Оставаясь в меньшинстве

Дедушка Марк (мамин папа) и я

Но в феврале 1917 года в Российской империи произошла революция, после которой все царские законы, ограничивавшие права евреев — а их насчитывалось более ста пятидесяти! — были отменены. Наконец-то евреи получили возможность жить, где хотят, учиться в любых учебных заведениях, работать, где им угодно.

Сразу после окончания школы в 1923 году Марк Лейкин едет в Москву и устраивается на работу грузчиком на Казанском вокзале. Потом он три года работает рабочим на деревообрабатывающем заводе. Там же, на заводе, вступает в комсомол.

В 1927 году Марка призывают в Красную армию, и он оказывается за девять тысяч километров от Москвы, в пехотной школе имени Коминтерна во Владивостоке. После демобилизации возвращается в Москву на свой родной завод, а осенью 1929 года поступает на первый курс химического факультета Московского высшего технического училища. В 1932 году Марка вместе со всеми студентами его курса перевели в Военную химическую академию. Хочешь или нет — не спрашивали. Действовали по-военному. Так дед, помимо своей воли, начал военную карьеру.

После окончания академии его как военного инженера-химика отправили на Дальний Восток, в Читу. Прослужил он там пять лет, в 1939-м вновь вернулся в Москву и начал работать в той же военной академии. Только называлась она теперь Военная академия химической защиты.

Я не знаю наверняка, но почти уверен в том, что перед войной и во время нее дед Марк занимался разработкой твердого топлива для секретной ракетной установки залпового огня. Эту установку БМ-13 в начале Великой Отечественной солдаты, а потом и все советские люди окрестили «катюшей». Почему именно так, доподлинно неизвестно. По одной из версий, по названию знаменитой песни про девушку, которая ожидала своего возлюбленного, ушедшего на фронт.

Кстати, впервые эта установка была опробована в боевых условиях в июле 1941 года при обороне белорусского города Орши, который находится всего в семнадцати километрах от Дубровно — родины много деда Иосифа Невзлина.

«Катюша» оказалась очень эффективным, передовым оружием. Обычно она использовалась против живой силы противника. Несколько установок одновременно выпускали большое количество реактивных снарядов, которые оглушительно взрывались на местности. Грохот и огненные смерчи вызывали панику в фашистских войсках. Этот миномет был предметом гордости советских людей. В первые годы войны, когда советская армия терпела поражение, миллионы солдат и офицеров попадали в плен, а фашистские войска стремительно продвигались в глубь СССР, «катюша» вселяла в советских людей надежду на победу. И я всегда гордился, да и сейчас горжусь, что мой дед участвовал в ее разработке.

За «катюшу» он получил орден Красной Звезды, а в 1945 году его произвели в полковники.

После войны Марка Лейкина перевели в ГАУ (Главное артиллерийское управление). Там он получил важное военное задание — перевезти из Германии немецкий завод, производивший жидкое топливо для ракеты «Фау-2». Практика репараций, то есть экономических наказаний страны, проигравшей войну, была общепринятой в XX веке. С производства немецких «Фау-2» русские забрали завод и остатки ракет, а американцы получили разработчика этих ракет Вернера фон Брауна, его команду и чертежи.

В послевоенные годы «борьбы с космополитами», о которых я расскажу подробнее в следующей главе, Марку Лейкину повезло: его не разжаловали, не понизили в звании, не уволили, а просто перевели из ГАУ в военное представительство, и он служил представителем армии на разных предприятиях.

Впрочем, и у него был вполне реальный шанс оказаться в ГУЛАГе. Однажды дед мне рассказал, как чуть не погорел во время сталинских чисток в конце тридцатых годов. Оказывается, как-то раз мой дедушка не удержался и рассказал анекдот про вождя! Почти мгновенно в органы поступило два заявления на этот счет, но им не дали хода. Возможно, потому, что дед был нужен и не имело смысла сажать его или вызывать на «профилактическую» беседу — выгоднее было забыть о случившемся на время.

Другим везло меньше. Перед войной был арестован сокурсник и друг деда по Академии химзащиты. Он погиб в лагере. Когда во второй половине 50-х годов началась реабилитация несправедливо осужденных, мой дед обратился в прокуратуру, просил о посмертной реабилитации этого человека. Следователь отыскал папку осужденного, полистал ее, затем посмотрел на деда и сказал: «Вот вы просите за него, а ведь он написал на вас донос!» Дед вернулся домой подавленный и расстроенный, рассказал обо всем своей жене — моей бабушке. Они долго сидели в комнате и молчали…

В 1951 году Марк Лейкин начал работать военным представителем Научно-исследовательского института № 94 Министерства химической промышленности. НИИ № 94 специализировался на авиационном и ракетном топливе, в создании которого Марк принимал участие, а также занимался разработками для космоса. В 1957 году Марк Лейкин был награжден орденом Красной Звезды за создание и запуск первого в мире искусственного спутника Земли. В 1967 году ушел в отставку из армии, но не оставил науку. С 1972 года он — уже не военный представитель, а старший инженер этого же НИИ-94. На пенсию он вышел в 1976 году.

Дед Моня был единственным человеком, с которым я мог подолгу ходить, серьезно беседовать, задавать вопросы. Родителям вечно не хватало времени на разговоры со мной. К тому же все остальные взрослые по сравнению с дедом казались мне скучными.

