Гамбит некроманта

Глава 15

Травы колыхались над головой, пытались закрыть от него перевернутую синюю чашу небосклона. Настырный колосок, согнувшийся под собственным весом, так и норовил попасть по носу. И, с одной стороны, следовало протянуть руку, убрать его в сторону, а с другой… двигаться не хотелось. Совсем. Представься ему такая возможность, Женька никогда не вставал бы.

— А вот это вряд ли, — прошелестел ветер, запутавшийся в стеблях, прозвенело легким ароматом грозы, отбушевавшей очень далеко отсюда: в иной реальности.

В небе маячила черная точка, стоило найти ее взглядом и попробовать рассмотреть, начала приближаться. Все росла и росла, обретая очертания хищной птицы. В вышине пронесся пронзительный клекот, и сокол упал прямо на него, словно спутал с мышью. Женька отвернулся в последнюю секунду.

Захлопали крылья, мазнуло по щеке невесомым оперением. Рядом в траву опустилась уже не птица, самая прекрасная женщина на свете; обняла поперек груди, положила на плечо голову — привычно, тепло, сладко.

Женька сладостей особо не любил, но Дарителла обожала мороженое, а оно сладкое. И губы после лакомства у нее такие же. Он смирился: и с вкусом, и со словом, оно, кажется, даже начало ему нравиться.

— Я уж было приготовилась бежать за тобой через Рубеж, возвращать.

— Сам не знаю, почему у него не вышло, — проговорил Женька и вздрогнул, вспомнив последние минуты в реальности. — Или получилось, и я мертв?

Он вдруг сообразил, что чувствует слишком ярко окружающий его сновидческий мир — Долину грез, как называла Дарителла, — а вот себя самого почти не ощущает и проснуться не может, хотя первое, чему научился — не застревать в собственном сновидении. Дарителла говорила, что когда-нибудь подобное умение спасет ему жизнь, и Женька в этих словах не сомневался.

— Не могу проснуться!

— Тсс… — она приложила указательный палец к его губам. — Не тревожься. Хороша была бы я, позволь уйти тебе.

Он прихватил палец губами.

— Не после того как ты победил самого темного библиотекаря.

Женька фыркнул.

«Победил — слишком громко сказано, — подумал он, но в Долине грез слова и мысли были равноценны и равнозвучны. — Скорее, чудом унес ноги».

— Остальным не удается и этого.

— Как тому метаморфу, что прикинулся полицейским?

— Домовому, — поправила Дарителла, — и он пришел к тебе не по приказу библиотекаря. Он хотел помочь, а не навредить, вот только повел себя неверно. Со всеми случается. Особенно, если почти не имеешь дел с людьми. Дрема, в которой ты пребываешь — его лап дело. Она целебная, не противься.

— Значит, дар убеждения библиотекаря почти иссяк?

Дарителла качнула головой.

— Мы пытались проследить откуда и куда он ехал, опросили всех, кто ехал с тобой в одном вагоне. Тебя припомнило человек семь — стояли рядом и видели, как ты рванул на выход, словно кипятком ошпаренный, — но библиотекаря никто не видел и не запомнил. Повезло лишь однажды: дежурная по эскалатору бросилась на Дерка с кулаками и требованием оставить «прекрасного человека Диму» в покое.

— На какой станции?

— Нижегородская.

— Значит, его зовут Дмитрий, и живет он на востоке Москвы или хотя бы появляется там время от времени, — задумчиво проговорил Женька, запоминая: его врага зовут Димой. Именно так банально и просто. Сколько в столице его тезок?.. Наверное, тысячи.

— Только нам это не поможет.

Что-то теребило, тянуло в памяти, снова подняла голову ярость и Женька от нее едва не задохнулся, стиснул челюсти до зубовного скрежета и выкрикнул, убрав руку Дарителлы от своих губ:

— Я видел его! И помню!!!

Он попытался вскочить, но она удержала, вцепилась в плечи со всей силы, нахмурилась.

— Нет, лежи! Отдохни немного. Тебе это сейчас необходимо.

