Мертвый свет. Том 3

Глава 14

Может, один только Вамай был таким, может, все казадоры, но старейшина не задавал лишних вопросов. Если уж на то пошло, он вообще никаких вопросов мне не задавал и словно бы изо всех сил делал вид, что само мое присутствие здесь — что-то само собой разумеющееся. Почему так — у меня не было ответа. Я бы на его месте заваливал пришельца вопросами, в основном, конечно, о городе и о жизни в нем.

Но казадоров вопросы словно бы вообще не интересовали. Никакие. Ни о чем. Они относились ко мне так, словно я уже несколько лет живу вместе с ними и давно уже стал полноценной частью общества. Или вообще родился здесь.

Вамай без утайки очень понятно объяснил, где находился искомый исследовательский комплекс, сначала показав направление пальцем, а потом объяснив, мимо каких ориентиров мне понадобится пройти. После этого он задал все один вопрос:

— Что ты намереваешься там найти?

— Пока не знаю. — честно ответил я. — Хоть что-нибудь.

— Но идти надо ночью. Ты же понимаешь?

— Само собой. — я улыбнулся. — Не идиот же.

— Тебе нужно сопровождение?

— Нет смысла. Вы меня только замедлите. — я махнул рукой. — Если что-то пойдет не так, я просто вернусь.

— Будь по-твоему. — кивнул Вамай. — Можешь пользоваться моим домом, сколько хочешь. Еда, кровать — все в твоем распоряжении.

Я обернулся, глядя на узкую улочку общины казадоров, побегал по ней глазами, убедился, что могу найти дом Вамая среди прочих, и кивнул:

— Спасибо.

— Тогда, с твоего позволения, я отправлюсь по делам.

Если верить Пульсу, время уже давно перевалило за полдень и приближалось к двум часам дня. Несмотря на то, что какое-то время я провалялся без сознания, выспавшимся я себя не чувствовал, и поэтому, чтобы не клевать носом во время ночной вылазки, отправился в дом Вамая, чтобы поспать.

Нафига он вообще меня из дома вытаскивал? Ноги размять? Общину показать? В чем был смысл этой прогулки? Надо было спросить, пока возможность была…

В доме никого не оказалось, даже внучки Вамая, поэтому я спокойно расположился в кровати и уснул, предварительно поставив возле двери стул — если кто-то зайдет в комнату, он обязательно сшибет его дверью и от грохота я проснусь. Может, казадоры своим поведением и не вызывали никаких подозрений, но слишком уж странными они казались. А странное запросто может оказаться опасным.

Проснулся я уже когда за окном прилично стемнело. За все это время никто ко мне не заходил — стул стоял там же, где я его поставил. Значит, все мои подозрения лишены оснований и казадоры на самом деле добродушные и классные ребята. Ну и ладно. Побуду немного параноиком, это даже полезно.

Вамай и его внучка уже были дома. Они сидели за столом, с которого я днем завтракал, и задумчиво пили чай из грубой глиняной посуду.

— Привет! — просияла девчушка, увидев меня. — Как ты?

— Отлично. — я улыбнулся и едва удержался от того, чтобы потрепать ее по голове, настолько задорной и милой она была. — Только есть охота.

— А я знала! — засмеялась девчушка, соскочила со стула и куда-то убежала через дверь, которую я не приметил ранее.

— Найда, не споткнись! — совсем по-отечески прогудел ей вслед Вамай, после чего перевел взгляд на меня — Не передумал?

— Нет. — я покачал головой. — У меня есть подозрение, что я могу там найти что-то, что мне поможет в поиске ответов на вопросы.

— Почему ты так думаешь?

— Есть причины. — уклончиво ответил я.

— Дело твое. — Вамай пожал плечами. — Только хотел сказать, что мы там уже были и ничего особенного не нашли.

— Что, прямо внутри?

— Ну не внутри, конечно… Внутрь-то не попасть.

— Почему? У меня сложилось впечатление, что там произошел взрыв, который разрушил часть комплекса.

