Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Капитан, выслушав, сказал, что «противиться не будет, учинит по их, посланничью, приказу безо всякого спору и каторгам канат с корабля для помочи против быстрой воды к выходу подать велит». При этом Памбург счел нужным оправдаться и против других пунктов, о которых «выговаривал» ему от имени посланников подьячий Лаврентий Протопопов. Полоняников он велел во второй раз свозить на берег тех, у которых вольных листов не было (припомним, что раньше он неоднократно утверждал, что на корабле полоняников без вольных листов нет). Полоняники с вольными листами у него на корабле все в целости. Французов он бил за то, что они били на него челом посланникам ложно; да и сами они еще виноваты тем, что «многое у него платье, взяв делать, перепортили и сделали не так, как он им приказывал, и у кроения платья покрали у него несколько аршин сукна и иных материй. Никому ни в чем здешним жителям за питье и за харчевые припасы он не должен, у кого что имел питьем и ествами, за то за все заплатил. Разве-де кто на него написал, что в лишек или его именем брал кто что иной на иных посторонних людей — только-де ему за всех оплачивать будет трудно. Золотыми и левками те французы поклепали его и людей его и солдат напрасно»[1060].

Получив ответ капитана о готовности его идти в путь, посланники обратились к визирскому кегае с просьбой о присылке каторг и на этот раз с предусмотрительной оговоркой, выдававшей предмет их опасения: «Однакож бы тех каторг начальные люди с вышереченным капитаном поступали учтиво и вежливо и ему, капитану, были послушны, а противного б собою ничего не чинили». Кегая, выразив удовольствие по поводу ухода корабля, ответил, что каторги — две, или четыре, или сколько будет надобно — присланы будут завтра, 13 мая, «а сего-де числа послать не успеть, потому что поздно». 13 мая утром к кораблю подошли четыре каторги. Как говорил капитан посланному к нему в этот день опять с предписанием уходить подьячему Григорию Юдину, «он, капитан, хотел было с корабля на те каторги подать канат, и те-де каторги того каната для противной великой погоды и быстрой воды принять и корабля вести отнюдь не могли и едва сами не потонули. А после-де того теми же каторгами и берегом людьми пятью стами человеки тот корабль тем же канатом нудились вести, однакоже никоторыми мерами повесть его не могли же, потому что вода в том месте, где корабль стоит, гирлом ис Черного моря в Белое море идет зело сильно и быстро. А когда-де противная погода утихнет, и он, капитан, тогда против быстрой воды о походе своем промышлять будет»[1061].

13, 14 и 15 мая корабль продолжал стоять на месте. 16 мая на корабль отправился подьячий Григорий Юдин с предписанием сказать капитану, что «противная погода утихла, и корабль каторгами в Черноморское устье вывесть мочно, и чтоб он шел в путь свой без замедления», так как «многим его стоянием их, посланничьи, отписки к великому государю замедлились многими числами». Капитан вновь отказался вести корабль каторгами, считая этот прием против быстрого течения невозможным и утверждая, что и начальные люди каторг выводить корабль каторгами отказываются, а применил для вывода корабля свой способ, который он описал так: «Завезен-де у них теперво вверх против воды якорь и приняты от того якоря на корабль три каната, и будут они возводить корабль воротом и в помочь грести корабельными веслами».

«И, сказав о том, — продолжает „Статейный список“, — велел он, капитан, корабль с места поднимать тем воротом и греблею. И против быстрой воды пошел корабль тем воротом и греблею без замедления. А потом учинилась того же часа тому кораблю благополучная ветреная погода, и пошел он парусами, и, поверстався против первых от Царяграда городков, велел капитан выстрелить из пяти пушек, а из городков, из одного из двух, а из другого из одной пушки выстрелили. И прошед все четыре турские городки, которые стоят на Черноморском гирле, стал корабль в самом Черноморском устье на якоре. А турские 6 каторг провожали тот корабль до Нового села и под тем селом остановились. А из того Черноморского устья царского величества корабль пошел на Черное море в путь свой майя против 17-го числа в ночи»[1062].

