Траектория

21.

Селиванов бодро прощается, неуклюже соскальзывает с сиденья «Нивы». Отъезжая, бросаю взгляд в зеркало заднего вида, на фигуру в стареньком пальтишке. На душе становится муторно. Бедный Селиванов! Чужое одиночество начинаешь ощущать, когда самой приходится возвращаться в пустую квартиру. Но мама, папа, мой любимый непременно и скоро вернутся, а вот вернется ли жена Селиванова?.. Не каждая женщина способна смириться и найти в себе силы вновь взвалить на плечи и безропотно тащить крест жены следователя. Толику, если он все-таки решит на мне жениться, придется несравненно труднее. Мужчины такие слабые.

На проспекте Дзержинского, ярко освещенном лунным светом уличных фонарей, замечаю женщину с завернутым в одеяло ребенком — она пытается остановить идущие мимо такси. Сверток с младенцем такой огромный, а женщина такая миниатюрная, что я притормаживаю. Батюшки! Да это же Валентина!

Валентина просовывает голову в кабину.

— Лариса?!

В голосе моей коллеги по работе столько удивления, будто перед ней по меньшей мере актриса Ирина Алферова, которая совершенно случайно приехала в родной город и решила ни с того ни с сего подвезти продрогшую на остановке следователя прокуратуры, находящуюся в отпуске по уходу за ребенком.

Аккуратно придерживая свое сокровище, зовущееся Катькой, Валентина устраивается на сиденьи.

— Ну, как вы там? Как Павел Петрович, Селиванов, Танечка?

— Лучше всех, — сообщаю я. — Только вот на время твоего отпуска нам никого не дали... Ты-то как? Устаешь?

— Не то слово, — вздыхает она, поправляя что-то кружевное внутри одеяла. — Вот из поликлиники возвращаемся... Везде одни... Папа у нас все работает, пре-ступ-ников ловит, в засадах сидит. А мы с Катей дома сидим, — Валентина поворачивается ко мне. — Кирилл из отдела не вылазит... А с Катькой столько хлопот...

— Конечно, — киваю я, хотя не очень понимаю, какие хлопоты может доставить такая малютка.

— Чужие — они быстро растут, а вот своя! — словно подслушав мои мысли, восклицает Валентина. — Я, Лара, до тридцати лет дожила и не представляла, что это такое — свой ребенок. Привезла из роддома, а подступиться боюсь. Тебе-то легче будет, у тебя мама под рукой... Я первое время и пеленать опасалась. Да ты и сама видела.

Это правда, видела. Когда мы всей прокуратурой, толкая перед собой импортную джинсовую, с огромным трудом добытую коляску, пришли поздравлять Валентину...

— А у тебя с Толиком как? — спрашивает она.

— Отлично.

Валентина смотрит недоверчиво.

— Да? И чего вы с ним дожидаетесь? Ну, его-то понять можно — мужчина, а ты о чем думаешь? С меня пример не бери. Не дело это — в тридцать лет первый раз замуж выходить.

— Конечно, не дело, — невесело улыбаюсь я.

— Мы все привыкли: работа, работа, будто кроме нее на свете ничего нет... Вот родишь, тогда поймешь, что кроме нее тоже есть кое-что.

Валентина любовно склоняется над своим свертком.

Мне возразить нечего. Молчу.