Секретарь райкома

Глава 3

Мотыгинский район

Наша жизнь и работа после так называемой в прошлом промышленно-производственной зоны в целом мало в чем изменилась. Просто ушел из нее Северо-Енисейский район, убавилось забот и хлопот. Уход из Красноярского края совнархоза изменил структуру управления народным хозяйством. Нам, районным и городским руководителям, уже привыкшим работать с совнархозом и теми людьми, кто там работал, было жаль расставаться. Мы для них, переехавшими в Москву и занявшими там высокие должности в министерствах, стали далекими, а порой и чужими. Теперь встречались с ними в Москве на отраслевых совещаниях или коллегиях, или в министерствах.

Как только был восстановлен Минцветмет СССР – «Главзолото», его вновь возглавил Константин Васильевич Воробьев, он когда-то начинал свою производственную деятельность на Коммунаровских рудниках в Хакасии. Собрал общесоюзное совещание по золоту и, конечно, пригласил нас. Из края собралась целая группа – директора золотодобывающих предприятий и двое секретарей райкомов. Мы думали, что от совещания что-нибудь получим – улучшение снабжения золотой отрасли, ассигнования на строительство жилья и объектов соцкультбыта, строительство новых производств. Но на этом совещании в основном изыскивались внутренние резервы развития производств. Если совнархозы не смогли эту отрасль поднять на современный технический уровень, то чем могло помочь это совещание? Поговорили в хорошем зале, присутствовали представители ЦК и Совмина. В общем, совещание было проведено ради галочки проведенных мероприятий – «о связи производства и управления».

Разместили нас в хорошей московской гостинице. Вечером мы всей группой пошли в ресторан покушать и, конечно, выпить – как золотопромышленники могут без этого дела обойтись? Сели мы за стол, подошла молодая официантка, и я обратился к ней с заказом, предварительно представил ей клиентов стола, сказав, что здесь собрались «золотари» из Сибири. Она небрежно повела почему-то носом, потом долго записывала заказ. Мы сидим, а нам ничего не несут. Тогда я обращаюсь к официантке:

– Девушка, вы все-таки постарайтесь обслужить золотопромышленников, они издалека приехали и ждут!

Официантка только теперь поняла, что она должна обслуживать не «золотарей», которые в бочках возят известный материал, а что здесь сидят тузы золотой промышленности. Она сразу все бросила и стала ухаживать и потчевать нас. Мы, правда, потом не поскупились на чаевые. И вообще, нужно сказать, в советское время работники, добывающие золото, уже не разбрасывались своими деньгами, как раньше купчишки, потому что стали их меньше зарабатывать.

Обновленные партийные органы после 1965 года в крае серьезно помолодели, пришло много молодых работников с предприятий промышленности, из колхозов и совхозов. Уже совсем затерялись солидные мужики, носившие френчи сталинского покроя, широкие галифе с хромовыми блестящими сапогами. В выступлениях на трибунах стало меньше болтовни. Руководители районов плотнее занимались хозяйственными делами, и за это нас стало критиковать старое поколение партработников, что мы якобы идеологию поставили на второе место.

Однако в практике партийной работы остались определенные нормы проведения всех общественно-политических мероприятий и работа самого аппарата райкома партии, которая контролировалась сверху. Например, по линии отдела оргпартработы крайкома партии за каждым районом закреплялся инструктор крайкома, и он контролировал и помогал в работе районного партийного органа, но не вмешивался в дела, не командовал.

Заседания бюро райкома проходили по-прежнему два раза в месяц, иногда три, если требовалось собрать внеочередное для рассмотрения наиболее срочных вопросов. Пленумы райкома проходили раз в квартал, иногда они заменялись партийным активом с приглашением широкого круга людей. Исполком райсовета тоже практически в такие же сроки проводил заседания исполкома райсовета и сессии райисполкома. Аналогично проводились мероприятия и в работе аппарата крайкома – и бюро, и пленумы, и сессия. Районные отчетно-выборные конференции проходили каждые два года.

В то время мы всем миром, как говорится, хотели сделать Мотыгино хорошим районным центром Нижнего Приангарья. Но так и не смогли перешагнуть тот запрет, который на нас наложил Госплан СССР. Это по его инициативе была принята программа-проект строительства будущего каскада ГЭС на Ангаре и Енисее. Согласно этому проекту выдумщиков-глобалистов наше Мотыгино попадало в зону затопления. А на все затопляемые зоны был наложен правительственный запрет строить объекты капитального строительства. Была рекомендована уже на той стадии разработка генпланов переноса населенных пунктов на новое место поселения. И как мы ни старались доказать, что это утопия, никто этих ГЭС строить не будет, гидроэнергетики были непреклонны. И вот после этого прошло уже больше 50 лет, и никаких ГЭС не строят, и даже начатую почти 30 лет назад в советское время Богучанскую ГЭС едва достроили.

Этих твердолобых госплановцев я не мог уговорить, чтобы они дали согласие на строительство капитального здания для райкома партии, которое ЦК разрешил нам строить. Можно было строить только в дереве по временной схеме, и те деревянные здания, которые мы тогда построили, сегодня уже все подлежат капитальному ремонту или сносу. Все наши протесты снять запреты не увенчались успехом, и район сегодня пожинает эти административные глупости.

Оставался единственный выход из положения – строить инициативным способом, а он порой был подсуден, поскольку не было санкций планирующих органов. Мы тогда прибегли к методам народных строек, опять же залезали в государственные и финансовые источники. Таким методом нам все-таки удалось построить Дом культуры, спортивный зал, открыли Дом пионеров и музыкальную школу. Использовали и приезд в район министра геологии РСФСР Горюнова, и он изыскал средства на строительство школы для детей, чьи родители трудятся в геологии и лесной промышленности.

