Колыбельная для бронехода

Наша перестрелка со щитоносцем не приносит ощутимых результатов: я не пробиваю щит, который мастерски выставлен не прямо, а под небольшим углом, чтобы увеличить приведенную броню, при этом выглядывающие из-за щита части бронехода находятся ко мне под еще большим углом — поди пробей. Его штурмовой автомат, короткий и удобный, предназначенный для стрельбы с одной руки, не пробивает меня в «лоб», а выцелить слабо бронированные части я не даю маневром, однако второй противник уже открывает огонь из гораздо более серьезного оружия. У меня на контрольной панели начинают появляться красные огоньки.

Смещаюсь в сторону от «ведомого», ведя по нему огонь, и тоже добиваюсь первых попаданий. Мой план — сцепиться с ведущим и быстро его уничтожить.

Однако тут ведомый вспыхивает и взрывается: Игнат открыл огонь издали, но стреляет он отлично, а противник подставил ему спину, где самая тонкая броня и все основные узлы.

В следующий миг я вижу огненную линию, входящую в машину Игната и выходящую из спины, а также волну пурпурного пламени. Прямое попадание из рельсотрона в кабину навылет. Легко ушел.

Но у меня нет времени скорбеть об Игнате: я лицом к лицу с врагом. Левой рукой хватаюсь за край щита и отвожу в сторону, но он, будучи левшой, отпускает свой автомат и перехватывает мой, не давая навестись на себя, а затем отпускает щит и преподносит мне сюрприз. На его правой руке закреплен бронепробойник, и он наносит им точный удар в мою руку, почти отрывая ее.

Хорош, ох хорош! Но я не удивлен, «Кентавра» — штучную машину, существующую всего в шести экземплярах по той простой причине, что людей, способных ею управлять, очень мало — не будет охранять абы кто.

Но и уничтожить «Кентавра» тоже послали не абы кого.

Я возвращаю любезность той же монетой — пробойником, закрепленным на моей левой руке. Сверхпрочный стержень мощного соленоида ударяет в бок «Варриера», туда, где находятся нагнетатели, резервный бак с ПКЖ и блок питания электроники, причем под углом, где броня не так крепка. Противник моментально теряет управление, бронеход начинает заваливаться, появляются первые языки багрового пламени.

Ударный стержень застрял во вражеской машине, так что я отстреливаю пробойник, активировав пиропатроны в болтах, «Варриер» падает, привалившись к зданию.

Активирую все средства РЭБ, которые у меня есть, и провожу осмотр. Правая рука почти оторвана, не работает, так что использовать свой крупнокалиберный автомат я уже не могу. Левой рукой отрываю правую окончательно — лишний вес.

Тут мое внимание привлекло движение: на поверженном «Варриере» чуть приоткрывается крышка люка. Упав, бронеход привалился к стене так, что люк оказался заблокирован стеной, и вражеский пилот теперь в западне.

Хватаю «Варриера» за ногу и оттаскиваю на метр. Пилот не стал ждать особого приглашения, он выполз из кабины и, лишь раз оглянувшись, поспешно юркнул в развалины. В этот момент бронеход окончательно вспыхнул.

Что ж, может быть, однажды он сделает то же самое для кого-то из нас.

Завожу руку за спину и вынимаю из крепления запасное оружие — короткий спаренный крупнокалиберный пулемет. 14.5мм — крайне слабое оружие против бронехода типа «Кентавра», который вдвое превосходит меня по весу и броне, но уж что есть.

— Ян, ситреп!

— Я в сотне метров от цели, смещаюсь так, чтобы он не мог попасть. У этой дурынды ствол — десять метров, я видел мельком.

— Включай РЭБ.

— Уже, и надолго не хватит.

— Я иду с другой стороны, возьмем его в тиски.

Бегу по улице, одним глазом косясь на план города. «Кентавр» где-то здесь, рядом, но где?

— Кирин, я обхожу с севера, почти обошел! Смотри, дальше площадь, я выйду на нее и окажусь у него в тылу!

Площадь — мне до нее всего ничего. Площадь… Ствол десять метров…

Все части головоломки стали на свои места: «длинный» «Кентавр», да еще с выдающимся вперед десятиметровым стволом просто не сможет развернуться на улице.

— Ян, он на площади! На площади! — но мой голос тонет в реве помех, когда противник включил собственные средства радиоэлектронной борьбы.

Я выскочил на площадь сбоку и сразу оказался во фланге «Кентавра». Господи, ну и махина: вживую вижу первый раз и поражаюсь. На его правом плече лежит, словно базука, тяжеленная длинная хрень общей длиной метров одиннадцать, из них трехметровая казенная часть позади плеча, ствол выдается вперед не на десять метров, но восемь есть. Не совсем типичный рельсотрон: на космических кораблях они в длину метров двадцать, тут поменьше раза в два.

Открываю огонь по рельсотрону и корпусу вражеского бронехода, в этот миг чуть дальше по улице появляется машина Малевича — и я понимаю, что враг ждал именно его.

Ян еще успевает метнуться в сторону с разворотом, чтобы «в профиль» было труднее попасть, но рельсотрон чертит огненную полосу по нагрудной бронепластине его «Ирбиса», я вижу обломки, улетающие вдаль — и бронеход Яна просто падает навзничь.

