Пыль на трассе

6

Харлоу осушил чашку с кофе — последнее время он взял за правило завтракать в одиночестве, в своем номере, — и подошел к окну. Знаменитое итальянское сентябрьское солнце в это утро решило отдохнуть. Низко нависали густые облака, но почва была сухой, а видимость — исключительной, для автогонок лучше погоды и не придумаешь. Он вошел в туалет, полностью раскрыл окно, снял крышку унитазного бачка, вытащил бутылку виски, повернул кран с горячей водой и половину содержимого бутылки вылил в раковину. Потом убрал бутылку обратно в тайник, как следует побрызгал комнату освежителем воздуха и вышел.

Он поехал на автодром один — пассажирское сиденье его красной «феррари» теперь почти всегда было свободно, его уже ждали Джейкобсон, его два механика и Даннет. Обменявшись с ними кратким приветствием, он быстро натянул комбинезон, надел шлем и вскоре уже сидел в кабине своего нового «коронадо». Джейкобсон, как всегда унылый и мрачный, постарался ободрить его.

— Надеюсь, Джонни, — сказал он, — сегодня ты прокатишь круг с приличным временем.

— Мне показалось, что и вчера было неплохо, — мягко заметил Харлоу. — Ладно, будем стараться. — Прижав палец к кнопке стартера, он взглянул на Даннета. — А где сегодня наш достопочтенный наниматель? Не помню, чтобы он пропускал обкатку.

— В гостинице. Нашлись кое-какие дела.

Дела у Макалпина действительно нашлись. В данную минуту он занимался делом, ставшим для него каждодневной и неприятной обязанностью — изучал уровень алкогольных запасов Харлоу. Едва войдя в туалет Харлоу, он понял, что проверять уровень виски в бутылке, хранившейся в смывном бачке, — чистая формальность: раскрытое настежь окно и густой запах освежителя воздуха говорили сами за себя. Все же он сделал то, за чем пришел, и лицо его потемнело от гнева, когда он извлек из бачка наполовину опорожненную бутылку. Тут же сунув ее на место, он почти выбежал из комнаты Харлоу, из гостиницы, вскочил в свой «Астон» и умчался с такой скоростью, что у случайных свидетелей могло сложиться впечатление — передний двор отеля «Чессни» он перепутал с гоночным кольцом на автодроме Монца.

Подкатив на всех парах к базе «Коронадо», Макалпин, запыхавшись, выскочил из машины. Навстречу ему к выходу шел Даннет. Макалпин все никак не мог отдышаться.

— Где этот мерзавец Харлоу? — вскричал он.

Даннет ответил не сразу. Казалось, его больше занимает что-то другое, он медленно покачивал головой из стороны в сторону.

— Черт дери, я тебя спрашиваю, где этот спивающийся бездельник? — Макалпин почти кричал. — Его к гоночной дорожке и близко подпускать нельзя.

— Многие гонщики в Монце с тобой бы согласились.

— Как это понимать?

— А так, что этот спивающийся бездельник только что перекрыл рекорд на круге на две и одну десятую секунды. — Даннет продолжал покачивать головой, будто сам себе не верил. — С ума сойти!

— На две и одну? На две и одну? — Теперь пришел черед Макалпина качать головой. — Не может быть. С таким запасом? Невозможно.

— Спроси хронометристов. Он показал этот результат дважды.

— Господи!

— По-моему, Джеймс, ты не особенно доволен.

— Доволен! Я просто в ужасе. Да, конечно, он и сейчас лучший гонщик в мире — если не считать, что во время официальных заездов у него не выдерживают нервы. Но на сей раз рекорд объясняется отнюдь не мастерством гонщика. Пьяная удаль — вот чему спасибо. Бесшабашная удаль на грани самоубийства.

— Не понимаю.

— У него в желудке полбутылки виски, Алексис.

Даннет уставился на него. Потом произнес:

— Не верю. Не может быть. Да, он несся, будто за ним черти гонятся, но машину вел, как ангел. Полбутылки виски? Он бы наверняка убился.

— Слава богу, что на дорожке больше никого не было. Сам не убился, убил бы других.

