Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XXV. Визиты Великого посольства иностранным послам

Когда находящиеся в Гааге чужеземные послы, кроме французских, сделали визиты русским послам, последние, в свою очередь, стали выезжать к ним с визитами. В бумагах посольства сохранился составленный для этой цели список иностранных послов и секретарей посольств с обозначением всех их титулов и с указанием адресов их в Гааге[1133]. Выезды эти обставлялись такой же, если не большей пышностью, как и выезды иностранцев. Посольский кортеж составлялся из восьми карет: «три кореты свои по 6 возников в корете да пять корет нанятых»; в одной карете — сами послы, в остальных — дворяне и приказные люди; перед посольской каретой, как и на торжественных выездах — 20 человек лакеев в добром немецком платье, около кареты 12 гайдуков в венгерских кафтанах, на передках и на запятках — пажи. При встречах и расставаниях говорились приветствия и комплименты, столь же громоздкие, как возившие послов кареты, и столь же тяжелые, как громадные парики с большими локонами на головах людей эпохи Людовика XIV. 12 октября сделаны были визиты послам цесарским, шведским и английским. Цесарские послы граф Кауниц, граф Стратман и барон Зейдлер встретили великих послов, «сшед с крыльца у корет, и просили, чтоб они, великие и полномочные послы, изволили итить в полаты. И великие и полномочные послы шли наперед, а за ними шли цесарские послы, да за ними ж и перед ними шли дворяня и приказные люди; а вшед в третью полату, которая убрана зело стройно, сели великие и полномочные послы и цесарские послы по местам». Эта третья палата во дворце цесарского посольства поразила убранством и автора «Записной книжки», принимавшего среди посольских дворян участие в этом визите. «У цесарского посла был я в доме, — записал он, — где одна комната обита полосатыми материями, другая изрядными шпалерами, а третья бархатом красным и по швам кружевами золотыми, весьма богатыми»[1134]. Великие послы поздравляли цесарских послов, говорили, что приехали должную честь им воздать, желают цесарским послам всякого добра и, если в чем могут, рады оказать им, как братье своей, услугу. Цесарские послы благодарствовали и говорили: «зело де они прибытием их, великих и полномочных послов, к себе тешатся и за посещение их челом бьют и кланялись». Притом особенно поздравляли великих послов с добрым поведением русских войск, о котором получили известие и «дай-де Боже его царского величества войском, над неприятелем победу и одоление». Затем они обратились вновь с просьбой по известному же нам делу — оказать покровительство архиепискому Анкирскому. Великие послы сказали в ответ, что вручат архиепископу указ к пограничному воеводе о свободном проезде к Москве, затем в Москве дана будет ему грамота к шаху персидскому; «толко б тот помянутой архиепископ ведал, вскоре ему к Москве ехать не для чего, для того что, приехав ему зимою к Москве, жить будет без дела, понеже с Москвы ездят до Астрахани водою; и то б он рассудил, как бы ему лутче и способнее быть; а указ де ему к порубежному воеводе тотчас дан будет, когда он похочет, также и к Москве об нем они, великие послы, через почту писать будут о всем». То же они повторили и самому архиепископу, когда он явился к ним лично 18 октября. Разговор коснулся затем отдаленных индейских и персидских народов и «Яппона» (Японии), не послать ли туда грамот с тем же архиепископом: «Потом спрашивали цесарские послы: царское де величество имеет ли с индейскими и иными тамошних персидских народов со владельцы пересылки, а именно с Яппоном, и не надобно ль де и к ним послать царского величества грамот с тем же архиепископом? И великие и полномочные послы говорили: посылать грамот к ним не для чего, потому что никогда с теми владельцы царское величество пересылок не имел и не имеет, а послан будет великого государя указ к резиденту, который пребывает при дворе шаха персицкого, и тот с тем архиепископом будет о всем сноситься и дела делать как лутче и обоим государствам, как царского величества, так и цесарского величества, належит к ползе». На этом визит закончился: «встав и простясь, великие послы от них пошли, провожали их (цесарские) послы до кареты»[1135].

