Гамбит некроманта

Глава 1

Их было трое: уродливые существа, переходное звено между человеком и животными, причем разными, постоянно меняющимися. То перед Елисеем стояла человекообразная обезьяна вроде шимпанзе с непропорционально большой головой, то львица с кабаньей мордой, то вставшая на дыбы серна, тонкая в поясе и с крокодильими челюстями, то в ее облике проступали медвежьи черты, тварь обзаводилась леопардовыми пятнами и гривой гиены. Миг — и вот уже на ее месте большая кошка с копытами на передних лапах и сросшимися в змеиный хвост задними ногами, с пастью, полной акульих зубов. Метаморфы находились в постоянной трансформации, причем в облик им обычно несвойственный, и определиться на чем-то конкретном или хотя бы затормозить процесс не могли.

Огромная голова с выдающимися вперед челюстями повернулась к Елисею. Пустые, без единой мысли, переполненные ненавистью и жаждой рвать и жрать глаза пронзили его насквозь. Даже днем они светились красными углями, сейчас же полыхали ярче электрических огней над дорогой. Вздыбленная черная шерсть, мощные лапы с загнутыми когтями — тварь вновь поменяла облик. Мех принялся сваливаться — мгновение — и монстр превратился в исполинского дикобраза.

— Сходил за хлебушком… — проворчал Василь Прохоров, рыцарь поддержки из группы Романа, присутствию которого Елисей несказанно радовался. Василь выглядел огромным живым танком, обладал способностью повелевать водной стихией, а в бою орудовал чудовищных размеров ледяным боевым топором, заточенным острее алмазного лезвия. Пожалуй, если им и будет суждено выбраться живыми из боя, то только благодаря ему. Елисей никогда не справился бы с тремя прорвавшимися, да и с телосложением не повезло: даже воительница переросла его на целую голову. Зато ему была подвластна стихия огня, которой боялись все животные без исключения.

— Сообщи нашим.

— Я… уже, — произнесла воительница, неуместно дрогнувшим голосом. — Ветерок послала.

«Без моего распоряжения», — отметил Елисей как бы мельком, но сделал зарубку на памяти.

Когда они победят… если сумеют победить, следует назначить взыскание: не дело рядовому бойцу принимать решение в обход командира. В прошлом слишком часто из-за таких инициатив гибли целые отряды. Невзирая на то, что Василь был прикреплен к группе Романа, а воительницу Елисей вообще не знал, старшим являлся именно он.

«Если будет кого наказывать», — подумал он. Воительница испугалась, что не сулило лично ей ничего хорошего. Дрогнувший рыцарь погибает в числе первых, даже если находится отнюдь не на острие атаки — истина, неизменная со времен, считающихся у людей легендарными.

А ведь им повезло. После общего сбора, сдав патрулирование, решили возвращаться вместе: три часа ночи, общественный транспорт не ходит, а жили рядом. Трое на трое — неплохие шансы, да и свои рядом.

— Что за дрянь такая?.. — прошептала воительница. Ее приняли в Орден относительно недавно, лет сорок назад: в мирное, мало чем омраченное кроме политических перипетий время. Потому и видела она лишь нормальных метаморфов, а не их жуткое звериное воплощение, когда, кажется, все живущие на земле виды сливаются во что-то темное, опасное и мерзкое.

— Прорвавшиеся, — прошептал Елисей. — Давно у нас подобных гостей не было.

Она, конечно же, слышала о них, выругалась и невольно придвинулась ближе к Василю, инстинктивно ища защиты.

— Моровое поветрие…

Елисей поморщился от такого сравнения, Василь же не стерпел:

— Следи за языком, девочка! — пробасил он. — Прорыв — не чума, да и косит только метаморфов. Не смей сравнивать!

