Жизнь и приключения Максима Горького по его рассказам

Сельская лавочка

По выходе из больницы Алеше не пришлось вернуться в пекарню. Ему встретился на улице большой широкогрудый человек с густой окладистой бородищей и по-татарски бритой головой.

Алеша знал уже раньше, что этот бородатый богатырь (его в городе звали «Хохол») был сослан в Сибирь, в Якутскую область, где провел десять лет, и недавно вернулся.

— Вот что, — заговорил Хохол. — Слышал я о вас. Не место вам в пекарне. Трудно будет одному. Не хотите ли вы приехать ко мне? Я живу в селе Красновидове, сорок пять верст вниз по Волге, у меня там лавка. Вы будете помогать мне в торговле, это отнимет у вас немного времени, я имею хорошие книги, помогу вам учиться — согласны?

— Да.

Он протянул Алеше широкую ладонь и сказал:

— Ну, вот и договорились Да, мое имя — Михайло Антонов, а фамилия — Ромась. Так.

Он ушел, не оглядываясь, твердо ставя ноги, легко неся тяжелое, богатырски литое тело.

Для Алеши многое здесь было загадочно. Что этот великан не простой торговец — было ясно. Но что же у него за лавка? Впрочем, он обещал помочь учиться — и это было самое главное.

Через два дня Алеша с Ромасем и двумя крестьянами плыл на лодке в село Красновидово.

Ромась рассказал Алеше, что завел он лавку для революционной пропаганды среди крестьян.

Потом объяснил:

— Надо же учить людей уму-разуму — так? Я продаю дешевле, чем двое других лавочников села, — конечно, это им не нравится. Делают мне пакости, собираются избить. Да и мужики меня не любят, которые побогаче. Нелюбовь эту придется и вам испытать на себе.

— Особо тебя, Антоныч, поп не любит… — сказал один из крестьян, Кукушкин, растрепанный мужичонка в рваном армяке.

— Это верно, — подтвердил другой.

— Ты ему, псу рябому, кость в горле!

— Но есть и друзья у меня — будут и у вас! — слышал Алеша голос Ромася.

Ему нравились его спокойствие и ровная речь, простая, ясная.

Когда приехали на село, их встретил красивый мужик рыбак Изот, с курчавой бородой, в густой шапке рыжеватых волос.

Через полчаса Алеша сидел в своей комнате на чердаке.

Позвали обедать. За столом сидел Изот, вытянув длинные ноги с багровыми ступнями, что-то говорил, но замолчал, увидя Алешу.

— Что же ты? — хмуро спросил Ромась. — Говори.

— Да уж и нечего, все сказал. Значит, так решили, сами, дескать, управимся. Ты ходи с пистолетом, а то с палкой потолще.

Ромась заговорил о необходимости организовать мужиков, мелких садовладельцев, вырвать их из рук скупщиков и кулаков. Изот, внимательно выслушав его, сказал:

— Окончательно мироеды житья не дадут тебе.

— Увидим.

— Да, уж так!

И прибавил:

— Ты, Михайло Антонов, не торопись: хорошо — скоро не бывает. Легонько надо.

Когда он ушел, Ромась сказал задумчиво:

— Умный человек и верный. С такими много сделать можно.

Потом показывал Алеше свои книги, гладил их широкой ладонью, ласково, точно котят, и говорил:

— Вы человек способный, по природе — упрямый, и, видимо, с хорошими желаниями. Вам надо учиться, да так, чтобы книга не закрывала людей. Люди учат больнее, — грубо они учат, — но наука их крепче въедается.

Вечером он ушел куда-то, а часов в одиннадцать Алеша услышал на улице выстрел, — он хлопнул где-то близко. Выскочив во тьму, под дождь, Алеша увидал, что Ромась идет к воротам, обходя потоки воды неторопливо и тщательно, большой, черный.

— Вы — что? Это я выпалил…

— В кого?

