Милая моя (сборник)

Нельзя сказать, чтобы они нас особенно благословили. Они нас весьма нелицеприятно раскритиковали, хотя это было для нас довольно интересно.

После этого к нам пришло могучее подкрепление в виде молодых людей, которые не только подхватили эту нашу волну, но и необычайно ее дополнили. Я имею в виду Аду Якушеву, Юлия Кима, отчасти Бориса Вахнюка, Олтаржевскую, Агриколянского, Чернова и некоторых других. Здесь уже пошел момент сочинительства песен как таковых. Конечно, лично я считаю, что вообще среди всех бардов, которые есть у нас в стране, и Ким, и Якушева наделены блестящими музыкальными способностями и редким самобытным талантом в этом отношении. Они внесли, конечно, необычайно мощную струю своим творчеством. Ада написала в это время ряд отличных песен, как и Юлий Ким и другие учившиеся тогда у нас ребята.

Какие песни были написаны в то время? Некоторые из них умирали, только успев родиться, потому что они были функциональны, написаны, например, для какого-то определенного дня, в какой-то определенной ситуации, для определенной группы. Ряд из них остался, в частности, «Карельский вальс», который был написан мной на музыку Светы Богдасаровой в очень тяжелом походе по Карелии. Света Богдасарова сама в походе не участвовала. «Прощай, Москва» — тоже вместе со Светой.

Начинается «Карельский вальс» так:

Кончен день морозный,
Свет зари погас.
За соседним озером
Ждет ночевка нас.

То есть фактически репортаж о нашем походе. «Прощай, Москва»:

Прошай, Москва, не надо слов и слез,
Скажу, тебе сегодня по секрету:
Не знаешь ты, что я тебя увез,
В душе своей ношу тебя по свету.

Эта идея о разъездах, идея о патриотической работе в далеких от городов местах не оставляла нас все время. Когда мы учились на втором курсе, Володя Красновский, Максим Кусургашев, я и Люся Фролова с геофака поехали в Удмуртию, где работали в то время только что окончившие наш институт Нина Налимова и Лида Афанасьева. Работали они в далеких удмуртских селах, и мы поехали в свои каникулы, не предупредив их об этом заранее никакими письмами или телеграммами, а просто решили преподнести им подарок в виде самих себя. Подарок сомнительный, но мы считали, что это так.

Сначала мы добрались на скудные студенческие деньги до станции Сарапул. От этой станции 60 верст бежали бегом за санями, потому что было очень холодно, а мы были не в шубах, а в байковых костюмах. В то время с одеждой вообще были плохи дела. В альпинизме считалось, что если у человека есть свитер, то он может идти на хорошее восхождение. Это сейчас без пуховок не ходят и на двойки.

Приехали мы в село Каракулино среди камских степей. Разыскали дом, где жила Нина Налимова. Пришли к ней. Была прекрасная встреча! Потом выступили у них в селе, собрался целый митинг, чего мы совершенно не ожидали. Потом с разными приключениями перебрались на север Удмуртии, в таежные, я бы сказал, таежнообразные леса, на станцию, где работала Лида Афанасьева, — у Лиды побывали. То есть идея работы учителя в дальних краях все время присутствует в этих песнях. Была такая песня, написанная с Оскаром Гинзбургом:

Стук колес дробнее,
Поезд дальше мчится,
В зареве рассвета растаяла Москва.
Мы сегодня едем
Учить, а не учиться,
Это к нам относятся слова:
«Прощайте, дорогие друзья!»

Потом Оскар Гинзбург написал чудесную песню «Гимн педагога»:

Вперед, вперед, пока нас держат ноги
И сохранили силы мы свои,
Ведь мы не кто-нибудь — мы педагоги
МГПИ.

Песня с большим визгом распевалась всеми студентами нашего института в это время. Эта тематика всегда присутствовала в наших песнях.

Во время обучения в МГПИ наряду с самодеятельной туристско-студенческой песней у нас довольно сильно произрастал культ народной песни. Лично я необычайно благодарен именно этому культу, потому что он практически познакомил нас с народными традициями в песне. Было бы неправильно нас представлять как опереточных мальчиков и девочек с гитарами, которые занимаются какими-то смешками и стараются все время рассмешить друг друга. Мы пели очень много народных песен. В частности, песни гражданской войны, дореволюционные народные. Самой популярной была (мы с Володей всегда ее пели) «Ничто в полюшке не колышется…». Пели «Среди долины ровныя…» и другие песни.

На природе это звучало совершенно божественно, и такое разнообразие подтолкнуло нас к мысли о том, чтобы выйти за круг туристских дел. Выбор в МГПИ среди девушек, я имею в виду голосовые качества, был у нас прекрасный, и мы организовали небольшой коллектив, называвшийся «Октет». Очень громко! Действительно в нем пели восемь девочек: Валя Романенко, Вера Лившиц и другие. Мы разработали программу, которая была очень широка и включала самодеятельные и народные песни. Голоса у девушек были замечательные и был отличный слух. Пели на три-четыре голоса. Русское трехголосье вообще прекрасно. Надо сказать, что это нам с Володей сослужило хорошую службу в армии, где мы с ним участвовали в самодеятельности, пели на два голоса и пели песни именно такого склада.

Я аккомпанировал не один, аккомпанировал Володя Красновский на гитаре, Петр Фоменко обучался игре на бас-балалайке, потому что контрабаса в институте не было. Была свежесрубленная, как изба, здоровая балалайка с железными струнами: чтобы зажать эту струну, нужно было по крайней мере обладать руками Жаботинского. И Петр на ней играл, я на ней играл. Петр потом сказал, что ему очень трудно, и стал на скрипке играть. Вот такой странный был у нас состав.