— Полбутылки виски!

— Если желаешь, проверь бачок у него в туалете.

— Нет, нет. Конечно, я тебе верю. Но понять отказываюсь.

— Да, мне тоже это непонятно. И где же наш чемпион мира?

— Уехал. Сказал, на сегодня с него хватит. Сказал, что внутренняя сторона круга завтра его и никаких гвоздей, а если кто попытается его оттеснить, тому несдобровать. Такое у нашего Джонни сегодня настроение, решил немного порисоваться.

— Это совсем не в его духе. Да и не рисовка это, Алексис, а эйфория, черт ее дери, когда пляшут на вершине, с которой вот-вот сорвутся. Господи, за что мне такое наказание?!

— Да, Джеймс, задал он тебе задачку.

Окажись Макалпин в тот же день на одной из убогих улочек Монцы, он не без основания решил бы, что судьба явно испытывает его на прочность. На узкой улочке друг на друга смотрели два ничем не примечательных кафе. Облупленная краска на фасаде, висячие занавески из тростника, на улицах столы с клетчатыми скатертями, а внутри все голо, по-деловому. И еще, как часто бывает в кафе такого типа, — кабинки с высокими перегородками.

В кабинке на южной и затененной стороне улочки, отодвинувшись от окна, сидели Нойбауэр и Траккья, перед ними на столах — нетронутые напитки. Напитки не тронуты, потому что Нойбауэру и Траккье не до них. Все их внимание сосредоточено на кафе напротив; там возле окна сидят Харлоу и Даннет, в руках они держат стаканы и ведут в кабинке исключительно оживленную беседу.

— Ладно, Никки, — сказал Нойбауэр, — вот мы их отследили, и что дальше? Ты ведь по губам читать не умеешь?

— Что нам остается? Посмотрим, подождем. А дальше как получится. Эх, Вилли, много бы я сейчас дал, чтобы уметь читать по губам. И еще хотелось бы знать, почему эти двое вдруг так сдружились — на людях-то и словом не перемолвятся. И почему для разговора они выбрали такой закоулок? Харлоу ведет какую-то хитрую игру — у меня шея до сих пор будто сломанная, сегодня утром еле шлем напялил. А если они с Даннетом такие закадычные дружки, значит, в эту хитрую игру они играют вместе. Но Даннет всего лишь журналист. Что за пакость могут придумать журналист и бывший автогонщик?

— Бывший! Видел, какое время он показал сегодня утром?

— Все равно бывший, я за свои слова отвечаю. Завтра сам увидишь — он сломается, как и на четырех последних этапах.

— Тоже, кстати говоря, странно. На тренировках ему нет равных, а что ни гонка — то провал.

— Чему удивляться? Все знают, что Харлоу почти законченный алкоголик — а то и без «почти». Ну хорошо, он может классно проехать одно кольцо, пусть даже три. Но восемьдесят восемь — откуда у алкаша возьмется столько выдержки, нервов, реакции, чтобы удержать темп? Сломается, и сомневаться нечего. — Он отвел глаза от кафе напротив и с мрачным видом отхлебнул из стакана. — Господи, кажется все отдал бы, чтобы сидеть в соседней с ними кабинке.

Траккья положил руку на кисть Нойбауэру.

— Похоже, нам подфартило, Вилли. Для нас все подслушают другие уши. Смотри!

Нойбауэр повернул голову к окну. В кабинку по соседству с той, где сидели Харлоу и Даннет, тайком прокрадывался Рори Макалпин. В руке он держал стакан с какой-то подкрашенной жидкостью. Усевшись, он оказался спина к спине с Харлоу, их разделял максимум один фут. Рори, как мог, распрямился, крепко вжался в разделительную перегородку и весь превратился в слух. Прямо тебе резидент или двойной агент. Бесспорно, он обладал редким даром наблюдать и слушать, не будучи замеченным.

— И что, по-твоему, на уме у молодого Макалпина? — спросил Нойбауэр.

