Древнекитайская философия. Эпоха Хань

Коллектив авторов
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Данная книга является антологией китайской философии периода правления династии Хань (III в. до н. э.— III в. н. э.). Она знакомит с важным периодом в развитии историко-философского процесса в Китае. В ней представлены мыслители различных взглядов и мировоззренческой ориентации — создатели оригинальных философских учений, последователи конфуцианства, даосизма, легизма и других направлений.

Книга добавлена:
20-05-2023, 08:54
0
748
157
Древнекитайская философия. Эпоха Хань
Содержание

Читать книгу "Древнекитайская философия. Эпоха Хань"



Глава пятая. Спрашиваю о духовном

Некто спросил о духовном. Отвечаю: «Это разум». — «Позвольте спросить о разуме». Отвечаю: «[Разум], проникший к Небу, — это Небо; проникший в Землю — это Земля. Небо и Земля постигаются духовно, а не измеряются. Но разум проникает [даже] туда, как будто измеряет их. Что же сказать о человеке! Что же сказать о других вещах!» — «Осмелюсь спросить, как разум проникает до Совершенномудрого?» Отвечаю: «В старину Чжун-ни разумом дошел до Вэнь-вана и постиг его; Янь Юань также разумом дошел до Чжун-ни, но немного не постиг его. Духовное было там, где остановилось проникновение».

Небесный дух, небесное озарение освещают и дают возможность познать все вокруг; небесное совершенство, небесная чистота располагают все сущее по классам вещей.

О, как загадочен человеческий разум! Владеешь им, и он есть; отбросишь его, и его нет. Тот, кто может постоянно владеть им, чтобы он сохранялся у него, — только тот совершенномудрый. Совершенномудрый сохраняет в себе духовное и доходит до самой сути вещей, следует великому порядку Поднебесной, приносит великую пользу Поднебесной, соединяет собой промежуток между Небом и Человеком, так что между ними не остается разрыва.

Дракон погружается в грязь, и саламандра издевается над ним. О саламандра! О саламандра! Скверно ты относишься к благородству дракона. Некто спросил: «Дракону непременно хочется летать в небе?» Отвечаю: «Когда время летать, он летает; когда время погружаться в пучину, он погружается. Он и летает, и погружается. В еде он не беспорядочен, а облик его таков, что его нельзя поймать и удержать в руках». Спрашивают: «Но если совершенномудрого нельзя удержать в руках, как [он] попал в Юли?»[576] Отвечаю: «Этот дракон потому дракон, что его нельзя удержать в руках. А совершенномудрый потому совершенномудрый, что он остается таким, каким его создало Небо».

Некто спросил: «Можно ли в канонах что-либо убавить или прибавить?» Отвечаю: «"И цзин" начинался с восьми триграмм, а Вэнь-ван увеличил их число до шестидесяти четырех; значит, можно понять, что здесь прибавление. В "Ши цзине", "Шу цзи-не", "Ли цзи" и "Чунь цю" есть заимствованное и есть созданное, а составил их Чжун-ни; значит, можно понять, что здесь прибавление. Поэтому Путь — это не то, что природная естественность, он создается в соответствии со временем, и можно понять, что и в нем есть убавления и прибавления». Некто сказал: «В "И цзине" утеряно немногое, и даже глупец понимает недостающее там. А вот от "Шу цзина" дошло чуть больше половины[577], и тот, кто изучает его, не знает остального. Как жаль, что последовательность в "Шу цзине" не такая же, как последовательность в "И цзине"»[578]. Отвечаю: «Это оттого, что в одном случае нельзя представить себе утраченное, а в другом случае можно. Последовательность в "Шу цзине" такова, что тут и сам Конфуций ничего не мог бы поделать. В старину считалось, что "Шу цзин" состоит из ста глав, но глава "Цзю гао"[579] как-то исчезла, и сейчас ее нет. Разделы "Юй" и "Ся" глубоки, раздел "Шан" необъятен, раздел "Чжоу" торжествен, а тексты после чжоуских — порицающие»[580].

Некто спросил, нельзя ли каноны совершенномудрых изложить полегче. Отвечаю: «Нельзя. Если бы Небо можно было так просто измерить, то это значило бы, что расположенные на нем вещи мелки; если бы Землю можно было так просто вымерить, то это значило бы, что наполняющие ее вещи ничтожны. Но они же велики! Небо и Земля — это обрамление для всего сущего; пять канонических книг — это обрамление для всей массы учений».

Некто спросил: «Деяния совершенномудрых не могут светить, как солнце и луна; почему же последующие поколения спорят о них?» Отвечаю: «Слепой Куан[581] мог замолчать, но он не мог исправить уши, которые не исправляются. Ди Я[582] мог изойти криком, но он не мог исправить рот, который не исправляется. Речи благородного мужа хотя и темные, но всегда посильнее ясных; хотя и далеки по мысли, но всегда посильнее близких; хотя и маленькие, но всегда посильнее больших; хотя и незначительные, но всегда посильнее пышных. Говорить неосмотрительно — значит говорить впустую. Но когда благородный муж [говорит] впустую, то это посильнее, чем [когда иные говорят] не впустую. Если речи не могут выразить твоих мыслей, а писания не могут выразить твоих речей, то это тяжело! И только совершенномудрый достигает доходчивости речей, достигает цельности писаний. Светлое солнце озаряет их, реки омывают их, они необъятны, и их нельзя сдержать. Обликом [совершенномудрые] походят друг на друга, речи их соответствуют друг другу, они отказываются от своих сокровенных желаний и возмущаются тем же, что и все люди. Это невозможно выразить словами. [Они] охватывают и упорядочивают события в Поднебесной, записывают давнее и освещают далекое, пишут о древности, которую нельзя видеть своими глазами, рассказывают о том, что происходит за тысячу ли и чего нельзя постичь самим.

