Клубок со змеями

***

Я аккуратно поднялся, стараясь не разбудить Бастет. Она крепко спала, уткнувшись лицом в спинку ложа. Сквозь дыры в шатре лился утренний свет и падал на стол косыми лучами, заставляя меч красиво переливаться золотистым оттенком. Почувствовав сухость во рту, я огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы утолить жажду, но в глаза бросался лишь огромный сосуд с колодезной водой, мрачно стоявший в углу. Все это напомнило мне о наличии проблем, которые могут стать очень серьезными, если не начать их решать прямо сейчас. Бросив взгляд на Бастет и, в который раз отметив про себя красоту ее стройного и сильного тела, я быстрым шагом направился к выходу.

Разбойник, смотревший ночью на звезды, сидел в той же позе, что и вчера. Только теперь его голова склонилась на грудь, и он, не стесняясь, храпел на весь оазис. Однако, заслышав мои шаги, мгновенно проснулся и вскочил на ноги. Сонные глаза на лице, наполовину скрытом под накидкой, виновато забегали.

Решив не терять время на приветствие, я сразу задал интересующий вопрос:

— Сколько кувшинов с вином у нас осталось?

Разбойник нахмурил лоб и сдвинул брови. Я буквально ощущал, как он старательно копается в собственной памяти.

Наконец, после долгой паузы, он потер подбородок рукой и ответил:

— Вроде, пять или шесть.

— Точно сказать не можешь?

— Нет, господин Саргон. Я не помню, но наверняка не более шести. Вам принести один, что ли?

— Нет, — я вскинул руку, — ни в коем случае. Хоть я и хочу пить, но придется терпеть.

Тот вопросительно посмотрел на меня:

— А чего такого-то?

— То, что колодец отравлен, и мы не можем пополнять запасы воды. Значит, для утоления жажды десяти человек осталось шесть кувшинов с вином.

До разбойника, наконец, начало доходить то, о чем я говорю. Его глаза полностью прояснились ото сна. А вот лицо, наоборот, помрачнело.

— И чего будем делать? — спросил он.

— Нужно уходить. И как можно скорее. До лагеря в оазисе два дня пути, так?

— Т-а-а-к, — медленно протянул он.

— Мы должны отправиться в путь не позднее сегодняшнего вечера. Будем продвигаться ночью, чтобы меньше испытывать жажду и беречь силы. Тогда, скорее всего, доберемся до места назначения в полном составе и без особых проблем.

— Так давайте поедем прямо сейчас! — разбойник явно нервничал.

Я покачал головой:

— Нет, у нас остались еще здесь дела.

Тот недоуменно обвел взглядом стоянку караванов:

— Дела? Здесь? Какие?

Я указал пальцем на тела наемников:

— Трупы. Их надо убрать. И тела слуг караванщика тоже. Вообще всех необходимо предать земле... то есть, песку, — я обвел рукой стоянку.

— Зачем?

Я нетерпеливо вздохнул:

— Затем, что когда сюда явится очередной караван и обнаружит полусгнившие останки, то что они подумают? Правильно. Что нечего больше использовать этот путь для перевозки ценных товаров, раз на нем убивают людей и грабят торговцев грозные разбойники.

— Этой стоянкой редко пользуются... — неуверенно начал, было, налетчик, но я его прервал.

— И что с того? Какой смысл отказываться от, пусть и не значительного, но источника дохода? Уберите трупы и закопайте поглубже в песок, чтобы ветер со временем не обнажил останки.

— Сделаем, — кивнул разбойник. — А с колодцем что?

На секунду я задумался, а затем, поманив его пальцем, отправился в сторону источника воды. Подойдя вплотную к колодцу, я заглянул внутрь.

— Как часто здесь останавливаются караваны? — спросил я, не оборачиваясь и облокотившись здоровой рукой о край.

— Не чаще, чем раз в месяц. Это не самый оживленный торговый путь. То, что такой богатый караван решил здесь пройти...

