Закон кровососа

Изменился Захаров с последней нашей встречи. Осунулся, постарел еще больше – заключение в тюрьме никого не красит. Правда, на безымянном пальце появилось кольцо с ярко-красным камешком, похожее формой на обручальное. Женился, что ли, академик на старости лет? И уж не на этой ли стервозной дамочке из соседнего аквариума? Впрочем, это все не мое дело, я сюда за другим пришел.

– Но давайте разговоры оставим на потом, – продолжил я. – Как это ни банально прозвучит, но я пришел вас спасти, и для начала нужно вывести отсюда всех заключенных…

Академик рассмеялся.

– Полноте, сударь, похоже, вы бредите. Тюрьма не эти стеклянные кубы и даже не этот бункер. Тюрьма – весь этот искусственный мини-мир, созданный моим учителем как идеальное убежище. Да-да, представьте, у меня был учитель, гениальный физик, который посредством управляемых цепных реакций научился создавать микромиры за пределами нашей вселенной. Чисто чтобы было место, куда можно уйти, дабы никто не мешал спокойно работать. Я к тому, что нам отсюда не выбраться, потому нет смысла покидать эти прозрачные казематы – все равно прислужники Хащща найдут нас, и тогда уже точно уничтожат.

Академик всегда был многословен, и я точно знал, что, пока он не выговорится, призывать его к чему-то совершенно бесполезно. Признаться, первым моим желанием, когда я его увидел, было оторвать ему голову, ибо крови он мне попортил изрядно. Но я прекрасно помнил, что единственным, кто реально может вернуть мне человеческий облик, был именно Захаров – действительно великий ученый, досконально знающий Зону и умело использующий ее аномальные возможности.

Разумеется, использовал он их в своих целях, зачастую просто кошмарных. Этот человек мог запросто уничтожить всю нашу планету просто ради научного эксперимента – и, конечно, в целях безопасности планеты следовало бы его ликвидировать. Но Захаров был мне нужен, и сейчас подвернулся отличный случай сделать академика мне обязанным. Так что планете придется подождать.

Но, к сожалению, мне в голову не приходило ни одной путной идеи, как вытащить нас отсюда. И заключенные это поняли, видя, как я стою столбом, переваривая сказанное ученым.

– Да ну на фиг, – сказал один из них. – Тоже мне, освободитель нашелся. Тут хоть кормят нормально, тепло, светло, и квазимухи не кусают. А кровь сливать вообще полезно для организма. Так что слышь, герой хвостатый, закрой-ка мой аквариум, а то дует от вентиляции.

Похоже, остальные думали так же… кроме девицы и Захарова. Эти двое, в отличие от остальных узников, вышли наружу из своих камер, подошли ко мне.

– Впрочем, есть одна идея, – негромко произнес академик. – Как я понимаю, вы, несмотря на нетипичный хвост, тоже принадлежите к виду хомо моллюскус, которых в Чернобыльской Зоне принято называть ктулху. И если это так, то с высокой вероятностью можете, как и остальные мутанты этого вида, создавать «кротовые норы» в режиме невидимости.

– «Кротовые норы»? – удивилась девица. – Это что?

– Сквозные отверстия в пространственно-временном континууме, – терпеливо пояснил Захаров.

– А, ясно, – фыркнула его собеседница. – Так бы сразу и сказал.

М-да, характер у нее не сахар, сразу чувствуется. Хотя на внешность может быть вполне ничего. Грязь с лица отмыть, причесать, глядишь, даже симпатичной окажется – по людским меркам. Хотя мне уже, наверно, положено присматриваться к самкам теперь уже своего вида, а не на человеческих особей заглядываться.

– Ктулху, чтобы пробивать «норы», нужно выходить в режим невидимости. А я понятия не имею, как это делается, – сказал я.

Захаров прищурился.

– Да вы, батенька, как я погляжу, из свежеинициированных.

