Во тьме

— Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы добраться до главных ворот? — спросил он. Я не ответил.

— Почему у тебя за ухом ручка? — спросил он.

— Я всегда носил там карандаш, сэр, когда был электриком, — ответил я.

— Ты больше не электрик. Здесь мы снабдили вас карманами для ваших ручек. Используй их! — прогремел он. — И сними эти перчатки! — сказал он, добавив:

— В них вы не сможете должным образом обращаться с огнестрельным оружием.

В то утро он определенно был не в лучшем настроении. Он оставил свою новенькую машину припаркованной прямо за дверью и исчез внутри, оглянувшись на меня с презрением. Несколько минут спустя, когда я расхаживал взад и вперед перед участком, я заметил, что пистолет-пулемет в моей руке был готов к стрельбе. Рукоятка взведения была отведена назад и покоилась на шептале. Магазин был полон патронов. Предохранитель был снят! Я понимал, что мне нужно будет как можно быстрее обезопасить пистолет, но я был в панике и плохо соображал. Я попытался вспомнить совет инструктора о том, как именно сделать оружие безопасным. Я проверил, что переводчик огня стоит на одиночном выстреле. Так и было. Я не вынимал магазин. Это было моей большой ошибкой. Я знал, что в казеннике пистолета-пулемета нет патронов, поэтому я решил позволить рукоятке взведения медленно скользить вперед, удерживая ее между большим и указательным пальцами левой руки.

Все шло хорошо до тех пор, пока рукоятка взведения не прошла мимо магазина. Я забыл, что он автоматически извлекал патрон на пути мимо и доставлял его в казенную часть. К счастью, я крепко держал оружие и следил за тем, чтобы оно было направлено в безопасном направлении. Он выстрелил с оглушительным грохотом. Я почувствовал острую боль в большом пальце левой руки. Сказать, что я был шокирован, было бы преуменьшением. Рукоятка взведения откинулась с обнадеживающим щелчком и снова уперлась в шептало. Оружие, дымящийся в моей руке, было готово снова выстрелить. Я вернулся к исходной точке и уже изрядно опозорился. Мой большой палец пульсировал, и я боялся, что он сломан.

Я положил оружие на землю и поспешил спросить совета у коллеги, когда тот же самый старший офицер, что был ранее, крикнул из окна своего кабинета наверху:

— Ты попал в мою машину?

— Нет, сэр, — ответил я.

Я знал, что пуля ушла вверх. Хорошо, что старший офицер не высунул голову из этого окна несколькими секундами раньше, потому что он бы потерял ее! Я забрал гильзу от стреляного патрона. Меня немедленно вызвали в кабинет старшего офицера полиции. Я верил, что он ждал именно такой возможности, чтобы отомстить мне. Теперь у него был явный шанс наказать меня: он, во всяком случае, не собирался стрелять мимо меня и попадать в стену! Поднимаясь по лестнице, ведущей в его кабинет, я размышлял о своей короткой полицейской карьере до сих пор. Всего один год службы, и это должно было стать для меня концом. Я уже знал, что старший офицер в тот день был в плохом настроении. Я полностью был готов к разносу или чего похуже, прежде чем меня официально отстранили бы от службы. Инциденты такого рода с применением огнестрельного оружия рассматривались КПО очень серьезно, и я все еще находился на испытательном сроке. Я, безусловно, заслуживал, по крайней мере, дисциплинарного взыскания.

К моему большому удивлению, офицер был обеспокоен только тем, что бы я не был серьезно ранен. Он сбежал вниз и договорился, чтобы кто-нибудь принес мне чашку горячего чая, прежде чем я последую за ним обратно в его кабинет. Он мог видеть, что я был в шоке. Он искренне поддерживал меня и стремился к тому, чтобы я извлек уроки из своего опыта. Я отдавал себе отчет в том, что на самом деле не мог справиться даже с небольшой телефонной станцией в караульном помещении: по крайней мере, два раза в то утро я разъединял его, когда он разговаривал со старшим полицейским в Главном управлении! Итак, интересно, какие обязанности он мог бы возложить на меня там, где я не стал бы сеять хаос? Но он просто посмеялся надо мной: я не должен был быть «заблокирован». Меня даже не нужно было строго отчитывать. Очевидно, его главной заботой было то, чтобы я прошел надлежащую дополнительную подготовку по обращению с пистолетом-пулеметом, прежде чем я кого-нибудь убью.

