Червивое яблоко

— Стой! Не приближаться! Руки вверх!

В ярком пятне света стояли солдаты. Двое из них держали наизготовку заряженные ружья. Ещё четверо в одной руке несли факелы, в другой сжимали короткую саблю. Дюжина настороженных глаз следила за каждым движением ребят. Ник распахнул рот от удивления и испуга и послушно вскинул над головой ладони. Влад же медленно поднял над водой руки: одна сжата в кулак с поводом лодки, вторая раскрыта и протянута навстречу солдатам.

— Вона что, так то ж детвора совсем! Шпана, вы откудова тут ночью?!

Молодой широкоплечий стражник с густыми усами и лихой челкой опустил ружье и протянул руку Владу, чтобы помочь взобраться на мостки. Напряжение спало, лишь один воин, много старше остальных, поднял факел повыше и внимательно оглядывал реку вверх и вниз по течению. Остальные же помогли втащить лодку на берег и окружили оробевших мальчишек любопытным кольцом. Все они, как на подбор, высокие и сильные, были одеты в грубые холщовые штаны и простые льняные рубахи, куртки с множеством карманов цвета пожухлой от зноя травы и мягкие фуражки. Зато сапоги и ремни были первоклассные, мягкой телячьей кожи, уже потертые, но крепкие и удобные. Они смеялись и гадали, что привело путешественников в эти края, и предполагали такие немыслимые сюжеты, что друзья наконец расслабились и робко заулыбались в ответ.

— Пошли, ребятушки, хоть оденем вас. Замерзли небось, зябко уже по ночам. Шагай бодрей!

В окружении хохочущих, с удовольствием курящих горькие папиросы солдат Влад и Ник поднимались по тропке, ложбиной рассекавшей высокий Берег. За спиной на траве у самого берега лежала трофейная лодка, подставив блестящее плоское дно ночному ветерку. Впереди над зелеными буграми склона ночное небо было особенно черным и казалось, что темнота эта сгущается с каждым шагом. Но, как только Влад ступил на ровную пыльную дорогу, от которой ныряла к реке тропа, пред ним появилось то существо, чей взгляд он чувствовал на себе все это время.

На берегу стояла крепость. Огромная, сложенная из тяжелых каменных глыб, в темноте она сливалась с небом, лишь отсутствие звезд на её мощных боках отличало ее от далекой синевы.

Ник открыл было рот для вопроса — да так и не смог его закрыть. Влад же крутил головой во все стороны так быстро, что она начала кружиться. Это была мечта, настоящая сказка, замок чудес!

Какой мальчишка не желал увидеть своими глазами храбрых воинов, острые мечи и мощные пушки? Не жаждал всем сердцем узнать все тайны, какие только мог хранить грубый и простой быт военных? Не сочинял себе бравое боевое будущее, жаркие сражения и дерзкие подвиги? И вот друзья оказались в гуще армейской жизни, случайно, но она текла вокруг, не остановившись ни на секунду, не замечая их присутствия, как текла река за крепостной стеной.

Дорога упиралась в низкие дубовые ворота такой толщины, что на створки прибиты были кованые кольца, к которым можно было пристегнуть лошадей или волов. Одна створка была открыта ровно на столько, чтобы солдат боком мог протиснуться внутрь. На входе стояли еще двое, с факелами и короткими винтовками наготове. Увидев сослуживцев веселыми и расслабленными, они закинули оружие на плечи, пропустили всех вперед и закрыли ворота, накинув на скобы огромный засов.

Вглубь крепости вел длинный арочный проход, выложенный внутри крепостной стены. Свет факелов метался по прочным опорам и балкам, поддерживающим туннель. Под самым потолком тут и там виднелись смотровые окошки, достаточно большие, чтобы из них удобно было стрелять. Помимо внешних ворот в проходе были ещё две кованные ограды с маленькими калитками, ощерившиеся шипами в сторону гипотетического врага.