Что еще рассказать пошире относительно наших друзей? Кто сейчас где? Тоже интересно.

Максим Кусургашев и Ада Якушева, его жена, уже долгое время работают на радиостанции «Юность». Ада ведет передачу «Здравствуй, товарищ», пишет песни, многие из них звучат и в эфире, и с экрана. Юрий Ряшенцев стал профессиональным поэтом, работает в редакции журнала «Юность». Игорь Мотяшов стал критиком. Слава Иващенко тоже стал критиком и литературным работником. Оскар Гинзбург преподает детям, одаренным в художественном отношении, в Суриковской школе и очень с ними, по-моему, мучается. Володя Красновский работает в эстраде как актер. Вот так разбрелись в разные края.

После этого лично моя судьба сложилась таким образом. Мы с Володей Красновским хотели уехать вместе по распределению в Сибирь, у нас даже был город, в котором мы хотели работать, в Красноярском крае. Но когда началось распределение, выяснилось, что Красноярского края для нас нет, и мы выбрали Архангельскую область — это Печорская железная дорога. Мы должны были явиться в город Котлас, и там нас должны были распределить в какую-то школу. Мы приехали в город Котлас после последнего кавказского похода, совершенно прекрасного, и нас, как людей с высшим образованием, стали назначать директорами школ на какие-то станции. Мы от этого отказались, испугавшись такой ответственности, и поехали преподавать в поселок под названием Кизема на Печорской железной дороге. Навалена гора шлака, на нем и стоит поселок на пятьсот жителей. Маленькая одноэтажная школа-восьмилетка. Один пассажирский поезд в день и два товарных, и вокруг тайга. Там мы и стали с Володей работать. Дали нам очень хорошую комнату в единственном двухэтажном доме, на втором этаже этого бревенчатого дома, выделили дрова. Мы эту комнату обжили, обвешали фотографиями знакомых девушек. В общем, стали жить и работать. Я преподавал пять предметов: русский язык, литературу, географию, английский язык и физкультуру, то есть из школы фактически не вылезал. Володя тоже без дела не скучал. Мы были единственными учителями с высшим образованием. Проработали мы два с половиной месяца, как вдруг нам приходят повестки, что нас призывают в ряды Советской Армии.

Дело в том, что в нашем институте в то время не было военной кафедры и мы должны были призываться как не служившие и не имеющие военного образования. Вызвали нас в Чигирёво, районный центр, и из этого Чигирёва дали десять дней отгула.

Попали мы с Володей в город Кандалакшу, в довольно хорошую часть, где и прослужили два с лишним года — с 1955-го по осень 1957-го. Там было, конечно, много приключений, и воинская служба оставила неизгладимый след. Объездили и облетали мы весь наш Север. Стали мы радистами. Вообще отслужили довольно хорошо.

В армии были написаны песни «Радист» («В Архангельском порту причалил ледокол…»), «Ветер в соснах высоких качается…» и другие. Мы их со Светой Богдасаровой написали. Вообще в армии было довольно мало времени для сочинительства. Были написаны две-три строевые песни, они печатались в местных газетах: вся дивизия шагала под песню, которую я там написал. Но особых достижений там не было, потому что я в основном пытался писать стихи. Впоследствии переосмысленные, переделанные отрывки из них куда-то вошли.

Мы участвовали в эстафете по Северному округу в честь 40-летия Советской власти. Что такое эстафета: несли самолет такой, довольно ободранный деревянный самолетик. Несли его солдаты от Новой Земли до Ленинграда. Каждая часть имела свой определенный участок, чтобы пронести его пешком по дорогам. Дорог на Севере нет, несли его по железнодорожным путям. Лучшая самодеятельность дивизиона, тридцать солдат и сержантов, с гитарами, с автоматами, с полной выкладкой чесали по этим шпалам в течение недели. Останавливались ночевать на маленьких, крошечных разъездиках, где поезда мчатся мимо как стрела. И вот когда мы там в медвежьих углах давали свои концерты (у нас была очень хорошая самодеятельность в дивизии), люди нам были необычайно благодарны. Была масса разительных примеров. Эти песни, русские напевы, которые мы там пели, вызывали большой душевный отклик. Когда мы давали концерты, нас было порядка тридцати человек, а выступали мы перед восемью-девятью человеками в каких-то билетных залах, пульмановских вагонах. Но это было очень радостно. Русское трехголосье — оно буквально высекало слезы из очень многих людей. Хорошо было. А все повелось с «Октета» МГПИ.

Вернулись в Москву. Я уже пытался сочинять более-менее пристойное в смысле профессиональном. Написал очень много стихов и воображал себя поэтом. У нас с Володей были частые дискуссии по этому поводу: как мы вернемся в Москву, что нас ждет, какие нас ожидают перемены. Вернувшись, мы довольно долго болтались без дела. Володя года три подряд пытался поступить в ГИТИС, так и не попал туда и одновременно учительствовал. А я как-то вдруг через несколько месяцев познакомился с людьми из молодежной редакции радио и через четыре-пять месяцев был принят в штат. Стал приобретать новую профессию и обкатывать ее.

Я обладаю совершенно неприличным в отношении профессионализма характером: если я что-то услышу интересное один раз, а большего мне не предоставляется, то этот мотив, образ, прием так застревает у меня в голове, что я избавиться от него не могу. Поэтому часто я, греша против авторских прав, дописывал чужое, потом была путаница по этому поводу. В частности, это случилось с одной песней, которую я услышал в кинокартине «Трое вышли из леса». Смотрел картину один раз, и там есть песня на прекрасные светловские слова:

Все цветы соберу
Для тебя одной,
Белый цвет, синий цвет,
Нежно-голубой.