— Что угодно. — Траккья простер руки в стороны. — В любом случае это никак не на пользу Харлоу. Его устроит все, что может скомпрометировать Харлоу. Что угодно. Этот дьяволенок — малый решительный, а Харлоу он ненавидит. Не хотел бы я попасть к нему в черные списки.

— Выходит, Никки, у нас появился союзник?

— Почему бы нет? Давай сочиним для него какую-нибудь симпатичную басенку. — Он глянул через улицу. — Похоже, молодой Рори чем-то недоволен.

Действительно, вид у Рори был сразу и раздосадованный, и рассерженный, и озабоченный: из-за высоких спинок перегородки, из-за общего шума в кафе он мог уловить только обрывки разговора в соседней кабинке.

К тому же Харлоу и Даннет вели разговор почти шепотом. Перед ними стояли стаканы с прозрачной жидкостью, в каждом плавал кусочек льда и лимон. Но джин был только в одном из них. Даннет оценивающе посмотрел на крошечную кассету с пленкой, покатал ее на ладони, потом убрал во внутренний карман куртки.

— Код? Ты уверен?

— Абсолютно. Может, какой-нибудь неведомый иностранный язык. В этих делах я не силен.

— Я тоже. Но специалистов мы найдем. И насчет трейлера «Коронадо» уверен?

— Сто процентов.

— Выходит, мы пригрели на груди змею — кажется, это выражение сюда в самый раз.

— Да, неприятная история.

— Ты считаешь, Генри тут ни при чем?

— Генри? — Харлоу решительно покачал головой. — Голову ставлю, он в это не замешан.

— А ведь он при трейлере во всех поездках.

— Все равно.

— И что, Генри придется уйти?

— А какой у нас выбор?

— Значит, Генри уходит — слава богу, временно, а пока что он получит свою старую работу. Конечно, он расстроится, но лучше пусть один пострадает недолго, чем тысячи будут страдать всю жизнь.

— А если он откажется?

— Я его выкраду, — обыденным тоном заявил Даннет. — Или еще как-нибудь уберу — безболезненно, разумеется. Но он уйдет и сам. Доктор уже подписал свой приговор.

— А врачебная этика?

— Подлинная кардиограмма с шумами в сердце + 500 фунтов — и его угрызения совести растаяли, как снежинка в реке.

Опустошив стаканы, мужчины поднялись и вышли. Выждав необходимую паузу, покинул кафе и Рори. В кафе напротив Нойбауэр и Траккья поспешно встали со своих мест, быстро пошли следом за Рори и через полминуты его перехватили. Рори не скрывал удивления.

Траккья доверительным тоном начал:

— Рори, нам надо поговорить. Тайну хранить умеешь?

Видно было, что Рори заинтригован, но природная осторожность покидала его крайне редко.

— Какую тайну?

— Ну, ты человек подозрительный.

— Какую тайну?

— Джонни Харлоу.

— Так бы сразу и говорили. — Рори мгновенно сосредоточился, приготовился слушать. — Конечно, хранить тайну я умею.

— Тогда никому ни слова, — велел Нойбауэр. — Ни словечка, иначе все пропало. Понимаешь?

— Конечно, понимаю. — Рори и представления не имел, о чем вел речь Нойбауэр.

— Когда-нибудь слышал об АГГП?

— Конечно. Ассоциация гонщиков «Гран-при».

— Правильно. Так вот, АГГП приняла решение: чтобы обезопасить всех нас, то есть гонщиков, да и зрителей, Харлоу надо от участия в «Гран-при» отстранить. Мы хотим, чтобы ему запретили выступать на всех автотрассах Европы. Ты знаешь, что он стал пить?

— Кто же этого не знает?

— Он пьет так, что стал самым опасным водителем в Европе. — Голос Нойбауэра звучал глухо, заговорщицки и очень убедительно. — Гонщики боятся стартовать с ним в одном заезде. Каждый из нас думает: вдруг следующим Жету окажусь я?

— Вы… вы хотите сказать…

— Да, он был тогда под газом. И ни в чем не повинный человек умер, Рори, потому что другому вздумалось выпить на полбутылки больше, чем ему положено. Как думаешь, такой любитель выпить сильно отличается от убийцы?