Он еще что-то говорил, но я его уже не слушал, просчитывая в уме варианты. Первой идеей было заколотить колодец и оставить послание, что вода отравлена, но я быстро отказался от нее. Такой ход отпугнет торговцев от стоянки еще быстрее, чем полуобглоданные стервятниками трупы. Но, с другой стороны, весть об отравленном источнике быстро разлетится по округе, и исход будет таким же. Если только... Я слегка подался вперед, внимательно всматриваясь в воду.

— Как часто, ты говоришь, здесь ходят караваны? Раз в месяц? — спросил я.

— Да, примерно. Возможно, даже реже.

— Тут хороший приток. Это неудивительно. В песчаной почве вода течет быстрее.

— Откуда вы знаете?

Я улыбнулся через плечо:

— Я же бывший ремесленник. И хотя я строил хижины, а не колодцы, об устойчивости почвы и грунте знать полезно. Чтобы однажды хозяин хижины не проснулся и не обнаружил, что его дом улетел в овраг или уплыл по реке.

Я вновь посмотрел в колодец:

— Как я и говорил, вода проточная. Неплохо промывает. Думаю, за месяц зараза из него уйдет.

Я полностью обернулся:

— Колодец оставим, как есть.

— А если сюда кто-то явится раньше, чем через месяц?

Я пожал плечами:

— Придется пойти на риск. Выбора у нас особого нет. Запечатать колодец — все равно, что оставить глиняную табличку с надписью «никогда больше не пользуйтесь этой стоянкой караванов».

— Как скажете, господин.

Мне было очень приятно слышать это обращение к собственной персоне. Хоть и не настолько приятно, как любовные шалости с их госпожой. Но я и бровью не повел.

— Заройте тела, проверьте снаряжение и добычу, а затем сворачивайте лагерь. Мы не должны оставить следов пребывания здесь каравана Хазина.

— Все сделаем, — разбойник почтительно склонил голову, а затем спешным шагом направился в сторону двух других, что расселись под пальмами.

Я же, слегка задумчивый и, в то же время, довольный собой, пошел обратно к главному шатру. Золотая фигурка льва, украшавшая вход, уже ярко блестела в лучах взошедшего солнца. Я подумал, что она неплохо будет смотреться над моим шатром в лагере разбойников.

«Над нашим шатром».

Войдя внутрь, я обнаружил, что Бастет уже проснулась. Она грациозно потягивалась, сидя на ложе и напоминала леопарда.

— Не принесешь вина? — томно произнесла она.

— Боюсь, придется немного потерпеть, — улыбнулся я, приближаясь и отвечая на ее вопросительный взгляд, — у нас осталось слишком мало вина, а путь предстоит не близкий.

— Надо сказать, чтобы... — начала, было, Бастет, собираясь встать, но я нежно усадил ее обратно.

— Я уже обо всем распорядился.

— Ты... чего сделал?

— Приказал схоронить все трупы, проверить снаряжение и добычу, не оставить следов пребывания каравана, а вечером отправиться назад в наш лагерь. Ночью передвигаться будет легче — нет палящих лучей солнца.

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

— Что? — спросил я.

— Удивлена.

— Тем, что твои люди меня послушались?

— Нет, — изумление спало с ее лица, — тем, что такие здравые мысли пришли тебе в голову.

Я поцокал языком:

— Ай-яй-яй, вы зря сомневаетесь в моих умственных способностях, — а затем, уже серьезно, спросил. — Как рука?

Она сморщилась:

— Жжет, словно к ней приложили раскаленную кочергу.

Я хмыкнул:

— Ну, примерно так вчера и было. Но по тебе не скажешь.

— Я стараюсь не показывать боль, — пожала плечами Бастет.

— У тебя хорошо получается.

— Не очень, я же все равно кричала вчера.

— Вчера ты кричала по другой причине, — усмехнулся я, за что тут же получил сильный удар ногой в бедро. — Ну, спасибо. Теперь на моем теле точно живого места нет.

