Петля

— Бог мой, — сказала Анна. — Если вам у нас не нравится...

— Напротив, мне здесь очень нравится, — прервал ее с улыбкой Кубелка. — Вы меня обижаете, Анна, и обижаете Красную Горку. Ведь это чудесный уголок и, наверно, нигде нет таких тихих рассветов и такого близкого неба. Да вы и сами это знаете лучше меня. У вас на хуторе это куда заметнее, особенно когда взойдет месяц — можно просто к нему дотянуться. Если будете когда продавать дом, я заявлюсь первым.

— Этого не будет, — сказала Анна.

— Чего не будет? — спросил Кубелка.

Анна заметила, что Кубелка подмигивает какому-то человеку у погребка, точно говоря: «Одну минутку, я уже бегу, только вот отделаюсь от этой болтливой девчонки». Это ее обидело.

— Дом никогда продаваться не будет, — неприязненно отчеканила Анна.

— Ни о чем нельзя говорить с такой непоколебимой уверенностью, — сказал небрежно Кубелка и зевнул, прикрыв рот ладонью. — А что, если ваша матушка выйдет замуж и ее будущий супруг не захочет жить на этом, по его понятиям, торчке? Вы что, останетесь на хуторе одна?

— Запросто.

— Вот как. А я ждал, что вы ответите: мама никогда не выйдет замуж, а, оказывается, вы уже смиряетесь с этим. И правильно делаете — почему бы и нет? Ведь и у нее есть право на счастье...

— Все-то вы знаете, даже мысли чужие читаете, — растерянно сказала Анна.

— Я ничего не знаю. Но мне нравится, что вы смотрите на мир реально. Простите меня, но это слово кажется мне подходящим. Вы, верно, свое счастье будете искать очень долго, но если однажды найдете — уже не упустите. Это превосходное качество. Ну, всего вам хорошего и как-нибудь еще загляните в мою лавку.

Анна не ответила. Она проводила взглядом Кубелку, который весьма нелюбезно оставил ее посреди улицы и, засунув руку в карман халата, зашагал к погребку.

Всю дорогу к дому Анна злилась на себя: «Тоже вздумала лясы точить с ним. Ноги моей в этом магазине не будет. Дура дурой...»

Она остановилась у источника, в нескольких шагах от хутора. Так торопилась, и вот почти у дома раздумала возвращаться. Со времени той злополучной ссоры с матерью между ними как бы выросла незримая стена: обе чувствовали это, но ни одна не шла на попятную.

Анна взяла с камня, нависшего над родничком, стаканчик. Ледяная, голубоватая вода струилась прямо из расщелины скалы. Она напилась — даже свело зубы. В котловине стоял извечный сырой туман. Она выбралась из котловины и уселась на вывернутый ствол, лежавший прямо над крутизной.

«Выйдет мама замуж, а что потом?» — вертелись в голове слова Кубелки. И впрямь, почему она не ответила: «Мама никогда не выйдет замуж!» Не будь этой ссоры, она так бы и ответила.

«Господи, какие глупости, — думала она, сидя на стволе, как человек, потерпевший кораблекрушение. — Что, собственно, приключилось? Завтра, не то послезавтра мы помиримся, и опять все будет по-старому. Надо быть реалисткой...» Это слово ей нравилось, оно выражало ее характер.

«А что, если бы в маму влюбился человек вроде Кубелки, — размышляла она. — Наверное, я бы с ним вечно ссорилась. И все-таки ужилась бы под одной крышей. Он притворяется, языком мелет, а на самом же деле — просто несчастливый человек. Может, и меня бросил посреди улицы нарочно, ведь он человек воспитанный...»

С башни костела девы Марии Снежной над Красной Горкой поплыл колокольный звон.