Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

2

В приюте начальницы не оказалось, но надзирательница была у себя. Именно ее, Юлию Константиновну Глушкову, и хотел видеть Сергей. Юлия Константиновна стала для него как бы второй матерью. Она воспитывала его с семи лет и вместе с учительницей из приходского, Ольгой Николаевной Шубиной, устраивала в городское училище. Только благодаря энергии и упорству Юлии Константиновны правление уржумского благотворительного общества согласилось отправить Сергея за свой счет в Казань, в техническое.

Из Казани Сергей писал Юлии Константиновне благодарственные письма. Обращался за советами. И хотя он никогда не жаловался на тяжелую жизнь, Юлия Константиновна чувствовала, угадывала, что он часто голодает, и иногда посылала немного денег.

Со сложным чувством подходил Сергей к приюту. Казалось бы, приют стал для него вторым домом, но горьким было пребывание в его стенах. Только милая, заботливая Юлия Константиновна и скрашивала жизнь приютских ребят.

Войдя во двор, Сергей не увидел своих сверстников. Почти все они уже ушли из приюта: одни работали, другие учились. Его обступили незнакомые, забитые малыши.

Сергей поднялся на второй этаж.

Юлия Константиновна стояла у этажерки с книгами. В темном длинном платье с белым кружевным воротником, с забранными в узел русыми густыми волосами, она казалась стройной, неприступной, как все надзирательницы. Но большие голубые глаза глядели из-под темных бровей ласково, приветливо.

— Ах, Сережа! Я очень рада! С приездом!.. — обрадовалась Юлия Константиновна и, подойдя, протянула руку: — Да ты стал совсем взрослый!

Она усадила Сергея к столу, как равного, и, выйдя на минутку, велела нянечке подать чай. И когда чай принесли, она заговорила с ним уже не как раньше, не как с воспитанником приюта, строго и назидательно, а как мать разговаривает с повзрослевшим сыном, задушевно, озабоченно.

Юлию Константиновну очень взволновало его последнее письмо из Казани, где он описывал свое пребывание на заводе Крестовниковых, рассказывал о тяжелой жизни рабочих, о барстве хозяев, спрашивал: «Почему происходит так?»

Ее беспокоило, как бы он не подружился с теми, кто бастует и устраивает демонстрации. Не потому, что она осуждала этих людей, а потому, что за долгие годы жизни в Уржуме насмотрелась на «несчастных ссыльных» и не хотела, чтобы Сергей, с таким трудом выбившийся из нужды, пошел бы их дорогой.

— Ну, Сережа, расскажи мне, как ты учился, с кем дружил и какие у тебя планы на будущее.

Потому ли, что Юлия Константиновна умела слушать, проявляя сочувствие и заинтересованность, или потому, что уже давно между ними установилась дружба и полное доверие, Сергей рассказывал откровенно и увлеченно.

Но когда он заговорил о заводе Крестовниковых, тонкие брови Юлии Константиновны сдвинулись, на лбу образовались две поперечные складки.

— Сережа, я тебе уже писала об этом, — прервала она. — В жизни много сложных, неразрешимых вопросов. Так уж издревле устроен мир. В нем существуют бедные и богатые... Ты приехал отдыхать и постарайся не думать об этом. Ты, наверное, хочешь узнать, где тебе жить: дома или в приюте?

— Да, Юлия Константиновна. Я да и все наши хотели бы, чтобы меня отпустили домой.

— Хорошо, Сережа, я договорюсь об этом. Жить будешь дома, а столоваться, хотя бы обедать, приходи сюда.

— Спасибо, Юлия Константиновна. Спасибо!

— И начальнице покажись... и к благотворителям зайди. Это нужно, чтобы не считали тебя неблагодарным.

— Хорошо, зайду, — сказал Сергей, хотя ему и не хотелось идти на поклон.

— А ко мне приходи без приглашений. Может, я и сама к вам как-нибудь наведаюсь...

Из приюта Сергей пошел в управу, к надзирателю акцизных сборов Виктору Федоровичу Польнеру, который был председателем совета благотворительного общества.

Упитанный лысый господин сидел за резным столом, крытым зеленым сукном, и читал газету. Увидев Сергея, он повернул круглую голову и, прищурив близорукие глаза, довольно долго всматривался.

— Уж не Костриков ли из Казани?

— Да, Костриков. Пришел доложить, что приехал на каникулы, и выразить вам, Виктор Федорович, и обществу сердечную благодарность за вспомоществование.

— Так-с. Садитесь, молодой человек, — указал Польнер на стул с плетеным сиденьем.

— Спасибо! — Сергей присел.

— Ну-с, молодой человек, а каковы же ваши успехи?

— Вот, я привез выписку об успеваемости.

Польнер взял бумагу, надел болтавшееся на шнурочке пенсне, просмотрел, и на его полном лице появилась улыбка одобрения.

— Похвально, весьма похвально! Тут почти одни пятерки. Это мне приятно видеть. Так и доложу на совете... Сколько намерены здесь пробыть?

— Отпустили всего на месяц, а потом — на практику.

— Ну что ж, одобряю! Весьма одобряю и желаю вам дальнейших успехов!

— Спасибо! — Сергей поднялся, откланялся и вышел. Он был рад, что столь неприятный для него визит окончился благополучно.