— Время не ждет! — возразил он, впрочем, не пытаясь вырваться. Не хотелось вырываться, но следовало бежать, просыпаться, ставить с ног на голову сонное некромантское царство. Хотя именно слово «сонное» к нему совершенно не подходило. Некр и сам метался по столице, забыв о сне и отдыхе, и других гонял в хвост и гриву.

— Ты можешь кинуть в меня его образом? Я перешлю Дерку. Это и быстрее, и безопаснее. Жека, ты сноходец, Долина грез способна излечить тебя очень от многого, не спеши пока в Явь.

— Сейчас кину.

Проще сказать, чем сделать. Особенно, если никогда не пробовал, да и видел мельком. Женьку тогда съедала такая злость на эту тварь, что было практически не до чего.

— Я помогу, — Дарителла закрыла ему глаза своими ладонями и замерла, кажется, не дыша вообще.

Некоторое время не происходило ничего, затем темнота качнулась, обрела свист ветра и перестук колес. Надпись, советующая не слоняться без дела, встала перед глазами. В отражении стеклянных дверей покачивался вагон, только людей в нем почему-то почти не было. На крайнем правом — вернее левом, если обернуться, — сидении спала длинноволосая девушка в пышном, едва ли не бальном платье с алой лентой бус на шее. Двери напротив, игнорируя все надписи скопом, подпирал подросток и читал толстый том в темно-коричневой обложке с нечитаемым названием. Его иногда закрывала массивная фигура кого-то в темном плаще, застегнутом на все пуговицы. И не жарко ему?.. Женька, вероятно, и тогда подумал про это, а потом забыл.

Выше Женьки, широкоплечий, короткостриженый, цвет волос… черный. Нос выдающийся. Лучшая примета — именно он. Брови широкие, мохнатые, как у Брежнева, — Женька не удержался от фырканья, сравнив. Кто ж так говорил про людей с подобными бровями? Бабушка, кажется. И еще — вампир, поскольку на переносице брови сходятся. Женька так и не вспомнил, у кого подцепил примету. И плевать, что вампиров на самом деле не существует: эта дрянь ходячая не кровь пьет, а чувства, мысли, вкладывая в головы и души тех, кого высосал, свое извращенное представление о том, как тем следует жить. Он не вампир, хуже в миллионы раз! Кулаки сжимаются в желании врезать. А хотя бы по выпирающему кадыку — чтобы насмерть. Пусть даже сажают, неважно.

— Тише… — нежный голос влился в уши, вторя стуку колес. — Спокойнее.

Чего он, действительно, завелся снова? Не интересно это сейчас, когда враг находился вне досягаемости, а проклинать и наводить порчу Женька не умел и вряд ли когда научится. Для этого колдуном родиться нужно или ведьмаком. Хотя ведьмаки не любят мегаполисы, им бы в глухую тайгу или на Байкал.

— Не отвлекайся, недолго осталось.

Конечно, недолго. Припомнил почти все. Так… Глаза. Тоже темные, глубоко посаженые и расположенные на близком расстоянии от носа. Ну и голос. Низкий.

— Умница! — Дарителла отняла ладони от его глаз аккурат вовремя, поскольку в уши чуть не вплыл приказ покончить с собой. Снова.

Вряд ли Женька теперь вообще когда-нибудь сможет спуститься в метро.

— И не нужно, — улыбнулась Дарителла. — Там такое иногда проявляется… расскажу как-нибудь.

Женька кивнул, перевернулся на бок, прижимая ее к себе, всматриваясь в глаза: синие-синие, каких у людей не бывает.

— И кем бы ты меня вернула? Рыцарем? — не хотелось больше вспоминать. Следовало переменить тему, отвлечься. Пока руки не прекратят трястись хотя бы.

— Возможно, им, — произнесла Дарителла с вызовом в голосе. — В Ордене об этом предпочитают не помнить, но есть легенда. Если ей верить, первым рыцарем стал друг некроманта, погибший в бою, которого тот не захотел отпускать.

