Колыбельная для бронехода
- Автор: Влад Тепеш
- Жанр: Боевая фантастика / Космическая фантастика / Самиздат, сетевая литература
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Колыбельная для бронехода"
* * *
Дверь палаты открылась, пропуская полковника, а с ним еще одного офицера, мне незнакомого.
— Как самочувствие, Кирин? — спросил полковник.
Я положил планшет на тумбочку.
— Лучше, чем вчера, господин полковник. Сегодня была последняя пересадка, завтра снимут последние лоскуты синтекожи, потом еще неделю-другую поваляться.
— Рад слышать. Это лейтенант Радонич, из отдела внутренних расследований. У него есть несколько вопросов… по поводу событий двадцать седьмого числа.
— Да-да, конечно.
— Спасибо, — кивнул Радонич полковнику, достал из папки планшет и сел так, чтобы ему было хорошо видно мое лицо.
— Приветствую, сержант. Вы хорошо помните те печальные события?
— Конечно.
— Можете рассказать, что именно случилось после того, как вы обнаружили «Кентавра»?
— М-м-м… можете повторить свой вопрос, господин лейтенант?
— Я спрашиваю, что именно произошло, начиная с тринадцать-двенадцать, то есть с того момента, как вы сообщили по рации, что обнаружили неприятельского «Кентавра»?
— Я понял. Можете повторить свой вопрос еще раз?
Вот тут он уже на пару секунд завис, а потом четко и раздельно сказал:
— Что именно в моем вопросе вам непонятно, сержант Ковач?
— Мне абсолютно понятен ваш вопрос, господин лейтенант. Я просто попросил вас повторить его.
— Кирин, не выдрючивайся, — одернул меня полковник.
— Прошу прощения. Просто майор, который приходил позавчера, задал мне этот же вопрос в разных формулировках четыре раза, хотя исчерпывающее описание тех событий содержится в моем рапорте. Вот я и подумал, что господам из отдела внутренних расследований просто нравится задавать этот вопрос снова и снова. Вот я и решил подсобить, дав повод задать его много раз подряд…
— Кирин, в рот тебе ноги, ты можешь быть серьезен?!
— Как пожелаете, господин полковник. — Я повернул голову к следаку и сказал: — ладно, давайте серьезно. Вы помните Устав?
Лейтенант напрягся и кивнул:
— Помню.
— Второй параграф, первая строчка, четвертое слово — какое?
— Э-э… м-м-м…
— «Обязуется». Лейтенант, я помню весь Устав наизусть, слово в слово, от начала и до конца. Эйдетическая память. Также я помню слово в слово и свой рапорт. И буду помнить его слово в слово завтра, послезавтра, через месяц и через двадцать лет. Когда я отвечаю на вопрос — помню свой ответ всю жизнь. Это значит, что вы можете задать один и тот же вопрос сто раз и сто раз получите идентичный ответ. И если, предположим, я написал в рапорте неправдивую информацию — поймать меня на расхождении показаний вы все равно не сможете. Ни сейчас, ни через двадцать лет. Потому давайте вы не будете терять понапрасну свое время и тратить мое, задавая по многу раз один и тот же вопрос?
Однако следак оказался хитрее, чем я думал, и включил режим «своего парня».
— Э-э-э… сержант, я и не собирался вас на чем-то ловить, я вас ни в чем не подозреваю. Вы написали рапорт, полковник Маслов написал на его основании представление к высшей воинской награде, и по правилам такой случай должен быть расследован с составлением отчета. Бюрократия, чтоб ее. Просто майор Вукович вчера уехал расследовать какое-то экстренное дело, это расследование передали мне, при этом майор не потрудился оставить мне свои материалы, так что мне вот приходится все с нуля… Я прочитал ваш рапорт, но в нем есть не совсем понятные места, которые как-то от меня… ускользнули.
— Что именно?
— Во-первых, командир батареи, огонь которой вызвал на себя Малевич, в рапорте написал, что слышал в рации ваш голос, а не Малевича, хотя радиометка сигнала принадлежала Малевичу.
— Ну и? Можно подумать, он знает наши голоса наизусть. Радиопомехи делают все голоса похожими, если что.
— Во-вторых, катапультное кресло Малевича несет следы повреждений, которые не оставляют шансов пилоту, в нем сидевшему.
— Так Малевич и погиб, если что.
— Ага. Но то, что от него осталось, было найдено в одном месте, а катапультное кресло — в паре сотен метров. Как такое могло случиться?
Я засопел.
— Так в моем рапорте содержится исчерпывающий ответ на этот вопрос, если что.
— Не-а.
— Ага.
— Ну, значит, я невнимательный, — сказал Радонич, — потому что не нашел там объяснения этого парадокса.
— Так его там и нет.
— А только что вы сказали, что есть, и я записал это на диктофон.
— А, так значит, все-таки ловите, да? Нет, я сказал, что рапорт содержит ответ на вопрос «как такое могло случиться?». При этом я не говорил, что этот ответ объясняет парадокс.
Следак заиграл желваками.
— Сержант, вы издеваетесь?
— Нет. Отвечаю на ваши вопросы так, как вы их задаете. И сейчас еще раз, для самых бронелобых, повторю то, что написано в моем рапорте. Примерно в тот момент, когда Малевич вызывал огонь на себя, у меня в кабине бушевал пожар, а я пытался вручную запустить заклинившую катапульту. И меня занимал только один вопрос: что случится быстрее, я катапультируюсь или получу второе попадание. А если не получу, то удастся ли мне катапультироваться или я просто сгорю к чертям собачьим. При этом у меня уже сгорел кабель подключения нейрошлема, так что я был полностью слеп и не знал, что происходит снаружи. И даже если бы я захотел выглянуть через смотровой прибор — я не смог бы этого сделать, потому что амбушюр визора уже горел ясным пламенем, как и почти все в кабине. Именно поэтому нет ни малейшего смысла спрашивать меня о последних секундах Малевича: я не знаю. Я в этот миг горел в собственном бронеходе и по этой причине совершенно не интересовался внешним миром.