После цесарских послов великие послы посетили шведское посольство. Свидание началось подобными же взаимными приветствиями. Затем шведский посол говорил, что по воле Божией бывший их король (Карл XI) «сей суетный свет оставил», а сын его (Карл XII) желает с великим государем быть в постоянной дружбе и любви, как и его отец, и чтобы великие послы благоволили посетить его, государя, в Швеции. Шведы, слыша о мужестве, храбрости, премудрости и разуме его царского величества в военных поступках, радуются и желают, чтобы «Господь Бог благословил его своим благословением и на враги победою». Великие послы сказали, что у них царского величества указа, чтобы ехать в Швецию, нет, но если такой указ получат, то с радостью исполнят, да и прилично нового короля, его королевское величество, поздравить с восшествием на престол. Великие послы поздравили затем шведского посла с заключением мира с Францией, выразив надежду, что и труды его, шведского посла, при заключении этого мира не будут забыты. Посол отвечал благодарностью и со своей стороны любезностями по адресу великих послов[1136]. Заехав после этого визита на короткое время домой и послав предварительно в английское посольство осведомиться, будут ли английские послы дома, великие послы отправились к ним с визитом. После обычных приветствий английские послы сообщили, что имеют сделать русским одно предложение, и если не найдут времени переговорить об этом устно, то пришлют на письме. Великие послы заявили, что рады предложение выслушать и охотно ответят[1137].

Об этих визитах сообщал, между прочим, Петру в этот же день, 12 октября, Ф. А. Головин во втором из тех двух писем его к царю из Гааги, которые сохранились. Письмо это было ответом на письмо Петра из Амстердама от 11 октября. Ф. А. Головин ведет речь об оставленных в Берлине русских людях, о новом потешном морском сражении, которое очень бы хотелось, как свидетельствует и Схельтема, видеть Петру и которое бургомистры намеревались было устроить в то время, как царь выезжал на Тессель, а теперь считают время уже упущенным, да притом Витзена нет в настоящую минуту в Гааге и поговорить о том не с кем. При письме посылается выписка из курантов о Деконтии; других известий о польских делах пока нет. С польским послом великие послы «пересылаются» часто, но у него нет известий. «Государь милостивой, — читаем в письме Головина, — сего числа отдал мне Иван Еремеев писмо от милости твоей, государя, которое я, восприяв и выразумев из него, в тот час с Францом Яковлевичем о том говорил. На что мне он сказал, что о оставленных наших в Берлине, дабы их кормили, он к президенту курфистрову бутто писал по первому писму к себе от тебя, милостивого государя, и о том в Амстердам к милости твоей наперед де сего писал же. О корабельном потешном бою, чтоб в нынешнем времени зделали бургумистры, как напред сего говорили, я Францу Яковлевичу самое то писмо от тебя, государя, показав, говорил. На что мне сказал, что бутто они тот потешной бой хотели составить в то время, как ты, государь, изволил быть в Теселе, а ныне де уж время тому ушло, и бургумистра Витцена здесь нет, и говорить де о том не с кем. И о том, государь, как воля твоя надлежит. О состоянии князя Деконтия, выписав ис курсантов, послал с сим писмом к милости твоей, государю; а болши того ведомостей о поляках нет. И с саксонским послом частые есть у нас пересылки, толко и он болши сего ведомостей никаких не имеет, а ожидает к себе вскоре указу от королевского величества на первое предложение наше, как был у нас в Амстердаме; дай боже, доброе. Что жь о нас принадлежит, извествую. Вчерашнего и сего дни посылали мы и говорили сами Статом, чтобы на предложение наше учинили нам отповедь и притом немедленной отпуск. На что нам сказали, что учинят, конечно, конференцыю или ответ в сей четверток и после того назначат немедленно отпуск по нашему желанию. Сего, государь, числа отдавали мы визиту послом цесарским, потом, яко медиатору и прежде всех у нас будущему (т. е. как посреднику на Рисвикских переговорах и первому бывшему у великих послов с визитом), свейскому, и потом, немного побыв дома и обслався, были и у аглинских. Принимали нас везде с учтивостию и встречали и провожали против того же, как и мы их. Что впредь в деле нашем от Статов показано будет, о том к тебе, государю, писать стану. Брат мой Иван вчерашнего, государь, числа пополудни в девятом часу к нам приехал (из Берлина, где он и сын Головина обучались „свободным наукам“)[1138]. При сем же, государь, послал писмо Адама Вейда, каково ко мне писал из Вены ради ведомости милости твоей, государю. Раб твой Фетка. Из Гаги, октебря в 12 день». Письмо было адресовано словами: «надлежит десятнику» и получено «десятником» 13 октября[1139].