Стреляя непрерывно, иду на таран, но «Кентавр», даже не пытаясь развернуть на меня «рельсу», вскидывает левую руку с двуствольным коротким автоматом калибра миллиметров двадцать как минимум: он вдвое тяжелее меня, и его оружие вдвое больше моего.

Короткий обмен очередями — и я получаю множественные пробоины, в том числе в кабину. Внутренний дополнительный бронелист спасает меня от прямого попадания, собственный несгораемый противоосколочный бронекостюм — от осколков пуль и рикошетов, но кабина пробита. Бортовой компьютер верещит женским голосом о пожаре и обширных повреждениях, контрольная панель вся красная — и внутрь уже вливаются струи горящей полимерно-кольцевой жидкости.

Кабина мгновенно заполняется огнем.

Лютьенс, я знал, что ты мразь, еще тогда, когда мы не были врагами, но до сегодняшнего момента ты не пал так низко, чтобы использовать зажигательные пули!

Автоматика подводит и катапульта не срабатывает, меня лижут жадные языки пламени. Корчась от боли, выдираю пистолет из кобуры на рефлексе: я потратил двести часов личного времени, нарабатывая этот рефлекс, и теперь попадаю в коробку с предохранителями вслепую.

Хлопок и свист, меня вжимает в сидение, а затем начинает люто болтать на стропах парашюта.

Поднимаю щиток нейрошлема и успеваю увидеть, куда падаю. Внизу сбоку «Кентавр», пятясь, уходит в узкую улочку, чтобы вернуться к своим: его задание выполнено.

Мы думали — это мы охотники, расставившие ловушку. Увы, охотником в этих каменных джунглях оказался «Кентавр», на войне превратиться из охотника в добычу — дело несложное… и порой такая метаморфоза случается чаще одного раза за бой.

Мне везет, я спускаюсь на землю в небольшом дворике, а не где-то на крыше. Сжимая зубы, достаю из кармашка шприц и вонзаю в бедро — боль уходит. Жжение обожженного тела никуда не делось, но теперь оно не причиняет страданий, по крайней мере, физических. Так, отстегнуть ремни и подняться на ноги.

Мой планшет сгорел, но я и без него вышел на нужную улицу. Вот и бронеход Малевича.

Ввожу код и открываю кабину. Внутри пахнет кровью и смертью.

Отстегиваю тело Яна и вытаскиваю наружу, поднимаю щиток нейрошлема и закрываю его широко открытые глаза. Снаряд «рельсы», пройдя по касательной, вспорол броню как бумагу, и Ян получил кучу осколков, самые крупные из которых пробили его тело насквозь.

Легко ушел, мне бы так, когда придет мой черед. В добрый путь, брат, прости и прощай.

Забираюсь в кабину, пристегиваюсь. Попадание, убившее пилота, причинило минимальный ущерб функциональности бронехода, только на контрольной панели горят желтые и красные огоньки, но их мало. Подсоединяю нейрошлем, борюсь с головокружением, пока подстраиваю чужую систему под себя. Так, готово.

Тяну за рычаг и поднимаюсь.

Охота «Кентавра» окончена, моя — еще нет.

Автомат поврежден, это я вижу сразу. Пробойник на левой руке — моя школа, моя! — цел, запасное оружие тоже.

Устремляюсь вдогонку по параллельной улице: «Кентавр» пятится задом, скорость низкая, догоню в два счета, а он не сможет развернуться на узкой улице.

— «Азурит» — «Коршуну»! «Азурит» вызывает «Коршуна»! Вызываю огонь на меня! Вызываю огонь на меня! Задержка тридцать, траектория высокая, наведение по моему сигналу!

— «Коршун» принял, задержка двадцать пять, траектория высокая, наведение по сигналу «Азурита».

— Отправьте все, что есть, и продолжайте стрелять по последнему месту сигнала, пока не кончатся ракеты!!!

Несусь во весь опор, корпус жалобно скрипит, в широкий пролом дует ветер. «Кентавр» уже понял, что теперь добыча — он, но выбор у него небольшой: продолжать пятиться или резко пойти вперед на площадь и развернуться.

Он выбрал второе, но я не дал ему осуществить задуманное, протиснувшись в переулок и сблизившись сбоку. Огонь с короткой дистанции — а затем я налетаю на него с нацеленным пробойником.

Эти пробойники пробивают лучше предыдущей модели, но имеют склонность застревать. И прямо сейчас это не недостаток, а мой главный расчет.

Удар в слабобронированный бок корпуса — и стержень прочно засел в цели. На боеспособности «Кентавра» это не сказалось, но теперь я на нем просто повис, причем со стороны правой руки, занятой «рельсой». Он попытался избавиться от меня, используя превосходство в мощи и массе, и дважды впечатал мой бронеход в стену дома, вызвав обвал, но когда он собрался сделать это в третий раз, я уже потянул за скобу катапульты.

Болтаясь в воздухе, я поднимаю щиток, чтобы увидеть, как падают на цель с небес ракеты, как внизу расцветают вспышки разрывов и вырастает громадный столб багрового пламени.

Это тебе за Сона, Игната и Яна, паскуда. И за бронебойно-зажигательные пули.

А теперь, когда за мертвых заплачено, стоит подумать и о живом.

Я приземляюсь в сотне метров, отстегиваюсь и поднимаюсь. Мне предстоит как-то пробраться к своим через город, полный врагов…

И сделать это быстро, до того, как закончится действие болеутоляющего.