Латинская хроника королей Кастилии

14. Альфонсо IX Леонский ведет войну с Кастилией

Тем временем король Леона, который шел на помощь королю Кастилии, прибыл в Толедо; но по наущению неких приспешников дьявола он превратился в согнутый лук[161] и искал только повода, чтобы предать своего друга. Некогда друг, он сделался самым жестоким врагом. Так как он держал в глубине сознания[162] то, что случилось с ним во время курии, праздновавшейся в Каррионе, упомянутой выше[163].

Довольный и возрадовавшийся неудачам, постигшим кастильцев, покинул он Толедо, негодующий на славного короля, так как тот не дал ему некоторых замков, которые он требовал.

Он немедленно сделался союзником короля Морокко, приняв деньги и множество вооруженных рыцарей от него, и стал воевать против короля Кастилии. Затем в следующем году, в то время, когда короли обычно воевали, вместе с Мирамамолином он опустошил Трасьерру и многие дни держал город Толедо почти в осаде[164]. Король Леона вторгся в королевство Кастилию через Тьерра де Кампос с многочисленными выше упомянутыми маврами, которые, как враги креста Господня, учинили многие чудовищные надругательства над церквями и церковными украшениями, чтобы бесчинствовать и обесчестить христианскую религию. Он дошел до Карриона, где, казалось, очистил себя от позора, от которого, считал он, страдал, поцеловав руку короля Кастилии[165].

В то же самое время король Санчо Наваррский, который был для короля Кастилии родственником второй ступени родства с обеих сторон[166], возвел некий замок Корво (Corvo), около виноградников Логроно. Он также начал опустошать королевство Кастилию в этих местах, так как полагал, что вел здесь справедливую войну.

Христиане, казалось, объединились, следовательно, в нечистый союз[167] с маврами, чтобы в заговоре погубить короля Кастилии. Они ужасно навлекли все возможные несчастья, которые могли навлечь, на все королевство, и были эти несчастья так велики, что во всем государстве не осталось уголка, в котором человек мог бы быть в безопасности. Казалось, свирепствовал огонь гнева Божия[168], и если благородный король чувствовал приподнятость духа, то теперь он, видимо, был повергнут в уныние своей прежней славой. Благочестивый и благородный король сейчас понимал, что королевство сынов человеческих – в руках Господа, который может вверить его тому, кому пожелает[169].