Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XXXIV. Переписка о торговле табаком в России

Чтобы войти в курс этой переписки о табаке и понять вопрос Ромодановского, припомним вкратце наше законодательство об употреблении табака и о торговле им в XVII в. Употребление табака, этого «богомерзкого зелия», было запрещено в Московском государстве под суровым взысканием. В 1634 г. царем Михаилом был издан указ, чтобы нигде русские люди и иноземцы табака у себя не держали, «не пили» его, как тогда выражались о курении, и не торговали табаком под страхом смертной казни и конфискации всего имущества. Этот указ был подтвержден царем Алексеем Михайловичем и вошел в Уложение[1287]. В главе XXV Уложения, озаглавленной «Указ о корчмах», есть еще несколько статей, предусматривающих различные случаи нарушения запрета держать табак и торговать им, как то: о приводе людей, пойманных с табаком, о находке табака, об изветах на людей, держащих табак, о выемке его, о случае подкидывания табака, как поличного, о взятках объезжим головам от тех, кто будут пойманы с табаком[1288]. Следствие по этим делам должно производиться с пытками. Смертная казнь за употребление и продажу табака, провозглашенная вошедшим в Уложение указом царя Михаила, была, конечно, только угрозой, что видно из статьи 16 той же XXV главы, которая стрельцов и всякого рода гулящих людей, двукратно или троекратно приведенных с табаком, предписывает бить кнутом на козле или по торгам, а за многие приводы у таких людей рвать ноздри и резать носы и после этих операций ссылать «в дальние городы, куда государь укажет», чтоб, на то смотря, иным было неповадно так поступать. Воеводские наказы второй половины XVII в. не только не говорят о смертной казни за табак, но и не упоминают об изувечивающих телесных наказаниях статьи 16 главы XXV Уложения, грозя тем, у кого найдется табак, только кнутом[1289].

Как странную непоследовательность надо отметить, что, несмотря на приведенные выше суровые угрозы за курение табака, само правительство в то же время продавало его в Сибири. Так, в 1646 г. из приказа Большой казны с гостиной сотни Иваном Еремеевым и посадским Иваном Третьяковым было послано в Сибирь 130 пудов табаку с предписанием продавать его во всех сибирских городах всяким людям, «почему ценою доведется». Воеводам приказано было дать Еремееву и Третьякову для табачного дела съезжий дом, целовальников, рассыльщиков, толмачей, также стрельцов и пушкарей для выемки табака, подьячих для письма, подводы и провожатых для перевоза табака и, наконец, подводы для отсылки в Москву денег, вырученных за продажу табака. Но частная продажа табака преследовалась и в Сибири. Казенная продажа его велась там и в следующих (1647 и 1648) годах гостями Подошевниковым, Грудцыным и Усовым; употребление табака там распространялось[1290]. Росло оно и в Европейской России. Перспектива кнута, рванья ноздрей или потери носа не удерживала курильщиков. Впрочем, возвещенные Уложением суровые наказания едва ли когда применялись на практике, и все большая масса народа привыкала «пить» безвредное, хотя и «богомерзкое» зелие из бычачьих рогов, заменявших тогда трубки. Закурил, наконец, и сам царь. Тогда запрещение табака стало явной несообразностью. Перед отъездом за границу 1 февраля 1697 г. Петр издал указ, разрешавший употребление и открытую продажу табака. Указ этот мотивировался всеобщим распространением курения и тайной торговли запретной травой. Царю учинилось ведомо, что «во многих домах у всяких чинов людей табаку является много». Его привозят и из черкасских (украинских) городов, где употребление табака не воспрещалось, и из Польши — через шведскую границу, и из-за моря через Архангельск и продают тайно, не «являя» в таможне и не платя пошлин. В городах его продают даже с ведома воевод и приказных людей, которые за взятки гарантируют торговцев табаком от неприятностей со стороны таможенных голов. Поэтому государь и указал табак привозить к Москве и в городах явно в продавать его при кабаках, для чего построить при кабаках особые светлицы, чтобы всяких чинов людям тот табак покупать было свободно. В продаже табака Петр ясно увидел новую доходную статью для казны и обложил его казенным сбором, пошлиной, размеры которой различались, смотря по сорту. С высших сортов — с виргинского табака и кнастера — велено было взимать с фунта по 5 алтын (15 копеек); с «тонкого» или с «польского, что возят из-за шведского рубежа», — по 3 алтына 2 деньги (10 копеек), и, наконец, с третьего сорта: «с черкасского листового и свитого табаку» — по 10 денег (5 копеек). Указ предписывал заведование табачной торговлей и cбop пошлин поручить головам из гостей или из гостиной сотни, выбрав к ним целовальников в Москве из посадских людей черных сотен и слобод; у торговли в провинциальных городах, а также по торжкам и селам быть выборным из лучших местных посадских людей. Таким образом, организовано было управление табачной торговлей «на вере», подобное тому «верному» управлению, которое ведало питейной торговлей. Собранные до 1 декабря 1697 г. пошлины головы и посадские люди, не внося в казну, должны были употребить на постройку «светлиц» при кабаках и на обзаведение всем необходимым для торговли табаком, а после этого срока пошлины будут поступать в казну. В указ внесена оговорка, подтверждающая право иноземца Томаса фон-дер-Брахта до 1 декабря 1697 г. торговать беспошлинно в Архангельске и в Москве тем табаком, который он купит в Архангельске, — право, ранее этого указа предоставленное, о чем довольно глухо упоминает указ, Якову Брюсу. С 1 декабря 1697 г. право на торговлю табаком переходит повсюду, за исключением украинских городов, к казне, причем производство ее по отдельным местностям может быть сдаваемо на откуп. За необъявление продажного табака в таможне указ назначает те же пени и наказания, как и за корчемство. Наконец, устанавливается центральное учреждение для заведования делами по табачной торговле. Они поручаются ближнему стольнику князю Ф. Ю. Ромодановскому в Преображенском приказе[1291].

