Оставаясь в меньшинстве

Пролог

Мне семь лет. Я учусь в первом классе московской школы. Я уже умею читать и писать. На перемене классная руководительница Елена Николаевна вышла из кабинета, оставив на своем столе классный журнал. В открытое окно подул ветер, страницы зашелестели, и открылась последняя, там, где записаны фамилия, имя, отчество, адрес каждого ученика, а также национальность.

Моя фамилия по алфавиту где-то во второй половине списка. Я любопытен. Читаю. В столбике «Национальность» везде — «русский», «русский», «русский», и вдруг напротив «Невзлин Леонид» написано: «еврей». А потом опять — «русский», «русский», «русский».

Первое ощущение — испуг. Меня как будто пронзило: я не такой, как все! Я один — не русский. Один — еврей. Я не просто другой, я — в меньшинстве. Значит, во мне что-то нехорошее есть. Быть в меньшинстве — плохо.

Много лет я прожил с ощущением своей инаковости, того, что я отличаюсь от большинства. Что мое еврейство накладывает на меня печать изгоя, мешая слиться с русским большинством в моей стране — Советском Союзе. А кто такие евреи, что такое еврейский народ, что значит быть евреем — об этом я редко задумывался. Для меня это означало прежде всего быть не как все. Быть меньшинством. В СССР — стране, на словах декларировавшей братство народов, в реальности это означало дискриминацию.

Достаточно рано, еще ребенком, я стал понимать: все советские граждане живут в окружении различных запретов, но на евреев наложены дополнительные ограничения. Воспринимал я это как должное. Как обидный, но естественный порядок вещей.

С конца 80-х годов этот «естественный» порядок начал ломаться, распадаться вместе с советским режимом. Менялись все незыблемые понятия, определения и самоопределения.

Наверное, тогда и началось мое внутреннее освобождение, ощущение независимости от большинства. Я долго и мучительно доходил до понимания, что моя свобода, мои права, мои убеждения — первичны. Именно это делает человека уникальной личностью.

Огромное влияние на мое мировосприятие и мою систему ценностей оказала репатриация в Израиль. За восемнадцать лет жизни в этой стране я изменился, стал совсем другим. В Израиле я окончательно осознал, что человек важен сам по себе. И все должно строиться вокруг него, а не вокруг государства и даже не вокруг большинства, как нам внушали в Советском Союзе.

Кроме того, именно в Израиле я по-настоящему увлекся историей своей семьи. В молодости прошлое мало интересует. Мы редко расспрашиваем своих бабушек и дедушек о том, как они жили двадцать-тридцать-сорок лет назад. Иногда нам даже трудно представить их молодыми. Да и зачем? Жизнь кажется бесконечно долгой, ты смотришь вперед, мечтаешь о том, как вырастешь и обретешь независимость — и от родителей, и от бабушек с дедушками.

И я был таким. Наверное, лет до пятидесяти был сосредоточен на настоящем и будущем, не тратил время на рефлексию о прошлом. А потом вдруг понял, что прожил, не зная даже, что означает моя фамилия Невзлин и откуда она взялась!

Тогда я решил исследовать свои корни. Два историка — Владимир Левин и Аркадий Зельцер — проделали огромную работу и восстановили историю нашего рода. За что я им очень благодарен. Теперь я знаю имена своих предков до седьмого колена. Я узнал, как они жили на протяжении последних двух веков. Наверное, не так подробно, как хотелось бы, но несравненно лучше, чем знал раньше. Я читал этот двухтомный труд — «Историю семьи Леонида Невзлина», рассматривал старые черно-белые фотографии и в какой-то момент ощутил неразрывную связь с этими и родными, и до тех пор практически незнакомыми мне людьми. Я почувствовал себя одним из звеньев бесконечной цепи еврейского народа, тянущейся на протяжении веков и тысячелетий сквозь страны и континенты.

Я звено в цепи поколений, но я совсем не хочу оставаться в ней анонимным элементом. Жизнь мимолетна, и со временем уходят из памяти детали и подробности событий, забываются эмоции.

Я начал писать эту книгу, когда мне исполнилось пятьдесят пять лет. Это не обычная автобиография. И точно не исповедь человека, подводящего итоги. Я решил практически ничего не писать про свою личную жизнь. В самых общих чертах касаюсь истории с ЮКОСом. Мало упоминаю разные политические фигуры, хотя, безусловно, знаком с очень многими из тех, кто творил историю России. Многие имена «творцов истории», которые сейчас на слуху, забудутся через десять лет, если не раньше. Мне гораздо интереснее проанализировать те изменения, ту внутреннюю эволюцию, которую я прошел за эти десятилетия.