Темный янтарь

— Бренчит, – отметил недостатки заправщика скрупулезный Выру-старший.

— Зато емкая, – отозвался Янис.

Монтеры любили неспешно обсудить достоинства и возможности интересной прогрессивной техники, благо появлялось ее на дорогах все больше. Когда менялась власть на Советскую, прямо по большаку мимо деревни Луру[5] прошли шесть танков Красной армии: здоровенные, с пушками, земля аж вздрагивала. И броневик с ними был, тоже огромный, с башней, считай, тоже танк. На обитателей Луру такая невиданная военная мощь произвела большое впечатление. А потом Янис в Таллинне видел линкор. По правде говоря, линкор был довольно далеко – на рейде, но это… сила, да.

Янис Выру по праву считался взрослым и образованным рабочим человеком, почти женатым. Но ничего не мог с собой поделать – упорно мечталось о море. Чтоб не просто на рыбацком карбасе на простор выйти, а на настоящем корабле. В Стокгольм или Финляндию приплыть, (хотя туда вряд ли – война же едва кончилась). Ну, тогда бы в Ленинград. Просто почувствовать, как оно – по-морскому. Об Амстердаме, Гавре и далеком Лиссабоне не особо грезилось – стыдно уже, не ребенок. А ведь мог пойти в судовые механики, не глупей иных хватких парней.

Понималось, что судьбу уже точно не повернешь: отец, семейное дело, заказы, женитьба опять же. Понятно, почему отец подталкивал, намекал, что со свадьбой тянуть не нужно: породниться с семьей Вильмы очень недурно, они люди обстоятельные, серьезные, пусть свою жестяную мастерскую сейчас и прикрыли. Знакомы семьи давно, взаимное уважение имеется, с детства шутили, что детей переженят. Кстати, женатого и в армию вряд ли призовут, отец это тоже учел.

Про войну говорили много и часто, но про войну всегда говорят. Нет, не верили в войну трудовые люди семьи Выру, некогда им было на сплетни и слухи отвлекаться.

Вообще от политики и мыслей о ней – один вред. Насчет этого Янис знал точно. Хотя, к примеру, дядя Андрес имел иное мнение. Но родня матери мало того что была латышами, так еще и городскими либавскими, из заводских рабочих. Еще с далеких царских времен коммунистам сочувствовали. Да что там сочувствовали, баба Лида царя и «господ-мироедов» очень нехорошими словами поминала. Впрочем, она, конечно, совсем русская была, тут понятно.

Иной раз Янис крепко задумывался – и как отца угораздило взять жену из столь далекой и странной семьи? Нет, люди-то хорошие: и дядя Андрис, и жена его, и малолетние двоюродные сестрицы со всей латышской родней, заводскими друзьями и соседями. Работящие, умные, но уж очень на деревенских непохожие. Баба Лида так и вообще… будто всегда и жила в своей родной Нарве. Русский язык почему-то самым главным признавала, по праздникам считала рюмки слишком мелкой посудой, и уж такие сказки рассказывала, ох… Совсем необычный человек, если не сказать большего.

Любил Янис бабку. Вроде и умерла она давным-давно, а все казалось, что непременно приедет, припрятанные конфеты достанет, по-русски закричит: «а грабли-то помыл, Янка-баранка?»

Почему «баранкой» называла? Вроде понятное русское слово, но что в нем такого смешного, что всё равно улыбаешься? Хитрый язык, вечно он словами играется, мысли шевелит. А может, это и хорошо? В университет Янис определенно не пойдет, зато по-русски и по-латышски вполне недурно понимает, бегло читать умеет, пусть сам слабо говорит, но выругаться всегда может. Что в драках на танцах неизменно помогает. А еще по-немецки с пятого по десятого, но все же сдал на умеренное «хорошо», а технику и электрику – и без школы на твердое «весьма отлично» постиг. Чего не жить-то на свете? Со свадьбой, конечно, некоторая неуверенность имеется, но там тоже… просто опыт нужен. Наработается опыт. С Вильмой очень даже можно наработать.

Стрекотал мотоцикл, скользило шоссе горячей лентой, порой мелькало море по правую руку, Янис сидел пассажиром, пытался рассмотреть прибой. Потянулось слева озеро Лиепаяс, вот и она – многолюдная Лиепая[6].

Необычный город, вытянутый вдоль моря, поделенный вроде связки сарделек: южная Старая Лиепая, отделенная Торговым каналом, центральная Новая Лиепая с заводами, верфью, трубами и дымом, и закрытая для мирных граждан северная Кароста с Военным каналом – там старые форты, казармы, военный городок, артиллерийские и иные склады, в общем, база флота.

Прокатил неутомимый «скотт» по сплошь двухэтажной городской улице, свернул в арку знакомого дома, въехал во двор. Район заводской, когда-то для рабочих ремонтного завода «Балтияс-ремонтс»[7] эти казармы и строились. Немедля открылось окно, высунулась лысая голова дяди Андриса, раздалось громогласное:

— Доехали? Вовремя. Жена, стол накрывай!

Со смехом высыпались во двор многочисленные младшие двоюродные сестрицы – мелковаты еще, чтобы сходу на мотоцикл запрыгнуть, но стоило старшей первой в седло усесться, остальные обезьянками прицепились – Янис помог рассесться, нацепил на шуструю тринадцатилетнюю Анитку кепку, отдал очки – почти летчицкие, крайне популярные у малышни. Выходили дядькины соседи, здоровались... Выру-старший, потирая затекшую поясницу, отвечал насчет дороги, погоды и прочего…

Легли уж на улицу поздние летние сумерки, накрыли прохладой остывающий мотоцикл и стены дома из красного кирпича. Ждал хозяев и гостей вкусный ужин и пол-литра казенной «беленькой», заканчивался-иссякал погожий субботний день – 21 июня 1941 года.

[1] Британская фирма «Scott» производила довольно удачные мотоциклы с 1909 года. Во время Первой Мировой войны машины фирмы поставлялись по военным заказам, в том числе модель с пулеметной коляской. Были такие мотоциклы и в русской армии.

[2]Старинный город Либава был переименован в Лиепаю в 1917 году, но многие местные граждане, да и приезжие, именовали известный город-порт по старинке. В тексте фигурирует как официальное называние, так и устаревшее. Автор приносит извинение за путаницу – такие уж сложные были времена, не только по части топонимики, но и во многих иных смыслах.

[3]6 сентября 1940 года вышел указ Верховного Совета Латвийской о праздничных днях. В их число вошло 24 июня – Лиго – народный праздник Янов день. Позже по просьбе Совнаркома и ЦК КП(б) Латвии выходной день перенесен с 22 на 24 июня.

[4]Курад (или курат)– труднопереводимое негрубое литовское ругательство, означающее-поминающее черта-дьявола.

[5]Искать эту деревню на карте и угадывать родную волость Яниса не рекомендуется. Истинное местожительство героя засекречено по понятным соображениям.

[6]Город Лиепая вытянут между Балтийским морем и длинным озером, соединяющимся с морем узким Торговым каналом. Географическое расположение города весьма своеобразно (см. карту). Что касается многолюдности – в 1939 году город насчитывал 53 тыс. жителей. (Для сравнения в 1913 году – 110 тыс. человек.)

[7]Наличие завода с данным названием вызывает сомнения. В тексте фигурирует собирательный образ славных заводов Лиепаи.