Во исполнение этого царского указа к середине апреля 1697 г. было положено начало табачной администрации на вере. Верным головой был назначен гостиной сотни Мартын Богданов (Орленок) на год — с 1 декабря 1696 г. по 1 декабря 1697 г.; назначение таким образом было сделано несколько задним числом. К нему велено было в целовальники выбрать посадских людей из московских черных сотен и слобод. Рассылались указы по городам о явной торговле табаком и предписывалось выбрать для заведования ею добрых посадских людей на вере. Воеводы получили приказы давать этим выборным служилых людей для оберегания собранной казны, на заставы, учреждаемые против тайного провоза табака и для производства выемок табака у заподозренных в тайном его хранении людей. Всем делом по устройству администрации табачной торговли руководил Преображенский приказ, из которого шли указы по другим московским приказам, а эти последние отправляли в подведомственные каждому города «послушные грамоты» об исполнении на местах имеющих туда приходить распоряжений Преображенского приказа[1292]. «Верная» продажа табака стала, однако, подвергаться некоторым ограничениям и вызывать кое-где сопротивление. Так, указом 23 июня 1697 г. агентам Мартына Богданова запрещено было возить табак в подведомственные Сибирскому приказу инородческие ясачные улусы и менять его на собольи меха и на всякую мягкую рухлядь; продавать его предоставлено было только в городах и только на деньги[1293]. Именитый человек Г. Д. Строганов выступил с протестом против ведения табачной торговли в его обширных соликамских вотчинах, ссылаясь на то, что, по словам царского указа, светлицы для табачной торговли следовало открывать при кабаках, а в его вотчинах кабаков нет. Иноземцы Новонемецкой слободы в Москве — голландцы, гамбуржцы и итальянцы — подали челобитье, прося у них в Новонемецкой слободе табачной светлицы не строить и высказывая опасение, что эта светлица будет пристанищем злым людям и пропойцам, от которых им будет разорение. Они также указывали, что такие светлицы велено устраивать при кабаках, а у них в Новонемецкой слободе кабака нет с тех пор, как существовавший ранее по их челобитью был закрыт[1294].

В таком положении было дело с табачной торговлей к осени 1697 г., когда 14 октября английские послы в Гааге сделали предложение русскому посольству о разрешении английским купцам ввоза в Россию «никоцианской травы»[1295] и когда Ромодановский в письме к Петру от 26 ноября спрашивал его, продолжить ли иноземцу фон-дер-Брахту право беспошлинной торговли после 1 декабря 1697 г.

«Min Her Konich, — пишет царь, — писмо твое, государское, ноября 26 дня писанное, мне отдано декабря в 24 день, в котором написана о иноземце о Томасе Фаденбрахте, что ему как впредь торговать тобаком? И о том я дивлюся, что изволите писать: о том уже еще зимою указ учинен, таков же, каков Орленку, что первой год на себя, другой год на себя же с пошлинами, в третей год дать торг: хто больши даст, тому и отдать. И о том паки не по малу дивлюсь, разве вашеи, государевы, бояря не донесли вам; а, кажется, дела посредственна. Холопи ваши, государские, господа послы, при помощии Божии в добром состоянии со всеми при них будущими. На будущей недели мы по указу их поедем отселя в Британию». К письму сделана собственноручная приписка: «Писалъ Виниусъ, чтобъ ему быть потъ покъровомъ милости вашей; о чемъ прошу, iзволь учинить по его прошению. Piter. Изъ Амстрадама, декабря въ 31 день 1697-го году»[1296].

В письме к Кревету Петр касается проекта постройки гавани и крепости при впадении реки Миуса в Азовское море, составленного инженером Лавалем: «Min Her Krevet. Писмо твое ноября 26-го дня 1697-го писанное, мне отдано декабря в 24 день, в котором пишешь о строении гавона и крепостей на Миясе, о чем я писал с прошлой и з сею почтою ко Алексею Семеновичю. А тебе за то уведомление благодарствую. Мы, Богу извольшу, поедем на будущей неделе во отечество твое». Мысль об отечестве Кревета — Англии — заставила Петра вспомнить и о другом англичанине в России, ему близком — Гордоне, и он закончил приведенное письмо к Кревету собственноручной припиской: «Пожалуй, покълонись Петру Iвановичю Гордону, понеже i онъ оттуды (т. е. из Англии) такожъ i протчимъ нашей кумпаниi. Piter. Изъ Амстрадама, декабря въ 31 день»[1297]. Посольством получена была в этот день грамота к царю от герцога Шлезвиг-Голштинского Фридриха-Людвига о рождении у него сына, о наречении его в честь царя Петром, с просьбой к царю о восприемничестве при крещении новорожденного принца, в чем царь обнадежил герцога во время пребывания своего в Кенигсберге. Петр изъявил на это свое согласие, и в таком смысле была впоследствии послана ответная грамота герцогу[1298]. В тот же день, 31 декабря, посольство, не переставая заботиться о порученном ему деле найма персонала для азовского флота, отправило приказание новгородскому воеводе командировать шестерых дворян для найма штурманов, боцманов и матросов в шведских городах Ругодиве (Нарве) и Колывани (Ревеле). О разрешении производить такой наем в шведских городах царь просил шведского короля в ответной своей грамоте на королевские грамоты, привезенные посланником Фабрициусом[1299].