Это невозможно описать. Поэтому их речи — это звуки разума, их писания — это картина разума. По характеру звуков и картины узришь благородного мужа и низкого человека. Эти звуки и картины движут чувствами благородного мужа и низкого человека. А слова совершенномудрого полноводны, как река. Ведь только в реке, если движешься по течению, то удобно, и если движешься против течения, то наоборот».

Некто спросил: «Чжун-ни же был совершенномудрым, почему же он не мог прожить свой век в покое, а наткнулся на неудобства в Чэнь и Цай?»[583] Отвечаю: «Если бы в Чэнь и Цай ему было удобно, был бы он похож на совершенномудрого?»

Некто спросил: «"Хуайнань-цзы" и Великий Историк[584] знали много, почему же их писания так сумбурны?» Отвечаю: «Да, сумбурны, сумбурны. Люди страдают оттого, что многознание становится сумбурностью. Только у совершенномудрого оно не становится сумбурностью. Если книги не соответствуют канонам, то это не книги; если речи не соответствуют канонам, то это не речи; если и речи и книги не соответствуют канонам, то это всего лишь обильная пустая болтовня».

Некто спросил: «[Конфуций] передавал, но не создавал, а как же вы создали "Тай сюань цзин" ("Книгу о сокровенном")?» Отвечаю: «Его деяния переданные, а его писания созданные[585]. А вот кого воспитывали, да не получилось всходов, так это мой сын У. В девять лет он уже обсуждал со мной тексты о Сокровенном»[586]. Некто спросил: «Чем создана "Тай сюань цзин"?» Отвечаю: «Создана человеколюбием и чувством долга». Тот спросил: «А может быть, она создана не человеколюбием? А может быть, она создана не чувством долга?» Отвечаю: «Она же не сумбурная, этого достаточно».

Некто спросил: «Трудны или легки каноны?» Отвечаю: «Дело в сохранности или утрате». Тот не понял. Отвечаю: «Если тексты их сохранились, то легки, а если утрачены, то тяжелы».

Яньлинский Цзи-цзы в вопросах музыки был талантливейшим человеком, но если музыка в расстройстве, то и сам Чжан не знал бы, как быть[587].

Если ритуал и музыка чжоуские, то все дела пойдут на лад и каждое из них будет нетрудным; если ритуал и музыка циньские, то все дела не пойдут на лад и каждое из них может стать трудным. Если есть только верхняя одежда, но нет нижней, то не знаю, как быть; если есть только нижняя одежда, но нет верхней, то не знаю, как быть; верхняя и нижняя одежда вместе — вот это удобно[588].

Некто спросил о гражданских делах. Отвечаю: «Это — порядок». Тот спросил о военных делах. Отвечаю: «Это — победа». Тот не понял. Отвечаю: «Добивайся, чтобы дела шли в своей последовательности, это порядок. Преодолей свой эгоизм, это победа. Поступать таким образом, действовать так и просиять — не добродетель ли это?» Некто спросил: «Редко кто знает о добродетели. Так как же им просиять?» Отвечаю: «Если кто поступает так, когда я об этом знаю, и поступает так же, когда я об этом не знаю, то его сияние велико. А если кто поступает так лишь тогда, когда я об этом знаю, то сияние мало». Некто спросил: «Благородный муж терзается тем, что идут поколения, а он останется безвестен. Разве его положение не близко к положению знаменитых сановников?» Отвечаю: «Когда благородный муж преисполняется добродетелью, он и достигает славы. Правители Лян, Ци, Чжао, Чу[589] все были богаты и знатны, но они создали себе славу своей злобностью. А вот Чжэн Цзычжэнь из Гукоу[590] не изменил своему благородству, пахал землю на горных склонах, но слава его гремела в столице. Куда тут сановникам! Куда тут сановникам!»

Некто спросил, что такое человек. Отвечаю: «Его трудно познать». Тот спросил: «Как так трудно?» Отвечаю: «Нетрудно отличить гору Тайшань от муравьиной кучи, Янцзы и Хуанхэ от потока на дороге. Но отличить великого совершенномудрого от великого краснобая трудно. Увы! Кто может различать очень похожие вещи, тому нетрудно».

Некто спросил, можно ли что-либо заимствовать у Цзоу Яня и Чжуан Чжоу. Отвечаю: «Добродетельное заимствуй, а неверное — нет». — «А что такое добродетельное и неверное?» Отвечаю: «Если то, что они говорят о Небе, Земле и Человеке, соответствует канонам, то это добродетельное. А нет — так неверное. Неверные слова не исходят из уст благородного мужа».


Скачать книгу "Древнекитайская философия. Эпоха Хань" - Коллектив авторов бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Древневосточная литература » Древнекитайская философия. Эпоха Хань
Внимание