Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

Следующий день, 24 июня, ознаменовался для осаждающих неудачей в обычном ежедневном столкновении с татарской конницей. Наша конница поддалась на неприятельскую хитрость.

Татары, выехав и завязав стычку, сделали вид, что обратились в бегство. Дворянская конница бросилась их преследовать в беспорядке, врассыпную, не соблюдая строя, «по прадедовским обычьем, не приняв себе оборонителя воинского строю», как укоризненно заметил, говоря об этом деле, Петр[558], и слишком увлеклась. Татары вдруг со страшным криком обернулись, опять напали на наших всадников и в свою очередь обратили их в беспорядочное бегство. При этом замешательстве было убито 9, ранено 21 и взято в плен 8 дворян московского чина, т. е. стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов[559]. 25 июня прибыли в лагерь присланные курфюрстом Бранденбургским инженеры Розен и Гольцман и «огнестрельные мастера» — минеры Шустер, Кобер, Гак и Кизеветтер. Вероятно, по поводу их прибытия Петр в этот день побывал в лагере и траншеях. «Его величество, — записывает Гордон, — был в лагере и в траншеях, откуда он опять отправился к флоту». Эти личные посещения Петром угрожаемых обстрелом неприятеля траншей вызывали у близких Петра опасение за его жизнь. Сестра Петра царевна Наталья Алексеевна обратилась к нему с письмом, чтобы он берегся и не подходил близко к ядрам и пулям. На это не дошедшее до нас письмо Петр во второй половине июня отвечал шутливым посланием: «Сестрица, здравствуй! А я, слава Богу, здоров. По письму твоему я к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят. Прикажи им, чтоб не ходили; однако, хотя и ходят, только по ся поры вежливо. Турки на помочь пришли, да к нам не йдут; а чаю, что жедают нас к себе. Piter»[560]. 26–28 июня по распоряжению Гордона строился форт по дороге к Лютику с целью помешать лютикскому гарнизону делать вылазки; этот форт состоял из редута по 14 сажен с каждой стороны. Вечером 28 июня, накануне дня своего ангела, Петр вновь явился в лагерь и присутствовал на вечернем богослужении, 29 июня был у обедни, а затем принимал от всех поздравления. «Позже он поехал, — пишет Гордон, — с генералиссимусом и всеми знатнейшими лицами (кроме нас, генералов) к галеасу, где было пиршество, за которым при пушечных салютах славно пили». В ночь на Петров день до русского лагеря добрался пленный, выбежавший из Азова. Он показывал, что среди азовского гарнизона разделение: одна половина стоит за сдачу города, другая — против; в городе недостаток припасов и в особенности военных запасов, много раненых и больных, большие потери убитыми. «Все это побудило генералиссимуса, — пишет Гордон, — послать парламентера с обещанием хороших условий и с объявлением, что его величество принимает такую меру ради своих именин». Эти хорошие условия заключались в предложении сдать добровольно город с тем, что гарнизону и жителям будет предоставлено в таком случае право свободного выхода из Азова с имуществом. «Мы, христиане, — говорилось в письме на турецком языке, привязанном к пущенной в город стреле, — крови вашей не желаем. Город Азов нам сдайте с ружьем и со всеми припасы без крови, а вам всем и с пожитками даем свободу, куды похочете… А естьли о каких делах похочете с нами пересылаться, и вы пересылайтесь и договаривайтеся безопасно, а нашему слову перемены не будет». Это обещание выпустить азовцев на свободу и было впоследствии сдержано при капитуляции Азова. Однако на этот раз, 29 июня, турки ответили только выстрелами[561].

1 июля вечером Петр прибыл в лагерь навестить Гордона, который заболел накануне и весь день 1 июля оставался в постели. Болезнь оказалась непродолжительной: на следующий день генерал был уже на ногах и принимал участие в осадных работах, двигавшихся успешно. Вал, который стали насыпать по просьбе нижних чинов, сравнялся уже высотой с турецким валом, даже превосходил его, так что можно было с него стрелять по турецким сооружениям сверху вниз. Подготовлялись также мины под неприятельские укрепления[562]. «А о здешнем возвещаю, — писал Петр от 3 июля Ромодановскому, — что вал валят блиско и 3 мина зачали. Приезжие брандебурцы с нашими непрестанно труждаютца в брасании бомбов. Цесарцы еще не бывали. Татары мало не по вся дни с нашими бьютца; тол-ко, слава Богу, кроме одного бою, где прогнавшись наши, по прадедовским обычьем, не приняв себе оборонителя воинского строю, несколько потеряли, но, когда справились, паки их прогнали, всегда прогнаны от наших бывают. Турночи-баша еще стоит на море, и канун Петрова дни был от них подъезд в 24-х судах, и как блиско подъехали, и наши якори вынимать стали, чтоб на них ударить, и они, то видя, тотчас, парусы подняв, побежали. Iv daheleix Knech Piter Kamondor. З галеры Принцыпиум, июля 3 дня»[563]. 4 июля царь прибыл с галеры в лагерь и ночевал там[564], может быть, чтобы побывать за богослужением по случаю праздника Сергия, патрона Азовского края.

Этот день, 5 июля, омрачился несчастием с одним из наиболее выдающихся офицеров русской армии, полковником Левистоном. Левистон с середины июня занимал очень важный стратегический пункт — форт князя Я. Ф. Долгорукого на противоположной стороне реки. Утром 5 июля Гордон послал другого полковника, Юнгера, сменить Левистона, и последний приехал после полудня в лагерь. Вечером, пойдя в траншеи, он неосторожно выглянул через вал и был ранен мушкетным ядром, которое расшибло ему нижнюю челюсть и оторвало часть языка. Через 9 дней он скончался. Тело его было отвезено в Черкасск и похоронено там при православной церкви[565].