Если со стороны Нави могли проникнуть в человеческий мир сущности разной степени опасности, некоторые даже обладающие разумностью, но лишь влияющие на живых, никак не изменяющие их суть, то со стороны мира, охраняемого метаморфами, налетали неконтролируемые страсти, жажда крови и безумие. Они калечили внутреннюю природу, убивали человеческую половину, превращая самых обычных сверхов в кровожадных тварей. Остановить уже начавшуюся трансформацию если и могли, то единицы. Елисей слышал о них, но не видел собственными глазами.

— Что с ними делать-то теперь?.. Это же… - воительница всплеснула руками, не в силах облечь в слова захватившие ее эмоции.

— Убивать, — ровно сказал Елисей и, пусть не мог этого видеть, почувствовал, как Василь согласно кивнул.

Тварей, возникших у Патриарших прудов безлунной и, к счастью, безлюдной ночью следовало уничтожить без оглядки на то, кем они когда-то являлись.

— Но они же…

— Не люди и больше никогда ими не будут, — тихо, убежденно, отсекая любые возражения, произнес Елисей. Если он и сомневался в этом утверждении, то слишком давно. — Метаморфы стоят на границе того мира. Пусть участь свою они не выбирают, но какая разница? Возможным безумием они расплачиваются за собственные немалые возможности.

— И по-твоему это честно?!

— Однозначно да, — ответил Елисей и едва не усмехнулся, представив, как, должно быть, они выглядят.

Пожалуй, найдись сторонний зритель, он уже кричал бы «не верю» и топал ногами, возмущенный до глубины души заезженным глупым штампом. Сценаристы и писатели столь часто кормили аудиторию рассказывающими о своих планах злодеями и героями, любящими поболтать на пороге опасности, что превратили в общем-то типичное поведение в плохой анекдот. Некороткий же жизненный путь самого Елисея изобиловал маньяками, жаждущими поведать о себе всем и каждому (за тем они и начинали убивать, часто специально подкидывая следствию или журналистам одну улику за другой), а герои… ну да, трепались просто неприлично, совсем как они сейчас.

Ведь пока прорвавшиеся не проявляют агрессии, невыносимо глупо нападать на них первыми. Особенно, если подмога в пути — а Елисей не желал думать иначе. К тому же, чем черт не шутит: прорвавшиеся — уже не люди, слов не понимают, но к человеческой речи привычны, а потому прислушиваются. Он лично знал монаха, сумевшего сдерживать подобного монстра шесть часов, читая ему молитвы, пока рыцари Ордена разбирали завал, похоронивший единственные ворота, ведущие в монастырь. Потому они будут говорить, как можно дольше, закончатся темы, примутся читать стихи и петь песни!

— Мне рассказывали о чем-то похожем во время войны, — прошептала воительница.

— Ха! — Василь возвышался над соратниками, словно утес над морем, а звучал раскатом грома. Каждый раз, когда он говорил, тварь, за которой наблюдал Елисей, вострила уши (если они в тот момент присутствовали у нее на голове). Василь однажды разорвал голыми руками бешенного медведя. Елисей не помнил, чтобы он кого-нибудь или чего-нибудь даже не боялся, а опасался. — Не о похожем, а о происходившем, — поправил он. — Тогда крови лилось много, да и шваль колдовская не стеснялась самые зверские обряды исполнять. Под шумок же. А уж сколько ублюдков в СС служило…

— Метаморфья граница всегда реагирует на происходящее в людском мире, — произнес Елисей и скрипнул зубами. Он понимал, что могло означать появление прорвавшихся: некто, кого вот уже месяц безуспешно ловили Орден и Гильдия, продолжал играть с силами, погребенными веками и тысячелетиями. А значит, эта троица — лишь начало.

— Лишь начало, — повторил его мысли Василь. — Раз эти появились, выплески звериной сути будут косить метаморфов и дальше, уже косят, — произнес он, — кого-то убивают сразу, других изменяют. Неясно, что у нас в городе творится. Выживут лишь те, в ком человеческая природа сильнее. Жаль, невозможно выяснить заранее, кто это будет.

