Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Под конец переговоров послы представили несколько ходатайств, удовлетворение которых должно было сближать обе страны и содействовать оживлению сношений между их подданными. Так, послы просили об учреждении «ямской гоньбы» между городом Ругодивом (Нарвою) и Великим Новгородом, где такой гоньбы до тех пор не было устроено, отчего происходило промедление в пересылке писем и в торговых делах[247]. При этом же они передали поданное им при проезде письменное ходатайство города Ругодива с указанием на плохое состояние дороги между Ругодивом и Великим Новгородом, «которая, — как писали ругодивские горожане, — большая часть в болоте состоит и того ради летом не может употреблена быть», и с просьбой похлопотать в Москве об ее исправлении[248]. К таким же просьбам относится просьба о дозволении шведскому фактору во Пскове построить там двор, о дозволении оставить в Москве по отъезде посольства трех молодых дворян-шведов для обучения их русскому языку с указанием на такой же прецедент 1684 г., об освобождении резидента Книппера от обязанности давать поручительство за всех иноземцев, выезжающих из Москвы за шведский рубеж. Послам было объяснено, что с Книппера берется поручительство только в тех случаях, когда он сам подает челобитье за кого-нибудь об отпуске за шведский рубеж. Тогда он обязывается отвечать за отпускаемых иноземцев, если до кого-либо из них будет какое дело. Началось это после того, как в 1697 г. бежал из Москвы за шведский рубеж инженер Яганко Брекель, выманив проезжую на имя человека своего шведа. Но за кого из иноземцев Книппер сам о выезде челобитья не подает, поручительства с него не берут и брать не будут. Послы от имени короля выразили государю благодарность за «премногую милость и жалованье» от него Книпперу, свидетельствуя, что он одинаково усердно служит королю и ищет и желает добра царскому величеству, за что его король «похваляет». Послам на это было сказано, что «он, Томас, человек добрый… службы его и труды в его, государевых, делах известны… и впредь милость его царского величества отъемлема от него не будет». И с ними, ближними людьми, он находится в наилучших отношениях[249].

Насколько можно судить по официальным записям, переговоры искусно велись Головиным в любезных тонах, совсем не в таких, как разговаривал с послами в Чашникове Л. К. Нарышкин. Им оказывались знаки внимания; на четвертой конференции они высказывали благодарность государю за позволение им смотреть марш пехоты, возвращавшейся в Москву из Азова, обещая об этой царской милости донести королю[250]. На той же конференции они от имени короля принесли поздравление царю со «многой победой» над турками и со взятием знатной крепости Азова и выразили пожелание и впредь над неприятелем таких же «победительств». Головин передал на следующей, пятой, конференции благодарность царя за это поздравление и пожелание и при этом заметил, что в той войне была царю помощь от отца нынешнего короля, короля Карла XI, который прислал царю в подарок 300 пушек с нарядом. Государь за эту присылку отцову воздает теперь благодарность через них, послов, сыну, которого соседственно просит, чтобы и он был ему помощником в борьбе с турками, как и отец, «если когда позовет военный случай», т. е. если случится опять война. Головин вошел в подробности об отношениях к туркам. Царь вел войну с ними в союзе с христианскими государями, но теперь эти государи прекратили войну, заключив выгодный для себя мир, оставив царя в войне одного. Теперь с турками заключено перемирие, но только на два года. Хотя для переговоров о мире и отправлен к турецкому султану посол, принятый там с подобающей честью, однако чем дело кончится, того еще неизвестно, потому что тот неприятель, «гордой и взмерчивой», может настаивать на возвращении завоеванных русскими городов, которых царь никогда ему не уступит: если ему уступить что-нибудь из тех городов, тогда крымских татар не удержать от своевольства, потому что «теми завоеванными городами вместо ворот те татаровя от своевольства своего затворены». Война поэтому может возобновиться, и царь в таком случае просит у короля помощи, которая будет заключаться только в разрешении купить в Швеции сколько понадобится пушек или меди и вывезти их беспошлинно в Московское государство. Послы ответили, что благодарность и просьбу государя королю донесут и надеются, что король для соседственной дружбы «ко учинению того склонен явится», а они, послы, приложат к тому все свое содействие[251].

Был улажен в положительном смысле и вопрос о выдаче послам кормов за время с приезда их в Москву до возвращения в Москву царя, т. е. с 26 июля по 27 сентября, за которое первоначально выдавать им кормов не предполагалось, так как отправление ими посольства считалось только с того момента, когда царь возвратился в Москву. Головин объявил им о царской милости, о повелении выдать им кормовые деньги за все время проживания их в Москве. Была при этом все же затронута опять та тема, которая служила предметом разговора послов с Л. К. Нарышкиным в Чашникове: о том, что прибытие их в Москву случилось не в удобный час, хотя фактору их Книпперу было сказано, чтобы они приезжали в указанное время. Послы, принося благодарность за кормы, дали объяснение, почему это так случилось: в том ни их посольской вины, ни вины фактора Томаса Книппера никакой нет. О том, что ему было сказано, Книппер своевременно писал к королю, но его письмо в одной почте с грамотой государя пришло в Стокгольм тогда, когда они, послы, уже «стояли на пути» и подводы со всего королевства для подъему и пути их были уже собраны и стояли в готовности. Когда те письма из Москвы пришли, они докладывали королю и спрашивали, оставаться ли им в Стокгольме или идти в путь. Король ввиду того, что подводы для них были уже собраны, приказал им идти до Ругодива и там разведывать о местопребывании царя, потому что в Стокгольме подлинно о том, где находится царь, они проведать не могли. В Ругодиве они узнали, что Ф. Я. Лефорт умер и что царь находится в Москве; они списались с новгородским воеводой, спрашивая, есть ли ему о принятии их великого государя указ. Воевода окольничий П. М. Апраксин им ответил, чтобы они шли на рубеж, что для приема их все готово. По этому обнадеживанию они и двинулись в путь в Москву[252].