедшим тогда в моду термином, «кумпанствах», на которые была подразделена отведенная для казенного кораблестроения лесная площадь, под общим надзором стольника князя Николая Лихудьева и под присмотром прставленных к каждому участку дворян, — не смолкали звуки топора и пилы, валивших вековые воронежские дубы и сосны, из которых выделывались тут же разные корабельные принадлежности и части. Вот перед нами отчет одного из этих дворян, Алексея Грамотина, представленный в Воронеж в «шатер», где помещались канцелярия адмиралтейца Протасьева. Из отчета видно, что в его «кумпанстве», или участке, работы производились по указанию голландского мастера Питера Баса. 6 октября начали вывозить на Ступинскую пристань брусья для килей, и для этой возки пришлось предварительно расчищать дорогу из леса к прибрежному селу Ступину, что и заняло время с 6 по 11 октября, так что в эти дни работные люди «в бору» работ уже не производили. 31 октября вывезенный на пристань корабельный материал погружен был в 14 будар и отпущен в Воронеж к адмиралтейцу; было отправлено: «25 кривуль на обе стороны, 13 кривуль коренных, 1 кривуля вместо корени, 1 балока большая, 34 кривули долгих, 26 пластин, 2 кривули короткие, 22 стула, на чем корабли закладывают, нос корабельный, 6 корм, 11 кривуль, что называют штуками».

В середине декабря подьячий этого же кумпанства, докладывая адмиралтейцу в шатре о ходе работ, сообщал, что «корабельные леса дубовые и сосновые заготовлены все»; но остались незаготовленными лесные материалы липовые, кленовые и березовые, потому что такого леса у них в бору не оказалось. Работа шла, как говорил докладчик, медленно за недостатком работных людей до положенного комплекта. После сделанных на участок прибавок рабочих, считая и тех, которые заняты были изготовлением угля и смолы, их все же не хватало до положенных двухсот, было налицо только 194. В кумпанствах других дворян, Я. Жеребцова и И. Зиновьева, несоответствие с комплектом было еще больше: у Жеребцова было всего 100 человек, у Зиновьева 184; но работы все же двигались[844]. При таких же условиях они шли и в следующем, 1698 году. На отведенных под Воронежем верфях строились казенные корабли и бригантины. Указанное положенное число работников на верфях и в лесу превышало уже 3000 человек, и также был большой недостаток людей до указанного числа. К 15 августа все корабельные материалы для казенных кораблей были вывезены из леса в Воронеж. Был построен также адмиралтейский двор[845].