Ненавистный туркам корабль с его неспокойным капитаном ушел, наконец, из Константинополя. Памбург выдержал характер, так и не дал вести корабль турецкими каторгами, что, по его мнению, было бы бесчестьем кораблю. Посланники вспоминали о корабле в разговоре с Александром Маврокордато, когда тот приехал 22 мая на посольский двор. Маврокордато для начала беседы спросил посланников, почему они не переезжают на отведенный им загородный двор: «Время приходит самое теплое и в здешнем дворе жить им в такое теплое время будет в здравии их вредительно». Посланники ответили, что не переезжают, потому что от него, Александра, будет далеко и сообщаться с ним будет труднее. Маврокордато объяснил, что можно им будет тогда «пересылаться» и самим ездить водным путем в каюках. «И хотя и подалеку, однакож в здравии их будет безопасно. А стоит-де тот двор в Черноморском гирле в том месте, где корабль царского величества, пошед отсюду в путь свой к Азову, стоял за противными ветры». Посланники по этому поводу вспомнили о корабле: «Чают они, что царского величества корабль в сих числех уже на уреченное свое место к Азову или к Тагану-Рогу пришел, потому что погода настояла, хотя не само великая, только ему была благополучная. Александр говорил: может-де быть, что тот царского величества корабль в назначенное свое место пришел в целости. Дай Боже и им, посланником, настоящие свои дела совершить счастливо»[1063].

Разговоры о корабле и о Памбурге прекратились не сразу: капитан произвел яркое впечатление и оставил воспоминания. 25 мая соотечественник его голландский посол Кольер, которого капитан посещал, закончил свой разговор с присланным к нему от посланников подьячим Лаврентием Протопоповым словами, так переданными в «Статейном списке»: «А потом говорил он, посол, о капитане о Петре Памбурхе: чаять-де они, посланники, от его, капитанского, непостоянства много лишних слов на себя от турков приняли и претерпели. И хотя-де он, капитан, обучением своим к морскому хождению и к воинскому употреблению искусен и добр, только нрав и поступки имел не против здешнего обычая. И много-де он, посол, в том его, капитана, истязал и увещевал для того, что от малые искры великой огнь бывает. Однако ж он, капитан, в том ни в чем совету его не послушал и естли б де такие его, капитанские, поступки и суровости были здесь в прежние времена, то б де не без диковинки у них, посланников, с турками было»[1064].

И, выйдя в открытое море, Памбург не оставил турок в покое. 1 июня посланники посылали подьячих Лаврентия Протопопова и Григория Юдина к цесарскому послу графу Оттингену. Посол, между прочим, передал дошедший до него слух: «Слышал-де он, что корабль царского величества, на котором они, посланники, к Царюграду пришли, был остановлен в Черноморском гирле и стояли около его здешние турские корабли и каторги», и затем спросил: «И тот-де корабль где ныне обретается, есть ли им, посланником, о том ведомость?» Протопопов счел необходимым опровергнуть обидный слух о задержании корабля: «О задержании-де того царского величества корабля некто сказывал ему, послу, ложно, потому что никакой остановки здесь от турков тому кораблю не было, а стоял он в том Черноморском гирле за противною погодою. А каторги хотя около того корабля и были, только не для иного какого дела, но присланы были для вспоможения тому кораблю, как бы ему во время той противной погоды и быстро текущей из Черного в Белое море воды из гирла вытить на море. Однакож милосердием Божиим тот корабль из того гирла на Черное море вышел парусами собою и без помочи тех каторг турских и в путь свой пошел Черным морем к Азову маия против 17 числа, и ныне тот корабль под Азовом или под Таганом-Рогом».

Посол возразил и, сообщив известия о поступках капитана по выходе в открытое море, говорил, что-де «о сих числех тот царского величества корабль, чает, на уреченное свое место еще не пришел, потому что четвертого дня объехали турские суды тот корабль недалеко, почитай, на половине пути. И творят-де турки жалобу того корабля на капитана, что он дорогою едет не смирно, многим турским мелким морским судам починил шкоду». Протопопов и эти известия опровергал и приводил другие: «Что-де после выходу того корабля из гирла видели его турские корабельные люди на другой день от Царяграда милях в семидесяти, а жалоб никаких от них на капитана не было. И признавают-де они, посланники, что уж тот корабль до сего времени под Керчь или на уреченное свое место давно пришел, потому что по многие дни была погода, хотя не само большая, только ему благополучная. А в морском-де плавании тот корабль зело поспешен»[1065].

Хорошо запомнив визит в Константинополь русского корабля, привезшего посольство Украинцева, турки потом и слышать не хотели о приезде Великого посольства для подтверждения мира морем и требовали включения в мирный договор особого условия, что это посольство прибудет непременно сухим путем, предупреждая, что оно «морем пропущено не будет». На возражение посланников, «для чего их тем нудить, что от царского величества посольству быть сухим путем, то-де будет на произволение его царского величества, сухим ли путем или морем то посольство отпустить», Маврокордато решительно повторил: «Морем никако же не будет пропущено, и чтоб они, посланники, в том много не трудились и не мыслили. А у Порты что уже постановлено, то инако пременено отнюдь не будет»[1066].