Сказочное наказание

— Рассказывай, рассказывай, — поторапливал его Станда.

— Мне еще колбаски хочется, — признался Тонда и проглотил кусочек. — Это было, наверное, через четверть часа после того, как вы позвали Лойзу. Ну а я здесь оставался. Развернул колбасу, взял кружок, и вдруг у меня над головой послышались шаги. Сначала я подумал, что это мне только почудилось, но потом уж убедился. Да и Лойза говорил, что над нами есть закрытая комната, куда эти двое хотели по лестнице забраться.

— Вот видите, еще один свидетель, — прервал его Станда и взглянул на ротмистра.

— Так, так. Дальше, дальше, — подгонял Тонду Еничек.

— Вот я и говорю, подозрительно это как-то. Если комната заперта, кто может ходить? Прокрался я наверх, чтобы застукать того, кто там прохаживается. А это был пан Клабан.

— Нет, нет, ты рассказывай все, до мелочей. Что он там делал? — допытывался ротмистр.

— Тащил какой-то чемоданчик, одежду и всякое такое прямо через коридор, то есть поперек. Я хотел узнать, куда он это все несет, подождал, пока он зайдет в комнату, и забежал в помещение напротив лестницы. Дверь там была приоткрыта.

— И куда же он это нес?

— А в такую каморку в стене. Когда он ее закрыл, ее и не различить — того же цвета, что и стена. Я подождал, пока он уйдет, и хотел было вниз спуститься и все вам рассказать, но тут снаружи послышался чей-то незнакомый голос. Я испугался, как бы пан Клабан в последнюю минуту не вернулся. Вот и выжидал наверху, пока в замке все стихло. А тут Лойза как заорет: «Руки вверх!»

— Теперь мне все ясно, — воскликнул Станда. — Кастелян спрятал вещи, оставленные долговязым незнакомцем, потому что им не удалось забрать их ночью.

— Пойдем, покажешь мне эту дверцу, — предложил Тонде ротмистр.

Потом все завертелось, как в калейдоскопе. Кастеляну пришлось выздороветь, и представитель органов госбезопасности извлек из тайника кожаный чемоданчик, кое-какую одежду, плащ и различные мелочи, связанные в узелок, который Клабан сделал из полотенца.

Кастелян выдавил из себя, что таинственный верзила, у которого ступни, как лыжи, не кто иной, как графский сын, именуемый Гербертом фон Ламбертом.

— Захотел посмотреть места, где он родился, — внушал нам пан Клабан, — такой приличный господин, держится по-дружески, я и не смог отказать. Одну-то ночь, может, и ничего. Только он все-таки иностранец, и нужно смотреть в оба…

— Пан Клабан, вы, конечно, знаете, что давать приют чужим в замке запрещено, — заметил Станда, вытаскивая из каморки мусорную корзину, битком набитую различными бумагами, и передавая ее ротмистру.

— Здесь один мусор, — подкрался к нему старый кастелян и потянул корзину из рук Бничека. — Я сейчас вынесу. Две минуты — и тут будет полный порядок.

Ротмистр не отреагировал на столь ревностное стремление к чистоте и порядку. Повернувшись спиной к Клабану, он сунул руку в бумаги.

— Должно быть, очень разборчивый человек, — заметил Станда. — За одни сутки столько ненужного хламу выбросил. Вам не кажется, что это все-таки многовато?

— Я его не проверял, — холодно ответил Клабан, который, имея в виду Станду, никак не хотел признать, что сам он в замке только жилец.

Ротмистр повернулся и потряс конвертом перед носом кастеляна.

— А должны были бы проверить, пан Клабан. И тогда вы заметили бы, что на конвертах указан адрес: Герберт фон Ламберт, Винтице, Чехословакия, до востребования, — и стоит почтовый штемпель от восемнадцатого июня. Это означает, что данное письмо пришло в Винтице две недели назад. Где же ваш граф жил все это время?

— Вот уж не знаю, — выкручивался кастелян. — Не знаю. Откуда мне знать, где он был до того, как пришел в замок…

— Об этом мы его самого спросим, — сухо ответил ротмистр Еничек. — А теперь будьте любезны, отнесите все обратно в комнату, этот молодой человек ее запрет, а мы спустимся в канцелярию и составим протокол. Да, вот еще что — вы сейчас же, не сходя с этого места, откажетесь от своих небылиц по поводу сегодняшней ночи — так и скажете товарищу и этим двум ребятам прямо в глаза: «Я солгал, все я выдумал, за что и прошу у вас прощения».

Старый Клабан даже задохнулся, прошамкал что-то бессмысленное, теряя контроль над собой.

— Извиняться перед этими сопляками? — взорвался он. — И не подумаю! Лучше в тюрьму сяду!

— Ну, это как вам будет угодно, — бросил ротмистр и обратился к нам: — Придется вам удовлетвориться тем, что скажу вам я. Поверил я старому человеку, стал подозревать вас, потому что все происшедшее представлялось мне явным мальчишеством. Я не хочу сказать, что вы все делали правильно, мы об этом еще поговорим, но правда на вашей стороне. Я вас обидел, вы уж меня простите.

— Да ничего, — сказал Станда и подал ему руку. — Главное, все выяснилось.

Ротмистр пожал нам со Стандой руки и подождал, пока Клабан отнесет вещи иностранца назад в каморку.

— А как с моим фотоаппаратом? — быстро прошептал Станда.

— Будь спокоен, твой аппарат я у него вытяну, — самоуверенно усмехаясь, пообещал Еничек.

Но я-то знал, что, сколько ни тяни, фотика у Клабана не вытянуть. Где там!