Отрицательная Жизель

— По номеру найдем, — сказал старший.

— А откуда вы знаете, что это за номер? — удивился Боря.

— Ну, дело нехитрое, — ответил старший, — номер большой, видно, не дом, не квартира. Пятизначный, без буквы — не телефон. Вернее всего, счет в сберкассе. Да и касса почти рядом с гастрономом.

— Шла старушка в сберкассу, несла деньги, сбережения на книжку положить, не удержалась — в магазин заглянула… — продолжил Лютиков.

— Вы все уже знаете? — Боря улыбнулся.

— Догадываемся, а там проверим. Узнаем точно, тогда известим вас, что деньги доставлены по принадлежности.

Дверь раскрылась, вошел дежурный и положил перед старшим бумажку.

— А вот и старушка объявилась, — улыбнулся старший, — по телефону принято заявление от Желиковой Марфы Степановны, 78 лет. А заявление сделала ее соседка, так как сама пострадавшая заболела. — И старший подвинул бумажку к Лютикову. — Сходи, надо ее успокоить. Да вот и парнишку возьми. Он нашел, пусть он и вручит — обрадует бабушку… А вам спасибо, товарищ Колыванов, — старший поднялся и протянул Боре руку. — Спасибо за помощь и вашу сознательность.

Боря смущенно пожал протянутую руку. Ему все еще было очень жаль велосипед. Правда, уже не так сильно.

Лютиков привел Борю и маму на второй этаж деревянного дома. В тесно заставленной вещами комнате, на высокой кровати лежала старушка. Рядом на табуретке сидела другая и вслух отсчитывала капли, падающие из пузырька в стопку с водой. Больная повернула голову и взглянула на входящих из-под опухших век.

— Вот, гражданка Желикова, нашлись ваши деньги. Вор их бросил вот к ним в квартиру, а молодой человек принес к нам, сдал по акту.

Мама вынула из сумки деньги и положила их на одеяло поближе к рукам, сложенным на груди.

— Пересчитайте, мамаша, — сказал Лютиков, — и распишитесь вот тут в получении.

— А что считать, милый, раз люди на чужие деньги не польстились, а мне принесли, что ж их считать.

Лютиков смущенно кашлянул.

— Распишитесь за меня, миленькие, — попросила старушка, — я грамотная, да лежа несподручно. Спасибо тебе, мальчик, за деньги. Я вот заболела с горя да с перепугу. А еще пуще с досады на себя. Лежу и все казнюсь — вот, думаю, старая дура, зачем с такими деньгами в магазин пошла, слюбопытничала. Деньги те от сынка моего. В Заполярье работает — жена, двое ребят. Отписали, что приедут в отпуск нынче летом. И деньги прислали — кое-что купить, а остальное беречь до ихнего приезда. А у меня книжка есть в кассе, я и надумала — давай положу на книжку… Очень вы меня утешили, спасибо вам.

И старушка, зашептав, перекрестилась на икону в венке из бумажных цветов, висящую в углу. Потом поманила маму и сказала ей тихо:

— Мальчику вашему надо бы дать одну бумажечку-то, не осерчаешь на меня за это?

— Что вы, что вы, не надо, — забеспокоилась мама, — он нашел и отдал, так и должно быть.

Боря все слышал.

— Мне не надо ничего, — сказал он тихо, — я ведь добровольно… Я сам захотел…

— Ну простите, коли что не так, не обессудьте.

— Поправляйтесь, выздоравливайте поскорей, — ответила мама. — А нам пора. Мы ведь еще и не обедали. До свидания!

И, оставив старушек и Лютикова, который все же настаивал на собственноручной подписи в акте, мама и Боря вышли.

Был тот час, когда на улицах зажигаются фонари. Свет их смешивался с угасающим светом дня. Высоко над темнеющими крышами стояло зеленоватое вечернее небо. Из палисадников и дворов потянуло прохладой. От нагретого за день асфальта пахло еще пылью и бензином. В окнах засветились оранжевые абажуры, и от окна к окну потянулись тонкие звуки скрипки.

Усталые и голодные мама и Боря шли домой.

Боря думал: завтра же он возьмет документы из школы и отнесет заявление в техникум. Как кончит — пойдет работать на автомобильный завод… Черная блестящая машина несется по загородному шоссе. Мелькают деревья, мосты, деревни. За рулем Боря, уже взрослый. Рядом с ним Валька. Нет, рядом — папа. Впрочем, пусть папа сзади с мамой. А впереди с ним — Валька.

А у мамы свои думы: снова придется варить макароны — ведь картошку Боря не купил… Она так и не взяла у него пять рублей. Может, он и потерял их во всей этой передряге… Ну, как он? Ничего, теперь ему уже не так плохо, как было, когда они возвращались из магазина…

Так идут они рядом — длинный мальчик и худенькая женщина, и, хотя они молчат и шагают не в ногу, все равно они вместе.