— А тут какие-то с кольями наскочили на меня. Я говорю: отстаньте, стрелять буду, — не слушают. Ну, тогда я выстрелил в небо, — ему не повредишь…

Он стоял в сенях, раздеваясь, отжимая рукой мокрую бороду, и фыркал, как лошадь.

— А сапоги чёртовы, оказывается, худые у меня! Надо переобуться. Вы умеете револьвер чистить? Пожалуйста, а то заржавеет. Смажьте керосином…

Алешу восхищало его непоколебимое спокойствие, тихое упрямство взгляда его серых глаз.

В комнате, расчесывая бороду перед зеркалом, он предупредил Алешу:

— Вы ходите по селу осторожней, особенно в праздники, вечерами, — вас, наверное, тоже захотят бить. Но палку с собой не носите, это раздражает драчунов и может внушить им мысль, что вы — боитесь. А бояться — не надо! Они сами народ трусоватый…

Алеша начал жить очень хорошо. Каждый день приносил ему новое и важное.

С жадностью стал он читать книги по естествознанию. Ромась учил его:

— Это, Максимыч, прежде всего и лучше всего надо знать, в эту науку вложен лучший разум человеческий.

Вечерами ставни плотно закрывались, на столе горела лампа, перед нею сидел Ромась, крутолобый, гладко остриженный, с большой бородой. Он говорил медленно и внятно:

— Суть жизни в том, чтобы человек все дальше отходил от скота…

Трое крестьян слушали внимательно, у всех хорошие глаза, умные лица.

— Мужику надо внушать, — говорил еще Ромась — ты, брат, хоть и не плох человек сам по себе, а живешь плохо и не умеешь делать так, чтоб жизнь твоя стала легче, лучше. Зверь, пожалуй, разумнее заботится о себе, чем ты; зверь защищает себя лучше. А из тебя, мужика, разрослось все: дворянство, духовенство, ученые, цари, — все это бывшие мужики. Видишь? Понял? Ну, учись жить, чтоб тебя не мордовали…

Иногда приходил один Изот. Алеша учил его грамоте. Учился Изот усердно, довольно успешно и — очень хорошо удивлялся; бывало, во время урока, вдруг встанет, возьмет с полки книгу, высоко подняв брови, с натугой прочитает две-три строки и, покраснев, смотрит на Алешу, изумленно говоря:

— Читаю ведь, так его курицу!..

И повторяет, закрыв глаза:

Словно как мать над сыновней могилой,
Стонет кулик над равниной унылой…

— Видал?

Несколько раз он вполголоса, осторожно, спрашивал Алешу.

— Объясни ты мне, брат, как же это выходит, все-таки? Глядит человек на эти черточки, а они складываются в слова, и я знаю их — слова живые, наши! Как я это знаю? Никто мне их не шепчет. Ежели бы это картинки были, ну, тогда понятно. А здесь как будто самые мысли напечатаны, — как это?

Алеша не знал, что ответить, и его «не знаю» огорчало Изота.

— Колдовство! — говорил он, вздыхая и рассматривая страницы книги на свет.

Часто сидели они с Алешей тихими ночами на Волге; Изот мечтал:

— Выучусь, начитаюсь, — пойду вдоль всех рек и буду все понимать! Буду учить людей! Да.

Потом смотрел на звезды и спрашивал Алешу:

— Хохол говорит: и там, может, кое-какие жители есть, вроде наших. Как думаешь, верно это? Знак бы им подать, спросить, как живут. Поди-ка, лучше нас, веселее…

О «мироедах»-кулаках он говорил с ненавистью:

— Это — злодейский народ. Вон как Хохол мается с ними…

Алешу уже три раза пробовали побить, застигая ночью на улице, но он не поддавался, и только однажды его ударили палкой по ноге. Он не говорил Ромасю о таких стычках, но, заметив, что Алеша прихрамывает, тот сам догадался, в чем дело.

— Эге! Все-таки — получили подарок? Я ж говорил вам!