— Как просто…

— Вовсе нет, — она качнула головой, и светлые волосы заискрились в свете взошедшей луны. Долина грез жила по своим законам, и дни с ночами в ней нисколько не зависели от времени. — Мастер смерти мог лишь поднять тело или вызвать дух, но не вернуть к жизни. Воскрешение нам неподвласно.

— Как же тогда быть?..

— Он перешел Рубеж, кинулся к Владыкам Нави и обещал вечно охранять границу между мирами, если они помогут. Поклялся им в верности — за себя и всех тех, кто пойдет по его стопам.

— И они помогли? — вопрос, впрочем, был глупый: раз существуют Орден и Гильдия, значит, все у того некроманта получилось. Вот только Дарителла так и так служит Нави.

— А я кинулась бы в ноги к Владыне. Она добра ко всем.

— Придется же платить… Не надо, — попросил Женька.

— Не буду. Ты ведь жив. Но ради тебя и не жалко. К тому же… — она лукаво улыбнулась. — Я однажды оказала ей услугу, которую можно счесть значимой.

Ее волосы пахли вереском. Женька ни разу в жизни его не нюхал, но знал, что это именно вереск. Голова шла кругом, но приятно, не так, как недавно. И тело ее — прохладное и жаркое одновременно сводило с ума.

***

Аннушка Вострякова родилась в конце девятнадцатого века и обладала сильным чутьем к потустороннему едва ли не с младенчества. Наверное, живи она в деревне, никто бы на ее дар внимания не обратил, самое большое, пошла бы в ученицы к какой-нибудь знахарке, но Аннушке повезло. Или наоборот — это как посмотреть.

На стыке столетий у людей, как правило, обострялся интерес ко всему, лежащему за гранью привычного: гаданиям, вызовам умерших родственников и прочим приворотам-отворотам, которыми охотно зарабатывали как шарлатаны, так и ведьмы всех мастей. Аннушку заметил колдун, выкупил у родителей — семья бедствовала и лишний рот в избе, тем более женский, был без надобности — и принялся обучать нехитрым актерским приемам и фокусам.

Колдовство Аннушке не давалось, но варить зелья она худо-бедно научилась, талантом актрисы оказалась не обделена и в отличии от большинства маленьких девочек ее возраста тяготела вовсе не к куклам и сластям, а к похоронным обрядам, темным наговорам, жертвоприношениям — чистому злу, как сказали бы люди. Колдун радовался приобретению: ему практически не приходилось наставлять свою подопечную, она все схватывала налету и воплощала даже лучше, чем он ожидал. Вряд ли он не понимал, с кем имеет дело и чем ему грозит неудовольствие Гильдии от скрытия ее возможного адепта. Однако куш стоил риска, а за риск платили очень неплохо.

В двух столицах в определенных кругах — разумеется, сплошь человеческих — только и разговоров было, что о чудо-ребенке. В модных салонах Аннушка появлялась во всем черном, с вуалью, прикрывающей верхнюю половину лица, перчатках и с черепом вместо куклы: то собачьим, то обезьяньим, то человеческим. Низенькая, худенькая, она неизменно напоминала фарфоровую статуэтку миловидным личиком и вьющимися льняными волосами, маленьким аккуратным носиком и россыпью веснушек. Тем сильнее был контраст, когда она начинала предсказывать хорошо поставленным голосом: развал Империи, войны, эпидемии, гибель и эмиграцию. Стоило ей увидеть человека, над которым висел риск перехода в загробный мир, она немедленно сообщала об этом. На подобное ее чутья вполне хватало. И тогда возможность смерти оборачивалась практически ее неотвратимостью. Девочка предсказывала ее вплоть до дня и часа. Прислушавшись к своему учителю, она скрывала причины, лишь намекала на них, называя две-три детали — так выглядело еще зловещее, — хотя могла сказать и прямо.

Слава ангела смерти отнюдь не отвратила от нее экзальтированный бомонд высшего общества страны, которой действительно осталось недолго. Люди будто чувствовали висящий над ними дамоклов меч скорой революции, а вероятно, попросту любили играть со смертью. В конце концов образовался некий клуб самоубийц, завсегдатаи которого не пропускали ни одного выхода в свет Аннушки.