Внутренний двор крепости был гораздо меньше, чем могло показаться снаружи. Много пространства занимала сама стена — внутри неё располагались казармы, оружейные и продовольственные склады, комнаты командования. По верху стен шли широкие зубцы-укрытия, перемежавшиеся черными дулами пушек, через каждые 100 метров торчали одинокими зубьями каменные караулки. Над редкими дверями во внутренние помещения на стене высилась груда камней — чтобы при необходимости быстро забаррикадировать проход. Тут и там по стенам были размещены бойницы. Прорвавшийся через ворота недруг неизбежно попадал на открытое пространство — под перекрестный огонь не только со всех крепостных стен, но и из всех окон, что не оставляло ни малейшего шанса на успешный штурм. Расположение хозяйственных помещений и практически наверняка имеющийся подземный ход к реке делали бессмысленной и осаду — если только противник не решится под стенами крепости зазимовать.

Неясные огни, которые видели ребята, оказались узкими бойницами на верхних этажах широкой башни. Она возвышалась над дальним углом крепости, выходящим на широкую степь. Обзор с неё был великолепный — расположенная на пригорке, смотровая площадка предоставляла дозорному возможность в ясную ночь видеть любое шевеление как на мелкотравчатой степи, так и на речной глади, самому оставаясь незамеченным за широкими зубцами, сливающимися чернотой своей с небом.

Во внутреннем дворе было всего два приземистых деревянных здания — в одном кухня и солдатская столовая, в другом конюшня. Оба они примыкали к противоположным углам двора и совершенно не привлекали внимания несмотря на внушительную площадь. Слева от ворот под крышей на столбах оказалась кузнечная печь и наковальня. Рядом на широких столах-верстаках лежало несколько старых штыков и учебные мечи. У стен конюшни поднимались ввысь ароматные вязанки сена, стянутые шпагатом в тугие кирпичики, стояла добротная, тяжелая телега на толстых окованных железом колесах. На ней грудой лежали пушечные ядра и несколько лохматых неряшливых шомполов. Под деревянным навесом справа от входа стояло множество бочек с порохом, дегтем и оружейным маслом.

Несмотря на позднюю ночь, крепость жила. Снаружи стен не было видно или слышно практически ничего. Внутри же жизнь кипела как днем. Со всех сторон слышалось ржание коней, позвякивание металла, разговоры и смех, шорохи и скрипы. Пахло скошенной травой, мылом, копченой говядиной, древесной щепой, смолой и конским потом. У каждой караулки стоял на стене солдат, уверенно вглядываясь в спокойный горизонт — нес обычную ночную вахту. Под навесом сидел на низком табурете седой вояка с отнятой по колено левой ногой. Прислонившись к опоре навеса, подальше от горючих бочонков, под закрепленным на скобе масляным фонарем, он не спеша чистил старые факельные рукоятки и наматывал на них свежую ветошь. Кто-то ходил в верхних комнатах башни — свет из окон колебался, то и дело образуя на стенах неверные тени. Двое с обрезами так и остались караулить у ворот, ещё четверо разбрелись по своим делам — вычищать работавших днем лошадей, точить штыки и сабли, проверять караульных. С ребятами остался только удалой солдат, что разговаривал с ними раньше, и немолодой уже служивый, опустившийся сразу на тюк сена у конюшни и забивший маленькую резную трубочку белой кости.

— Ну что, пострелята, рассказывайте байки дядьке Колыму. Откуда вы такие бойкие?

— С Вареницы мы, дядь. — хором протянули мальчишки — А это что такое? Где мы?

— То, ребятки, крепость Сенкач, Замок-тень. Давно-давненько за степью этой другое царствие было, враждовали мы с ним. А теперича до границ далече, да все одно мы тут век кукуем. Молодежь тут службу ведет, ратному делу учится, опять же ж — вдруг война какая докатится. Как вы тут очутились то в ночь-полночь?

И друзья принялись наперебой рассказывать, как нашли они свои угодья, какие раки ловятся на том повороте и какие справные ловушки они сплели, и как какой-то коварный человек посягнул на их улов, но был наказан за это потерей лодки, и как они в эту самую лодку попали. Они так торопились поведать все свои приключения, так хотели понравиться солдатам, похвалиться своей смелостью и смекалкой, что не заметили, как забыли обо всех тревогах и даже согрелись, размахивая руками и подпрыгивая на самых важных деталях их удивительного рассказа.