13 октября великие послы отдали визиты датским и бранденбургским послам с теми же церемониями и с обменом теми же приветствиями и любезностями, как и при прежних визитах. Датские послы в разговоре сообщили, что с полгода тому назад их король отправил посланника в Москву; они надеются, что этот посланник теперь уже прибыл к месту назначения. Великие послы ответили, что известие о прибытии посланника в Москву они уже получили через почту; он там принят с подобающей честью, и дела, ради которых он приехал, будут исполнены к его удовольствию. Но если бы датские послы пожелали вступить в переговоры с Великим посольством, то они, великие послы, рады будут оказать им услугу здесь или потом в Амстердаме[1140]. Разговор с бранденбургскими послами состоял всецело из одних приветствий и любезностей. Между прочим, великие послы еще раз поблагодарили за внимание, оказанное им курфюрстом и его служителями в бытность их в Кенигсберге, причем «кланялись рядовым поклоном». Бранденбуржцы заявили, что донесут об этом курфюрсту; одно они «причитают себе за несчастие», что они не были при курфюрсте во время пребывания у него великих послов; но теперь они «повеселились тем, что ныне сподобились их радостно видеть и добрую приязнь с ними иметь»[1141].

Во время визита русских послов английским последние заявили, что имеют сделать предложение, которое пришлют в письменной форме. Действительно, 14 октября они прислали с секретарем посольства письмо на латинском языке. Перевод с него включен в «Статейный список». Во вступительной части письма приводилась историческая справка, что англичане — первые из всех европейских народов завели торговлю и дружбу с русским народом еще во времена королевы Елизаветы, с одной стороны, и «великого императора» Иоанна Васильевича — с другой, и эта дружба с пользой и выгодой для обоих народов продолжалась более ста лет. Но затем злоба времен и несчастливое продолжение войны помешали англичанам поддерживать эту дружбу. Теперь же король Вильгельм личным свиданием с «непобедимейшим, пресветлейшим и державнейшим князем Петром, великим царем и императором российским и московским эту любительную дружбу обновил», и от этой встречи двух монархов и их взаимной склонности можно ожидать «всякого веселия и блага обоим народам». И сами великие послы предприняли великое путешествие, чтобы подкрепить связи с дружелюбными народами. Поэтому, они, английские послы, стараясь о восстановлении дружбы и торговли, просят, чтобы англичанам предоставлено было право занять (в Архангельске?) прежнее «подворье» и ввозить свои товары в торговые русские города, и особенно чтобы разрешено было ввозить «траву никоцыанскую, вообще табак имянованную, под такими подлогами, как всех товаров уже древле ввезли». Эта просьба о разрешении ввоза нового товара — табака, запрещенного в России «богомерзкого зелия», на общих основаниях с прочими товарами и составляла суть витиеватого письма английских послов. Предложение, как вскоре увидим, имело свои последствия[1142].