Нами была разработана районная программа строительства во всех населенных пунктах в первую очередь объектов социального назначения: школ, больниц, клубов, библиотек и спортивных объектов, и, нужно сказать, в этом далеко продвинулись. Активизировали деятельность наших золотопродснаба и ОРСов на строительство магазинов, холодильного и складского хозяйств, столовых и котлопунктов буквально в каждом населенном пункте, укрепили в кадровом отношении эти организации. Старались создать во всех подразделениях высокий ритм работы и улучшить возможности быта и отдыха. Все это делалось не какими-то приказами и распоряжениями райкома и райисполкома, а через первичные партийные организации и силами рядовых коммунистов и народных депутатов всех уровней – районных и поселковых.

Партийная и общественная работа заполняла все мое время, а у меня была и личная, семейная жизнь. Семья состояла из жены и двух дочурок – Тани и Марины. Нами из Cеверо-Енисейска была привезена няня Анисья Ивановна. Я уже писал, что ее к нам прислала моя тетя Ира, учительница из Малой Минусы. Эта молодая женщина была из Чувашии из богом забытой деревни и в Сибирь приехала к своей сестре, чтобы нянчить ее детей, была она почти безграмотная. Но жизнь у них не пошла, вот она и переехала охотно к нам. Человек она была простой, открытый, несколько странный, наверное, никогда не испытывала человеческой ласки, но у нас ей нравилось. Работой она не была перегружена, ей хорошо платили, она стала приобретать одежду, с нами питалась, и к нам по-семейному привязалась так, что мы не могли оставить ее в Cеверо-Енисейске и привезли с собой в Мотыгино, где ей еще больше понравилось. Любила она и дочурок, особенно младшую – Марину. Сначала дети были дома, потом их устроили в сад, так Анисье совсем стало раздолье и свобода.

Но каждую женщину, как и мужчину, тянет к противоположному полу. Анисья со временем стала встречаться с мужчинами неопределенных занятий, пыталась приглашать их к нам в гости. Тогда мы с ней по-хорошему договорились устроить ее на работу, там же, в Мотыгино, помогли ей с выделением квартиры, чтобы она жила самостоятельно. Она вышла замуж, но неудачно, муж оказался проходимцем. В общем, довел ее до инвалидного дома в Тинской. Мы с ней лет двадцать поддерживали связь, помогали, потом переписка прекратилась в связи с ее уходом в мир иной.

Супруга Галина Тимофеевна все время работала в школе № 1 в Мотыгино преподавателем математики и несколько лет завучем. Жила по общим правилам, без всяких привилегий, как все ходила в магазин, стояла в очередях, хотя, конечно, отношение-то к нам было другое в связи с моей должностью. С детства я был охотник и рыбак, этим попутно занимался и в геологии. И здесь, казалось бы, представилась большая вольность, но теперь не было времени, да и вокруг меня был негласный надзор. Не хотелось попасть в браконьеры, опростоволоситься не только на весь район, но и в крае. А дела были соблазнительные, что азарту трудно было устоять. Люди кое-где использовали браконьерские орудия лова.

Первая весна на Ангаре – это неописуемая красота природы. Я почти каждый вечер выходил на обрывистый берег реки недалеко от моего жилья и работы и наблюдал, как с таянием снега набухает ангарский лед. Он начинает темнеть, вода перед ледоходом выпирает и образует забереги. И вот все ждут ледохода. Ждем сообщения, где по Ангаре уже пошли подвижки льда. И как только начался ледоход, все жители поселка выходят на берег смотреть, как река несет большие льдины. На реке появляется водоплавающая птица – гуси и утки всех пород. На берегу в это время стоят простые обыватели и ребятишки, а коренные ангарцы-промысловики к ледоходу уже подготовились – приготовили свои лодки, рыболовные снасти, охотники уже пошили белые халаты и головные уборы, покрасили в белый цвет свои маленькие лодки-обласки. С ледоходом спускают их в реку и плывут вместе со льдом, охотясь на гусей и уток. Это очень смелое и рискованное занятие, требует мастерства и ловкости.

Правда, в районе Мотыгино проходит не само русло Ангары, а ее протоки, непригодной для навигации судов, и во время ледохода ее обычно забивает лед, напыжует его в ней, а потом долго тает. Река уже освободится ото льда, а в протоке еще он стоит. Поэтому в дальнейшем я ездил смотреть ледоход на Ангаре в п. Рыбное, это где-то в 10 км ниже по течению от Мотыгино. Там стоит отвесная береговая скала, и вот с нее это зрелище просто завораживающее, и часами можно им любоваться. Что только не несет со льдом, река сама себя очищает от мусора и свои берега от хлама природного и порожденного человеком.

Весна в этих местах чувствуется не только на реке. Как преображается лес! Все здесь оживает, воздух становится напоенным ароматами хвои. Появляется столько лесных птиц, думаешь, откуда только взялись. Еще в конце марта начинают токовать косачи (тетерева) и глухари на деревьях и лесных полянах. Их предбрачная пора такая красочная, что в это время не хочется стрелять эту птицу. Уж больно в это время красив косач со своей яркой окраской головы и пышным хвостом, становится густо-черным на фоне белого снега и при этом громко «чувышкает». На эти тока я весной специально ездил посмотреть за десятки километров от Мотыгино в сторону Южно-Енисейска и Партизанска и Рыбного.