Пока они говорили, вернулся один из встречавших путешественников солдат и принес им по ветхой, но сухой и чистой рубахе, по ломтю хлеба и кружке молока. Они проглотили угощение в один миг и споро переоделись, стыдливо отворачиваясь к стене. Влад, хоть и был высок для своего возраста, закатал рукава вполовину, а в длину рубаха доставала ему до колен. Подвязав её куском бечевки, мальчик серьезно и учтиво слушал разговоры солдат. Ник же завернулся в рубаху целиком, от носа до пят, но даже не думал больше смущаться — глазами ребенка, к которому действительно пришел ночью сребробородый старик с подарками, распахнутыми во всю ширь и сверкающими ярче звезд, глядел он на окружающие его вещи и впитывал каждое сказанное слово, каждое сделанное движение, будь то простой плевок или сложные махинации с запалом винтовки.

Начальник крепости отрядил пару солдат вернуть детей домой. На ночную поездку вызвались бывалый служивый Колым и бравый усач, Макош. В легкую скрипучую телегу кинули пару тюков сена и запрягли смирную гривастую конягу.

— Сигайте, хлопцы! Поспешать бы, небось вся деревня ходуном ходит.

— А лодка?… — заикнулся было Влад, но быстро сник под звучным гоготом мужчин.

— Нешто жаль чужого добра?! Не с руки нам в ночи тяжеловоз растаскивать, жилы тянуть. Ахах, не кисни, по оказии подвезем! — задорно подмигнув седокам, Колым сел на обрешетку и направил кобылку в сторону приоткрытых ворот.

Очень скоро силуэт крепости снова растворился в ночном небе, и взгляд мальчишек стал блуждать по сторонам в поисках новых целей. По обе стороны шелестела вполовину отросшая трава, то и дело путь дороге преграждал пологий земляничный холм, и она делала петлю, огибая шелестящие гривками осок и кукушкиных слезок склоны. Сухое колючее сено забилось пассажирам в волосы и рубахи, но привычный Макош спокойно дремал под плавное покачивание телеги, а не менее привычным Владу и Нику заснуть не удалось бы и на мягкой перине. Близилось утро, близился дом и близилась скорая расправа за их баловство, а богатая фантазия рисовала себе всё более жуткие и суровые картины наказания, от порки и принудительных работ до сломанных снастей и домашнего ареста. Затаив дыхание следили они, как черное небо становится дымчато-синим. Обогнув очередной пригорок, дорога легла ровной лентой и скоро побежала под уклон к прореженным огнями садам Вареницы. Небо над деревней из лавандового уже стало салатовым, из-за густых ветвей заброшенного сада медленно вытекал бледно-желтый рассвет. А у подножия его разбегалась вширь густая рябь ламп, факелов и свечей. Издалека был слышен тревожный гул голосов и осторожные оклики, когда толпа увидела приближающуюся телегу. Колым остановил лошадку в нескольких метрах от сельчан и, крякнув, спрыгнул на землю.

— Обождите, хлопцы. Авось обойдется, розог-то не отведаете. Сидите смирно!

Но по лицам поискового отряда уже ползло облегчение, передавали по цепочке весть, что дети нашлись, доставали папиросы и устало вытирали лбы. Колым и Макош разговаривали с деревенским главой и парой его друзей, мужчины время от времени сплевывали и ругались, но губы тянулись в улыбку. Кто-то уже повернул домой, торопясь подремать пару часов перед утренней работой. И тут раздался тихий, надрывный вскрик и, расталкивая людей, к телеге бросилась рыдающая женщина. На ней было легкое домашнее платье, подпоясанное теплым платком, волосы, заплетенные на ночь в мягкую косу, уже растрепались, домашние туфли без каблука были все в пыли и травяных росчерках, белые тонкие запястья изломанных нервами рук, прижатые плотно к вискам, взлетели ввысь и упали без сил на плечи мальчика.