— Послушай, иди и присоединяйся к экипажу машины, — сказал он. — Я организую для тебя дополнительную тренировку.

Когда я повернулся, чтобы покинуть его кабинет, он окликнул меня. Он вручил мне стрелянную гильзу, которую я подобрал снаружи, и сказал, чтобы я держал ее в кармане для моей дубинки в форменных брюках. Я немедленно сделал, как он предложил.

Офицер организовал для меня дополнительную тренировку с оружием, кивнув и подмигнув, не намекая на случайный выстрел в присутствии моих коллег, чтобы избавить меня от наименьшего смущения. Я, как он сказал, легко отделался: я мог бы кого-нибудь убить. Мне также очень повезло, что я не сломал большой палец. После этого инцидента я всегда был очень осторожен в обращении с любым видом огнестрельного оружия. Эта стреляная гильза до сих пор хранится у меня.

Мой район, или мой «пятачок», стал моим новообретенным садом. Вскоре я смог отличить сорняки от цветов, когда начал останавливать и проверять машины и пешеходов, которые казались мне подозрительными. Я также стал высококвалифицированным специалистом по выявлению новых групп лиц, которые были вовлечены в различные полувоенные группировки. Это знание сослужило бы мне хорошую службу, когда я пытался решить, кого мне нужно останавливать и проверять на регулярной основе.

Часто, прежде чем отправиться на патрулирование, я говорил своим коллегам, что собираюсь провести небольшую «прополку», называя террористов или обычных преступников одинаково «сорняками». Мне это показалось особенно подходящей аналогией, которую я продолжал использовать на протяжении всей своей полицейской карьеры. Правда заключалась в том, что эти нежелательные люди выделялись из толпы точно так же, как сорняки в саду.

Например, в те дни, в начале 1970-х, многие мужчины «Добровольческих сил Ольстера» носили черные брюки, черные водолазки и черные кожаные куртки. На самом деле, именно эти фирменные черные водолазки привели к тому, что в их собственных сообществах их прозвали «черными шейками». Их младшие единомышленники из группы «Молодые гражданские добровольцы» (МГД) носили похожую одежду, за исключением бежевых мешковатых штанов. Те, кто одевался таким образом, стремились, чтобы их идентифицировали как принадлежащих к таким группам в их соответствующих сообществах, гордясь своей ассоциацией с этими организациями.

Я был в равной степени воодушевлен, увидев, что они носят такую «униформу», поскольку это означало, что во время патрулирования мы могли легко видеть, кто в какой организации. Прошло совсем немного времени, прежде чем мы смогли приступить к идентификации тех из их сообщников, которые по той или иной причине не очень хотели, чтобы их идентифицировали таким образом. Я начинал «позитивно взаимодействовать» с местными жителями, как и советовал мне мой старший коллега Алек, чтобы иметь возможность накапливать то, что мы называли «знаниями местности». Вскоре я осознал всю прелесть обладания такими знаниями и воспользовался бы любой возможностью, чтобы закрепить их. Все это, мой энтузиазм и способность собирать такие данные должно было стать причиной того, что меня пригласили присоединиться к отделу уголовного розыска всего через два года после моей службы в полиции.

К сожалению, мне предстояло получить квалифицированную поддержку лишь со стороны одних кругов и вопиющую обструкцию со стороны других. В те первые дни моей службы в форме я практически не контактировал со Специальным отделом КПО. Об их абсолютной власти над остальной частью полиции ходили легенды. Я слышал разговоры об этой власти: она казалась нереальной, почти мифической. Я и не подозревал, что, когда мне наконец удастся заглянуть в зловещий мир, в котором они обитали, я вскоре окажусь втянутым в смертельный конфликт с ними: конфликт, который едва не полностью меня уничтожил.