Дед очень много читал и собирал книги. Он хорошо знал идиш, и у нас в доме было много книг на этом языке. А на русском дедушка собирал все, что касалось евреев, начиная с Шолом-Алейхема, который был сильно цензурирован при переводе. Он очень дорожил своей библиотекой и трепетно к ней относился. После его смерти библиотека перешла к моим родителям, а они незадолго до отъезда в Израиль передали ее в Еврейский культурный центр в Москве.

Другим очень важным аспектом его еврейской самоидентификации, как сказали бы мы сейчас, было отношение к Израилю. Дед любил Израиль и гордился тем, что у евреев есть свое государство. Он интересовался жизнью в Израиле, ему было интересно все, включая кибуцное движение[17]. Единственным источником новостей про эту страну была радиостанция «Коль Исраэль» («Голос Израиля»), которую дед слушал регулярно.

Тут стоит сделать небольшое отступление и рассказать, что в СССР все средства массовой информации без исключения: телевидение, радио, газеты, журналы, книги и брошюры — принадлежали государству, которое контролировало абсолютно все — от обязательной публикации сообщений о заседаниях Политбюро КПСС до выпусков прогноза погоды и детской передачи «Спокойной ночи, малыши!». Ни одно слово не могло появиться в СМИ без одобрения соответствующих органов. Целая армия людей, работавших в идеологических отделах КПСС, государства, армии и т. д., следила за тем, чтобы советские граждане получали только идеологически выверенную информацию.

Естественно, в таких условиях думающие и внутренне свободные люди, к числу которых принадлежал и мой дед, искали источники альтернативной информации о происходящем в мире и в СССР. Практически с самого начала холодной войны, вскоре после окончания Второй мировой, это поняли на Западе и занялись организацией радиовещания на русском языке. Первой на нем заговорила Би-би-си в 1946 году, на следующий год на русском стал вещать «Голос Америки», а с 1 марта 1953 года, почти одновременно со смертью Сталина, в эфире появилось «Радио Освобождение», которое с мая 1959-го стало называться «Радио Свобода». «Голос Израиля» начал вести передачи на русском языке с начала пятидесятых годов.

Советская власть активно боролась с этими «подрывными радиостанциями». Еще с 1948 года в СССР стали глушить передачи «Голоса Америки» — на официальном языке это называлось «радиозащитой» и «радиоэлектронной борьбой». Было построено больше тысячи специализированных станций, которые позволяли заглушать до сорока-шестидесяти процентов трансляций. Страшно подумать, сколько денег и энергии уходило на эту идеологическую борьбу!

Но советские граждане научились пробиваться к этим «вражеским голосам». Например, за городом глушилки работали менее эффективно: их не хватало на всю огромную страну, приходилось концентрироваться на крупных городах. Но и в городах можно было слушать западные радиостанции: выяснилось, что короткие волны — 19, 16, 13, 11 метров — глушить было сложнее, и на них «враждебная пропаганда» звучала достаточно внятно. Правда, в СССР не выпускались приемники с подобным диапазоном, но и здесь был найден выход. Например, самый популярный транзисторный радиоприемник — выпускавшаяся в Риге «ВЭФ-Спидола» — легко перестраивался или, как тогда говорили, «перематывался» радиомастером или опытным радиолюбителем на нужные диапазоны.

В результате западные передачи слушали миллионы, если не десятки миллионов советских граждан. У моего деда были переносной «ВЭФ-Спидола» и стационарный приемник «Ригонда». Оба он отдавал каким-то мастерам-умельцам «в намотку», после чего качество приема резко улучшилось.

Программу антисоветских передач, конечно, не печатали. Но это никого не останавливало. Дедушка фиксировал расписание или в голове, или в тетрадке. Выстраивал себе график, особенно в выходные, ловил радиоволну и внимательно слушал Би-би-си, «Голос Америки», «Немецкую волну», «Голос Израиля», «Свободу»… Это был ритуал.

Я тоже мог присесть рядом, но старался не мешать и не задавать вопросов. Дед комментариев не давал, кроме одного: надо узнавать новости с разных точек зрения. С особым вниманием дед слушал «Голос Израиля».

Уже само по себе это было отважным поступком. В 1967 году после победы Израиля в Шестидневной войне СССР встал на сторону арабских стран, разорвал дипломатические отношения с Израилем и объявил сионизм страшным врагом человечества.

Но в то же время победа Израиля вдохновила многих советских евреев, большинство которых, несомненно, были законопослушными людьми. Более того, некоторые из них даже захотели уехать из СССР в Израиль! Самые ужасные подозрения советской власти подтвердились. Евреи — особая категория граждан, с которой надо обращаться соответствующим образом. Были придуманы новые секретные правила и распоряжения, с которыми, впрочем, уже пришлось иметь дело не моим дедам, а мне…

Как ко всему этому относился мой дед Марк?

Несомненно, он все понимал и все знал. Возможно, он считал эту антисемитскую мерзость отклонением от коммунистических идеалов, пережитками прошлого, которые со временем исчезнут. Дед был очень чистым и правильным человеком. Он не мог вести двойную жизнь — на работе быть верным коммунистом-ленинцем, а дома тайком на кухне ругать советскую власть. И меня не хотел воспитывать подобным образом. Меня растили абсолютно лояльным системе, потому что боялись, что ребенок по наивности может что-то сболтнуть. Бывало, что дети выносили из дома кухонные разговоры, чем создавали проблемы… Но я был достаточно разумным мальчиком. Сколько себя помню, семья для меня всегда была важнее любой идеологии. И внутренних противоречий после таких сеансов связи с западным миром во мне не возникало.