– Вы догадливы, – кивнул я, ощущая, как во мне стремительно накапливается раздражение – обычная моя реакция при общении с вредным старикашкой.

– Насколько я знаю, хомо моллюскус инициируют режим невидимости, максимально сильно растопыривая лицевые щупальца и усиленно представляя, что они стали прозрачными, – сказал Захаров. – У них в районе ушных отверстий расположены особые железы, которые при растягивании быстро и мощно вбрасывают в кровь особый гормон, запускающий процесс обесцвечивания тканей организма. Ну и психологическая накачка, конечно, помогает.

Я времени терять не стал. Буркнул:

– Благодарю. Надеюсь, справлюсь, – и, раскрыв пасть максимально широко, представил, что я хочу щуплами зафиксировать профессору голову, прокусить шею и выпить старого мерзавца до состояния мумии.

По ходу, желание это было настолько искренним, что Захаров невольно отшатнулся – видимо, что-то в моих глазах прочитал. Но боялся он зря. Я лишь себя накручивал, вспомнив, что все ктулху, которых я встречал в Зоне, и правда перед тем, как выпасть в режим невидимости, щупла растопыривали так, что того и гляди сейчас морда разорвется на части. Ну и стеклянным себя представил, само собой.

В общем, постарался от души – и это было больно, как если б я себе, будучи человеком, решил разорвать рот несколькими крупными рыболовными крючками, аж в глазах слегка помутнело. А когда эта секундная муть прошла, я понял, что прекрасно вижу мраморную плитку пола через собственные лапы. И пулемет трофейный забавно смотрелся – он словно висел в воздухе рядом с небольшим продолговатым темным пятном, похожим на вытянутую галактику.

Понятно. В моей лапе продолжала покоиться «Бритва», находящаяся, как обычно, в некоем агрегатном состоянии, из которого она легко трансформировалась в боевой нож, когда выходила из моей ладони.

Я отметил, что Захаров мазнул взглядом по этому пятну, но по поводу него ничего не сказал, а произнес следующее:

– Ну, кажется, с невидимостью у вас все получилось. А насчет «кротовых нор» – это уж вы сами как-нибудь.

Кстати, невидимость моя была осязаемой. Это было странное и неприятное ощущение, словно я надел на себя некий плотно облегающий плащ, при этом намазанный каким-то маслом изнутри, и мне постоянно приходилось предпринимать серьезное волевое усилие, чтобы он не соскользнул с меня. Опыта в таких делах у меня было немного, и я понимал, что еще от силы полминуты, и моя невидимость сползет с меня, словно шкура с линяющей ящерицы. Да и вообще следовало поторопиться – либо охранник придет в себя и заорет, либо, по закону подлости, кому-то из спящих этажом ниже приспичит проснуться и прогуляться по бункеру.

Потому я, не особо раздумывая, просто рубанул ладонью по воздуху так, словно в ней была зажата «Бритва», при этом мысленно представив, как пространство расходится в стороны от моего удара, словно края глубокой раны. И точку выхода из «кротовой норы» нарисовал в своем воображении хорошо, в деталях, ибо бывал в тех местах неоднократно.

Опыт прохождения между мирами у меня имелся немалый, и, возможно, это поспособствовало тому, что у меня все получилось с первого раза. Правда, тяжело – «Бритвой» это получалось гораздо легче. А тут словно ладонью гигантскую медузу рассек, плотную такую, желеобразную, тут же попытавшуюся стянуть края раны. И мне пришлось мысленно очень сильно напрячься, чтоб «кротовая нора» сразу не закрылась. Так, что аж затошнило, и хвост почему-то непроизвольно задергался.

– Быстрее! – прошипел я – ишь ты, оказывается я тоже умею жутко и неприятно шипеть, прям как настоящий ктулху.

Девица оказалась понятливой и шустрой – мухой метнулась в «кротовину». А академик задержался на несколько мгновений, зачем-то ногтем ковыряя в своем кольце красный камешек размером с четверть спичечной головки. Нашел, блин, время заниматься чисткой ювелирного изделия.