— Разрушил-то разрушил… Да воспользоваться этим невозможно — слишком высоко дыра в куполе находится. Добраться до нее без использования каких-то приспособлений невозможно, а приспособления, как ты, наверное, знаешь, ноктусами не очень воспринимаются. Любые лестницы, крючья с веревками и прочее — моментально заражается и становится частью ноктуса, а после восхода исчезает вовсе.

— И что, вы не придумали никакого способа забраться внутрь?

— Да мы даже просили дирижабли задействовать для того, чтобы туда попасть, но тщетно — они просто не смогли туда подлететь. Вернее, подлететь смогли, но не смогли найти возможностей к спуску с дирижабля… В общем, сам увидишь — сверху тоже не попасть.

— Не страшно. — я махнул рукой. — У меня есть свои способы.

— Ты очень много о себе скрываешь… — покачал головой Вамай.

Ты даже не представляешь, насколько много, старик… Я так много скрываю, что сам начинаю забывать, что именно я скрываю и почему я это делаю. К счастью, здесь это делать совсем несложно, поскольку…

— Ты и не спрашиваешь особо.

— А смысл мне спрашивать? — Вамай чуть пожал плечами. — Если ты не хочешь о чем-то рассказать, зачем мне об этом знать? С нами ты не останешься — это очевидно, а значит через какое-то время покинешь нас. Так зачем мне забивать голову информацией о человеке, который у нас не задержится?

Логика, конечно, непрошибаемая. Не скажу, что она мне близка или хотя бы даже просто понятна, но она действительно непрошибаема. И он на самом деле прав — во всем и сразу. Я действительно здесь не задержусь, а ему действительно незачем забивать себе голову какой-либо вообще информацией про меня. Шутка ли — он даже до сих пор не спросил, как меня зовут! В то время как мне представился сам и почти сразу — видимо, понимал, что для меня, в отличие от него, эта информация имеет какое-то значение, какой-то вес. Только вот теперь подумать — а какой именно вес она для меня имеет? Ну знаю я как его зовут, и дальше что? Я все равно ни с кем кроме него, и его внучки даже не знаком, и уж тем более не общаюсь, так какая разница как их зовут?

Чем больше я думал об этом, тем больше проникался образом мышления казадоров. То, что поначалу казалось странным и нелогичным, стоило об этом подумать чуточку подольше, наоборот превращалось в максимально логичное и правильное. С одной лишь поправкой — логичное и правильное для здешних условий. Для этих людей, живущих этой жизнью. Изолированных от прочего общества, не знающих новых знакомств. Людей, которые уже много-много лет живут в одном и том же социуме, знают друг друга как облупленных, и которым, наверное, друг с другом и говорить-то уже не обязательно — с одного взгляда понимают друг друга.

Все, что я знал об обществе, все, к чему привык, здесь просто перестало существовать. Наверное, так же ощущают себя исследователи, попав в какое-нибудь туземное племя, которое в современном мире до сих пор пользуются копьями и плетут набедренные повязки из пальмовых листьев, и слышать не слышали ни о каких айфонах и графенах.

Вернулась внучка Вамая — так же стремительно, как и убегала. В руках, через расшитое вручную полотенце, она держала большую глиняную миску, исходящую паром. Она поставила миску на стол и взглядом указала мне на стул, с которого сама же и спрыгнула минутой ранее. Я взглядом поблагодарил ее и сел за стол.

Пока я ел какую-то наваристую густую похлебку, в которой было мясо, картошка, морковь, какие-то травы — в общем, то, чего хрен найдешь в городе, да еще приготовленное так, как хрен приготовят в городе. — Вамай с внучкой тихо о чем-то переговаривались. Девчонка негромко смеялась, Вамай улыбался тоже. Вдвоем они выглядели так органично и правильно, так по-семейному уютно и тепло… Как дед Мороз и Снегурочка, только без снега и без шуб. В голове не укладывается, как вообще подобное может здесь существовать… Весь этот мир вывернут наизнанку, а уж в среде казадоров так и вовсе — дополнительно поставлен с ног на уши! А поди ж ты — почему-то именно здесь, среди грубо обтесанного дерева, висящих прямо с потолка окороков и людей, Тьма из которых чуть ли не хлещет наружу, чувствуешь себя намного более безопасно и уютно, чем в огромном, густонаселенном городе, который только для того и существует, чтобы защитить людей от проявлений Тьмы.

