Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

«Небо рождает человека наделенным страстями и желаньями. Желанья порождают стремления (цин. — Г. Т.), стремлениям присуща мера. Мудрец познает эту меру, дабы сдерживать свои желанья. Поэтому и в стремлениях своих он не преступает грани»[151]. То, что уши жаждут пяти звуков, глаза — пяти цветов, рот — пяти вкусовых ощущений, — результат наличия цин, поскольку это есть чувство. Поэтому к этим вещам стремятся в равной степени знатный и незнатный, тупой и разумный, благородный и неблагородный — в этом отношении «Шэнь-нун и Хуан-ди в этом таковы же, что и Цзе и Чжоу»[152]. Но пользуются своей цин все они по-разному. «Мудрец же отличается тем, что он постигает свои стремления»[153].

Сознательное отношение мудреца к своей цин определяется тем, что он пользуется ею, имея в виду высшую ценность жизни[154]. «Стремления постигают, когда действуют, исходя из преимущественной ценности жизни. Суть же утрачивают, когда действуют, исходя не из преимущественной ценности жизни. В этих двух вещах заключен корень жизни и смерти, существования и гибели»[155]. Мудрец как раз и отличается тем, что «охватывает умом Поднебесную, и ничто не ценит он в ней так, как жизнь»[156]. Поэтому он исходит из того, что уши, глаза, нос и рот должны быть поставлены на службу жизни, т. е. способствовать ее продлению. Потому он не дает им воли, а ограничивает их в их устремлениях, рассматривая их как чиновников, которым «не дают воли, но всегда их сдерживают. Это и есть умение ценить жизнь»[157].

Невежда не поступает таким весьма разумным образом потому, что либо его система цин ущербна[158], либо он вообще не имеет представления о наличии у него такой прекрасной системы, не умеет ею пользоваться[159].

Итак, долголетие «предусмотрено» породившим человека небом, которое наделило человека и инструментом для исполнения своего предназначения. Но это — инструмент обоюдоострый и обращаться с ним нужно осторожно, даже с опаской. Если цин используется таким образом, что все чувства находятся под контролем главного из внутренних органов — сердца, чувства эти обретают состояние гармоничности. Ци сердца в этом случае в утвержденном состоянии, в сердце — гармония и равновесие. Цин дает человеку в таком состоянии ощущение радости, сигнализируя, что он на правильном пути, т. е. движется в согласии со своим жизненным предназначением и непременно достигнет конечного пункта, прожив все положенное ему от природы число лет. Цзинци циркулирует по телу такого человека свободно, достигая всех частей тела, ежедневно обновляясь, дурные вещества своевременно удаляются, поэтому ци нигде не застаивается, болезнетворным веществам снаружи не удается проникнуть внутрь, и человек ничем не болеет. Его душа, наиболее тонкая фракция в состоянии концентрации, пребывает в гармонии и непосредственно сливается с тонкими фракциями ци, составляющими великое единое, что и означает обретение мудрецом единого.

Таким образом, упорядочение тела как целостности, наступающее вследствие подражания целостности природы, ставит человека на одну ступень с предком-природой. Человек становится полноправной целостностью в системе целостностей, составляющих великое единое. Большего достичь невозможно, ибо «каждому живущему между небом и землею предстоит смерть: избегнуть этого нельзя»[160].

«Век человека не превышает ста годов, а в среднем не более шестидесяти. Тот, кому эти сто или шестьдесят лет покажутся бесконечностью, обманется в своих надеждах»[161]. Бессмертия нет, ибо «у неба дао круглое»[162], и всякая плоть следует по пути замкнутого цикла: «Когда вещи двигаются, появляются ростки. Прорастают и живут, живут и произрастают и становятся крупными, становятся крупными и завершают свой рост. Завершив рост, начинают слабеть, слабеют и засыхают, засыхают и уходят. Таково круглое дао»[163]. Таков путь всякой плоти, и в том числе человека, который после рождения, роста и становления достигает завершения, а затем слабеет и умирает, возвращаясь в вечное великое единое, в это великое хранилище, из которого дао черпает материал для создания новых циклов жизни.