Оставаясь в меньшинстве

Дом моих родителей в Кораллово

Жизнь была насыщенной, интересной, и мама была счастлива: наконец-то исполнилась ее мечта жить на природе. Она всегда хотела иметь дачу, но в советское время на зарплату учителя и инженера купить ее было невозможно. А здесь, в Кораллово, они жили в небольшом двухэтажном деревянном домике, о котором мама до сих пор вспоминает с нежностью. С террасы дома открывался вид на сад, пахло свежим деревом. Тишина и покой. Родители Ходорковского тоже жили на территории лицея, деятельностью которого фактически и руководили.

В какой-то момент я предложил родителям построить новый большой дом, но они отказались. Они всегда были скромными и непритязательными.

Лицей-интернат, кстати, несмотря на случившееся с ЮКОСом, действует и сегодня. Сейчас в нем безвозмездно учатся около двухсот учеников с пятого по одиннадцатый класс из различных уголков России.

Такая буколическая жизнь продолжалась до конца 2003-го, когда у ЮКОСа начались серьезные проблемы (о них подробнее в следующих главах), а я уехал в Израиль. Когда стало ясно, что мое возвращение откладывается, родители тоже приняли решение переехать. К тому времени они уже несколько раз побывали в Израиле: в 1995 году объехали всю страну от Эйлата до Кинерета. Вернувшись в Москву, мама с восторгом описывала Израиль и признавалась, что здесь она впервые за границей почувствовала себя как дома. Уезжать оттуда в Россию ей не хотелось.

Родители прилетели в Израиль 1 февраля 2004 года. Как туристы, с небольшим количеством вещей. Тогда они еще верили, что после оформления документов и принятия израильского гражданства смогут через несколько месяцев вернуться домой, спокойно собрать оставшиеся вещи, которые хотелось бы перевезти в Израиль… Сначала они еще планировали, что будут регулярно ездить в Москву, жить в своей новой квартире на Покровском бульваре, которую я им подарил за пару лет до отъезда.

Но, как часто бывает, судьба распорядилась по-своему. Ни в Россию, ни в Москву родители больше не возвращались. А из вещей, которые остались в московской квартире, мама жалеет о старом медном подсвечнике, оставшемся от ее бабушки Эси — она в семье была хранительницей еврейских традиций — и о своем свадебном платье из креп-сатина с набивными цветами и нижней юбкой.

Зато по какой-то необъяснимой причине мама прихватила с собой в поездку бирку из родильного дома, которую привязывали к руке новорожденного Лени с указанием фамилии, веса и роста.