Повисла тишина, а затем лейтенант заметил:
— Вы везучий парень, сержант. Вы оказались заперты в пылающей кабине с заклинившей катапультой. Ваш бронеход выгорел дотла, а вы отделались легкими ожогами менее чем двадцати процентов тела. Всего две незначительные пересадки кожи. Везение сказочное, я бы сказал.
— Я просто успел катапультироваться, — ответил я, пожав незабинтованным плечом, — что тут странного?
— В том, что вы катапультировались — ничего. Но при этом вы составляете рапорт, из которого следует, что огонь на себя вызвал ваш напарник, чье кресло пробито осколками и валяется хрен знает где, а он сам — в другом месте, хотя должен был быть в кресле. При этом командир батареи уверен, что слышал ваш голос, а не Малевича. Нет, я понимаю, что всему есть свое объяснение, но тут слишком много странных событий на единицу площади и времени, так сказать…
— Постойте… Так вы все же подозреваете меня… Погодите. Я понимаю, что командир, вернувшийся без отряда и машины, поневоле вызовет интерес отдела внутренних расследований, но… Лейтенант, вы подозреваете меня в том, что… что это я вызвал огонь на себя, а не Малевич?!
— Это все бы объяснило, — пожал плечами Радонич. — Послушайте, сержант, еще раз повторю: я вообще ничего против вас не имею и если бы это мне на стол легло представление на награждение Малевича — я бы почитал рапорт и бацнул печать «Подтверждено». Но правила придуманы не мною, я просто добросовестно выполняю свою работу.
— Тогда вам осталось объяснить, как я выжил, вызвав огонь на себя…
— Так катапультировались же.
— …И почему переписал свой подвиг и высшую награду на своего напарника.
— Хм… Он ведь был вашим другом?
Я фыркнул, с трудом сдержав смех:
— А вот и хрен. Я Малевича терпеть не мог.
— Внезапно… — протянул полковник. — Кирин, а я был уверен, что вы друзья!
— Все были уверены. В том числе и сам Малевич. Ну, я неточно выразился: терпеть-то я его терпел, но при этом ненавидел тихой и бессильной ненавистью. Его все ненавидели.
— Интересно девки пляшут… Не ожидал я такого открытия в своем-то полку… А за что?
Я пожал плечами:
— Малевич был мудаком. Высокомерный, заносчивый, хамоватый — так он вел себя с нами, своим взводом. Как он вел себя с другими — вообще песня, а уж какие высказывания Малевич позволял себе в адрес техников и прочей обслуги — тут и вовсе без комментариев. Мне даже пришлось его урезонивать, я ему так и сказал однажды: «Ян, они тебя когда-нибудь убьют. Не дозаправят, не дозарядят, не дообслужат, не дозаменят, не докрутят какой-нибудь винтик и ты сдохнешь нахрен. И ладно если б только ты — но из-за тебя и мы можем сдохнуть, так что завязывай». Тогда он немного вернулся в берега, но… в целом, остался тем же мудаком, что и был.
— О-хре-неть… А почему я этого не знал?! Почему был уверен, что Малевич отличный парень?!!
— Если б я был полковником, то тоже был бы уверен, что Ян — замечательный, приятный парень. Подхалимство перед старшими чинами было еще одной причиной, почему мы все недолюбливали Малевича.
Маслов скрестил руки на груди:
— А ты почему это терпел? Ты мог бы в два счета избавиться от такого сослуживца, просто написав рапорт…
— Не мог.
— Почему?
— Запретили вышестоящие офицеры…
— Кто?!!
— …Капитан Здравый Смысл и генерал Инстинкт Самосохранения. У Малевича была репутация пилота, который знает свое дело, не лажает и не становится причиной гибели других парней. Именно поэтому я забрал его к себе ведомым, хотя заранее знал, что Малевич мудила, и делал вид, что он мой лучший друг. И он, в общем-то, оправдал свою репутацию, как видите, иначе меня тут могло бы и не быть. Только поймите меня правильно: Малевич не был куском говна. Бывает такое, что вроде человек нормальный, а рожа отталкивающая. У Малевича был такой вот противный, отталкивающий характер. Он не стремился быть наглым и высокомерным — просто вел себя как мудак и не понимал, что делает что-то не то. Но поскольку во всем остальном он был отличным бойцом и напарником — то я и остальные парни терпели меньшее зло ради большего добра. Жаль только, что это в конечном счете окупилось лишь для меня. Но, само собой, я не отдал бы ему свою «Звезду». Ну а поскольку Малевича, увы, больше нет — то и никакого резона рисковать и писать неправдивый рапорт у меня тоже нет.
Полковник и лейтенант переглянулись.
— Ладно, сержант… Давайте, чтобы закрыть это дело, вы еще раз расскажете, что там произошло и мы как-то составим рапорт о расследовании, чтобы он не был таким… наводящим на странные мысли.
Я сердито засопел.
— Это, между прочим, и в ваших интересах, — сказал Радонич, — если я напишу сомнительный рапорт о расследовании, и мне могут выговор впаять, и к вам еще кто-то снова припрется.
— Да я вообще-то бронеходчик, могу и на три буквы послать, если совсем уж заколебают.
— Кирин, будь серьезен, — одернул меня полковник. — Последний раз.
— Точно последний раз?
— Точно.
— Ладно, господин полковник. Последний раз.