– Быссстро!!! – шепотом заорал я. – Не удержжжу!!!

– Да-да, я уже, – быстро проговорил Захаров, дернувшись от неожиданности, – шипел я от души, аж самому мерзко стало от собственного шипа.

В результате академического дерганья произошла небольшая авария – камешек из кольца выпал, покатился по полу и исчез в стыке между мраморными плитами. Ну вот, дозанимался Захаров ерундой, другой настолько яркий камень багрового цвета вряд ли получится с ходу найти, тем более – в Зоне. Правда, с деньгами у ученого всегда было отлично, потому не сомневаюсь, что проблему восстановления своего кольца Захаров решит быстро. Если, конечно, нам удастся отсюда выбраться. Потому что со стороны эскалатора слышалось громкое буханье подошвами по ступеням – кто-то бежал сюда со всех ног, и я даже догадывался кто.

Захаров тоже услышал и с несвойственным его возрасту проворством нырнул в «кротовую нору». Я – следом, уже не заботясь о «плаще» невидимости, который сполз с меня моментально, как только я перестал его контролировать. И, соответственно, портал, открытый мной, сразу же стал стремительно сжиматься…

Но ктулху умеют не только хлебать кровь зазевавшихся сталкеров, поигрывая при этом впечатляющей мускулатурой. Мы еще и передвигаться умеем с помощью этой мускулатуры так, что людям и не снилось. Любой сильный зверь при виде опасности может так рвануть, что человеческий глаз и не отследит молниеносного движения. И наша порода – не исключение.

В общем, я с такой скоростью метнулся в схлопывающуюся «кротовую нору», что башкой даже слегка поддал Захарова под зад, отчего он вылетел из разреза пространства, как пробка из бутылки. Я выкатился следом – из прыжка ушел в кувырок, отрепетированный до автоматизма еще в те времена, когда я был человеком. И приземление, кстати, получилось намного мягче – хвост помог, самортизировал так же, как это делают рукой борцы при падении. Блин, я, кажется, реально с него тащусь! И как раньше без него жил – не пойму…

Кстати, с адресом высадки я промахнулся лишь немного.

Это был, несомненно, район озера Куписта, больше похожего на большое вонючее болото, которым оно по сути и являлось. И нам крупно повезло, что «кротовая нора» выбросила нас на берег озера, а не в него. Паскудное место. Мало того, что утонуть в этом озере можно запросто, как нечего делать, плеск болотной жижи и неизбежный при этом мой семиэтажный мат однозначно разбудили бы снарков, жутких с виду человекообразных тварей, живущих прямо в озере. Они, конечно, не ктулху по силе и размерам, но берут не физическими данными, а прыгучестью и количеством. Толпой настигают, в прыжке сбивают человека с ног – и все, считай, что отбегался сталкер по Зоне. Через несколько минут от бедолаги один обглоданный скелет остается. Такие вот, мать их, земноводные человекообразные пираньи водятся в озере Куписта.

До сих пор понять не могу, зачем Захаров в свое время распорядился строить свой многоуровневый научный комплекс в этом проклятом месте. Впрочем, когда его возводили, еще до Чернобыльской аварии, не исключаю, что это место было вполне себе живописным.

Не то что нынешняя унылая картина: прибрежная полоса, заросшая хилым, полумертвым камышом, и, собственно, само озеро Куписта – большая грязная лужа, из которой местами торчат крыши утонувших автомобилей, чьи-то кости, и пятна аномалий лениво колышутся на воде, покрытой радужными бензиновыми пятнами.

А над всем этим убогим пейзажем раскинулось небо Зоны с тяжелыми алыми тучами, набухшими кровью приближающегося Выброса – страшного явления, сметающего на своем пути все живое, не успевшее спрятаться ниже уровня земли…