— Неуравновешенные психически подвержены сильнее, — заметил Елисей.

— Ага-ага. Только у метаморфов таковые каждый второй, если не первый.

— Ох, мамочки!.. — воительница всхлипнула и этим испортила шаткое перемирие. Безошибочно учуявшая страх тварь подобралась, присела на задние ноги и повела носом в сторону девушки.

— Племя молодое, неразумное! — выругался Василь. — Трынь-трава!

— Широка страна моя родная! — красивым поставленным голосом заорал Елисей, шагая так, чтобы закрыть воительницу собой. — Много в ней лесов, полей и рек!

Василь фыркнул и затянул басом:

— Степь да степь круго-ом…

Воительница вдохнула-выдохнула и запела тоненьким сопрано:

— Крылатые качели…

Странно, дико сочетающиеся мелодии, разноголосица, ни одной фальшивой ноты оказали на прорвавшихся успокаивающее действие. Тварь, за которой следил Елисей, постояла немного и, плюхнувшись на тощий зад, принялась, подвывать.

В десятке окон в домах, выходящих к Патриаршим, зажегся свет.

— Убрать! — приказал Елисей, сбиваясь с ритма.

— Слушаюсь! — по-военному откликнулась воительница и, прикрыв глаза, начала создавать воздушный барьер, препятствующий распространению звуков.

«Надо было сразу ее отвлечь и занять хоть чем-нибудь», — досадуя на себя, подумал Елисей и взялся за новую песню:

— Стану я, благословясь. Пойду к морю синему, на синем море бел-горюч камень Алатырь лежит-покоится. На камне Алатыре богиня Жива сидит, в белых ручках держит белого лебедя, ощипывает у лебедя белое крыло, — речитатив звучал тише баса, но с каждым новым мгновением обретал силу, звенел и гремел над прудами, словно заклятие. — Как отскочило-отпрыгнуло белое крыло, так отскочите-отпрыгните, отпряньте от меня родимые огневицы, горячки и лихорадки — Хрипуша, Ломея, Дряхлея, Дремлея, Ветрея, Смутница, Зябуха, Трясея, Огнея, Пухлея, Желтея, Немея, Глухея, Каркуша, Глядея, Храпуша. С буйной головушки с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ретивого сердца. С ветру пришла — на ветер пойди, с воды пришла — на воду пойди, с лесу пришла — на лес пойди. От века и до века.

Кажется, в голосе Василя, все еще поющего про степь, слышались смешливые ноты и одобрение, но вряд ли Елисей мог понять это наверняка. Заговоры, когда-то петые бабушкой, захватили его, как в детстве. Оказалось, ни словечка он не забыл за столько веков, ни ритма, ни ползвука, ни интонации.

— Шла русалка лесной дорожкой, оцарапала нежную ножку, а из ранки той да не кровь-руда, а из ранки той да чиста вода. Да чиста вода, та ручьем текла, да по всей земле та вода прошла. Да на остров тот да на тот Буян, на Буяне том да высок курган. На кургане том камень-Алатырь лежит во всю ширь. Не поднять его, не свернуть его, пока род людской на земле живет. Как под камень тот утекла вода, а за ней болезнь навсегда. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! Странник Лег, Светлый мой Хранитель, данный мне Родом-Покровителем в охранение, прошу, тя усердно: Ты меня днесь просвети и от всякого зла сохрани, ко благому деянию настави и на путь праведный направи, да будут все деяния мои да во Славу Сварога и Рода Небеснаго. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! Ой ты, Лада матушка, матерь Сва небесная пречистая! Не остави нас без любви и счастия! Благодать свою ниспошли на нас, яко и мы чтим и славим тебя Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! До скончания времен, пока светит нам Ярило солнце!

Тварь опустилась на брюхо и прикрыла змеиные веки, угли-глаза чуть померкли, Елисей мог поклясться, что увидел улыбку в волчьем оскале.