Бастет тихо рассмеялась. Ее повязка на лице побагровела в месте, где она соприкасалась со сломанным носом, но пятна, по большей части, уже были засохшими.

Я аккуратно дотронулся до бинтов:

— Полагаю, скоро можно будет это снять.

— И найти костоправа, — твердо добавила она.

— Ты мне и так нравишься.

— И слышать ничего не хочу! Я вправлю себе нос, это не обсуждается. Если хочешь, то можешь ходить горбатым.

— Ну, уж нет. Раз будет такая возможность, то пусть и меня подлечат.

Бастет положила голову мне на плечо, и мы какое-то время сидели, молча, наблюдая за игрой света на лезвии клинка, лежащего на столе.

— Помнишь Тарару, молодого паренька? — внезапно вспомнил я.

Она нахмурилась:

— Вроде.

— Он требует отпустить его домой.

— Пусть дальше требует. Сейчас не до него. И потом, это невозможно. При встрече скажи ему, чтобы заткнулся, иначе я прикажу его выпороть.

— Будет не очень хорошо настраивать кого-то против себя, вот так, сразу, — мягко сказал я. — Давай хотя бы сделаем вид, что нам не все равно на его проблему, а потом вернемся к этому разговору.

— Почему он хочет вернуться?

— Я подозреваю, что его решение присоединиться к разбойникам повлекло за собой печальные последствия для семьи Тарару. Я рассказал ему, что встречал его отца в Вавилоне...

Бастет отпрянула:

— Зачем?

— Чтобы заручиться поддержкой против Азамата, — я вздохнул, — правда, из этого ничего не вышло.

Глаза Бастет сузились, ее лицо слегка побагровело. Мне даже стало не по себе.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это невозможно? Отпустить его, дабы он все выболтал первому же стражнику?

— Знаешь, — с улыбкой на лице, начал я, — когда ты злишься, то напоминаешь разъяренную тигрицу, но это совсем не портит твою красоту. Скорее, она приобретает некий чарующий оттенок.

Несколько секунд она продолжала метать искры из глаз, но затем черты ее лица смягчились, и я понял, что попал в цель.

— Правда? — подозрительно спросила Бастет.

— Правда, — не отводя взгляда, подтвердил я.

— Ладно, — похоже, она решила сменить гнев на милость, — по поводу Тарару. Обсудим это позднее, когда полностью решим собственные проблемы.

Я кивнул:

— Именно это я и предлагал.

— И ты мне расскажешь все, — добавила она, — я ведь до сих пор почти ничего не знаю о твоем прошлом.

— Мне бы не хотелось ворошить неприятные воспоминания. Это все равно, что копаться в выгребной яме голыми руками.

— Между нами не должно быть никаких тайн, — она посмотрела мне прямо в глаза, — уверена, ты сам это понимаешь.

Я понимал, поэтому не стал спорить:

— Да, ты права. Расскажу все, как только прибудем в лагерь и отдохнем.

— Договорились, а теперь, — она заигрывающе улыбнулась, — сделаешь мне приятно?

Я почувствовал, как сердце сильно забилось в груди, а тело захлестнул знакомый жар:

— Да? И как же?

Она провела здоровой рукой по волосам:

— Сходи за вином.

Увидев мое искреннее разочарование на лице, Бастет буквально покатилась со смеху. В порыве безудержного веселья, она случайно задела перебинтованной рукой о стол. Смех тут же сменился едва сдерживаемым стоном, а затем посыпались проклятия.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Нормально, — процедила она, тяжело дыша, — не стоит постоянно спрашивать! Мне нянька не нужна!

— Зато слуга, похоже, нужен, — хмыкнул я, вставая.

— А шел бы ты... за вином!

Теперь настала моя очередь смеяться:

— Как скажете, госпожа, — и отвесил шутливый поклон.

Уверен, будь у нее под рукой что-нибудь тяжелое, непременно запустила бы в меня. Но злости на лице нубийки не было. Скорее нетерпение.

— Принеси этот проклятый кувшин, или я сдохну от жажды!

— Ладно, но помни, его надо беречь.