Одно омрачало весь этот уют — понимание того, что на самом деле все далеко не так просто и радужно, как кажется. Понимание того, что я не то что не видел родителей девчушки, а даже не слышал о них ни разу. А ведь кто-то из них был ребенком того же Вамая. Так и подмывало спросить, где они и что с ними, но я не позволил себе этого — очевидно же, что ничего хорошего.

Закончив с едой, я отодвинул от себя миску, и внучка Вамая тут же подскочила ко мне, как чертик из табакерки. Забрала у меня миску и ложку, и убежала прочь, словно только того и ждала, чтобы прибрать за мной. Даже неловко как-то…

Уже пора было выходить, но что-то словно держало меня на месте. Какой-то червячок сомнения точил меня изнутри, словно бы нашептывал «Не надо никуда ходить, здесь и так хорошо. Здесь тепло, здесь добрые люди, которые желают тебе только лучшего. Зачем идти наружу, в этот ночной холод? Зачем снова скакать по крышам, рискуя свернуть себе шею? Зачем бегать от лоа, боясь, что они сделают тебе гадость? Зачем идти в исследовательский центр? Вамай же сказал уже, что ничего интересного там не осталось. Так значит незачем и идти.»

Будто магия какая-то, честное слово! Из города меня почему-то постоянно подмывало куда-то сбежать, хотя и бежать-то было некуда — весь выбор это либо ноктус, либо другой район, а тут… А тут все наоборот — именно отсюда никуда идти и не хочется. Почему-то именно здесь я чувствую себя как дома. Не в «Зефире», не на крыше у Птичника, даже, наверное, появись у меня собственная квартирка в одной из типовых многоэтажек города — и ее я не смогу назвать домом. А вот здесь, в какой-то хибаре, наскоро построенной из обломков капитальных зданий, в которой нет даже нормальных окон и от двери одно название — вот здесь я себя чувствую на своем месте.

Хотя, наверное, я покривил душой. Один раз я уже испытывал подобное. Это было в шатре Дочери Ночи.

— Вамай. — позвал я. — Ты знаешь, кто такая Дочь Ночи?

— Слышал. — Вамай кивнул. — А что?

— Она не одна из вас?

— О нет. — Вамай покачал головой. — Дочь Ночи существовала задолго до того, как появились казадоры. Даже задолго до того, как здесь построили исследовальский центр. Ну, или по крайней мере, легенды о ней. Я понимаю, что мы с ней похожи, но ничего общего между нами нет.

— Понял. — я хлопнул ладонями по коленям и встал. — Ну, мне пора.

Сознание уже переключилось на новую тему для обдумыванию — Дочь Ночи, — и подлый червячок сомнения затих, задавленный новой информацией, чем я и поспешил воспользоваться.

— Доброй ночи. — просто и без изысков пожелал мне Вамай.

— Доброй ночи! — раздалось из-за спины тоненьким детским голоском.

Я ответил деду и внучке улыбкой и вышел за дверь.

Я думал, что ночью лагерь казадоров утихнет и заснет, думал, что только в доме Вамая не спали, ожидая, когда я отправлюсь на свою вылазку. Я ошибался. Даже ночью лагерь жил. Все той же тихой спокойной, едва заметной жизнью, которую легко перепутать с агонией смерти, жизнью. Везде горели тусклые, едва позволяющие разглядеть что-то на расстоянии вытянутой руки, огни, ходили редкие люди, и самое главное — светились теплицы. Значит, в них тоже шла какая-то работа.