Глава 5

Задержание кочующих стрелков

Это было 31 марта 1973 года, Великий национальный день, и меньше месяца прошло с момента инцидента со случайным выстрелом из пистолета-пулемета «Стерлинг» возле участка Ньютаунабби. Всего за пару дней до этого я закончил свой неофициальный курс повышения квалификации по обращению с пистолетом-пулеметом. Я был в ранней смене, которая работала с 7 утра до 3 часов дня. Я был наблюдателем в нашей патрульной машине с позывным «Дельта Ноябрь один восемь», за рулем был констебль Джон Ньюэлл. День начался так же, как и любой другой. Мы отвечали за патрулирование горячих точек, таких как преимущественно протестантский и лоялистский жилой комплекс Рэткул, где насилие могло вспыхнуть мгновенно и без предупреждения. Мы усердно выполняли свои обычные обязанности.

В начале нашей смены все было относительно спокойно. К тому времени, когда наступил наш перерыв, мы были готовы расслабиться в течение отведенных трех четвертей часа. Обычно в это время нам удавалось перекусить, но могло случиться все, что угодно, и мы были обязаны немедленно реагировать на все, что бы ни случилось. В теории нас должна была прикрывать машина Гленгормли, а мы, в свою очередь, будем прикрывать их, пока они наслаждаются перерывом, но по факту, их машина часто была слишком занята, и нам приходилось заботиться о себе самим.

Примерно в 12.30 полполудни, когда у нас с Джоном все еще был перерыв, по системе «999» поступил телефонный звонок от очень расстроенной пожилой леди с Доаг-роуд, Ньютаунабби. По ее словам, недавно она поссорилась со своим пожилым соседом-мужчиной, мистером Эрнестом Митчеллом, и несколько дней не видела его и не разговаривала с ним. Его молоко все еще стояло у него на пороге, а он обычно забирал его ранним утром. Она была обеспокоена тем, что могло что-то случиться.

Оператор, принявший вызов на «999» в региональной диспетчерской Белфаста, был озабочен тем, чтобы мы приехали как можно скорее. Пожилая дама была безутешна. Мы с Джоном перестали есть и бросились к нашей патрульной машине. В подобном случае жизнь может оказаться в опасности. Пожилой мужчина мог лежать с инсультом, не в состоянии пошевелиться или позвать на помощь.

Когда мы поспешно покидали участок, я ненадолго остановился, чтобы забрать свой мундир и пистолет-пулемет, вставив магазин с тридцатью патронами в его приемник. Мы были на месте происшествия в течение нескольких минут и сообщили руководству о нашем прибытии.

Пожилая леди, некая мисс Агнес Райан, ждала нас у своей входной двери по адресу Доаг-роуд, 13. Она была в крайне подавленном состоянии. Ей было 80 лет, она была очень маленькой и хрупкой. Моим первым побуждением было утешить ее, но нашим приоритетом был ее друг и сосед по номеру 15. Две парадные двери были обращены друг к другу и находились всего в нескольких футах друг от друга.

Хотя адрес был Доаг-роуд, маленькие домики пенсионеров на самом деле находились в квартале Рашпарк, недалеко от Доаг-роуд и напротив заправочной станции Рэткул. Сам Рашпарк представлял собой небольшой жилой комплекс для представителей исполнительной власти и был тихим, безмятежным районом, в отличие от некоторых соседних кварталов. С большими травянистыми лужайками и высокими деревьями, это было прекрасное место, резко контрастирующее с раскинувшимся прямо через Доаг-роуд комплексом Рэткул. Рашпарк был одним из немногих кварталов в районе Ньютаунабби, который создавал очень мало проблем с точки зрения полиции. В предыдущем году имело место несколько трагических случаев массового запугивания католиков из комплекса со стороны АОО, но с тех пор все в целом успокоилось. КПО могла приходить туда и уходить оттуда, почти не опасаясь нападения.