Древо Тьмы

— Я думала… что если отыщу их… успею остановить… — лихорадочно придумываю я объяснение. — Надеялась их отговорить.

— Отговорить от чего? — уточняет Эвелин, склонив голову набок.

— Отказаться от мятежа, от предательства.

— Но вы и сами не до конца верны идеалам Гарднерии. — От этого заявления, да ещё высказанного так уверенно, волосы у меня на затылке встают дыбом. Эвелин разочарованно качает головой. — Как неумело вы лжёте, Эллорен Гарднер.

Я стою перед ней, как статуя, боясь шевельнуться или вздохнуть, а мать Лукаса медленно обходит меня по кругу.

— Я знаю, что вас видели в постели с кельтом, — произносит она. — Вы хоть представляете себе, на какие ухищрения нам с Вивиан пришлось пойти, чтобы замять готовый было разгореться скандал? — Сделав полный круг, она останавливается передо мной и смотрит мне в лицо испепеляющим взглядом. — А теперь вы обручены с Лукасом, с моим сыном. Девчонка из семьи предателей, которая при каждом удобном случае плюёт на могилу родной бабушки, порочит её имя и не обладает и каплей нравственности. — Губы Эвелин кривятся от ярости. — Чем мой сын заслужил такой позор?

— Я не такая, как мои братья, — заикаясь, выдавливаю я. Лгать трудно, каждое слово даётся с болью.

— Ты не подходишь моему сыну, — с отвращением цедит Эвелин сквозь стиснутые зубы. — Ты не достойна чистить его сапоги!

Внезапно она хватает меня за руки, и я, коротко вскрикнув от боли, пытаюсь вырваться — ведьма впилась в мои ладони ногтями!

Однако вырваться не так-то просто.

— Будь на свете способ разорвать это обручение, — в ярости рычит женщина, — я бы этого добилась. А я пыталась, — хрипло признаётся она. — В постели с кельтом… — горестно качает Эвелин головой, цепко держа мои пальцы и рассматривая линии обручения одну за другой. — Скажи-ка, Эллорен Гарднер, ты знаешь, что ждёт предателей народа Гарднерии по новым законам? — спрашивает она и тут же отвечает: — Смерть! Жестокая казнь!

— Я ничего не сделала, — настаиваю я, отчаянно взывая к разуму Эвелин. — Все всё не так поняли. Вот мои руки, взгляните! Я невинна! И мои нетронутые линии обручения тому лучшее доказательство!

Это правда. На моей коже нет ни единой кровавой язвы, какие я видела на руках Сейдж. Мне есть чем доказать свою невинность.

Эвелин Грей задумчиво смотрит на меня, а потом на её губах расцветает странная коварная улыбка. Она снова разглядывает мои руки будто в первый раз.

Повинуясь вдруг вспыхнувшему маячку тревоги, я резко отдёргиваю руки, не обращая внимания на оставшиеся от ногтей Эвелин царапины. Отступаю на шаг и прижимаю ладони к грохочущему сердцу.

Маг Грей выпрямляется и смотрит на меня с акульей улыбкой.

— Вечером ты отправишься на бал Совета магов, — торжествующе заявляет она, как будто отыскав чрезвычайно умное решение труднейшей задачи. Глаза её блестят коварством.

У меня перехватывает горло. Я задыхаюсь. Такой поворот вовсе не в моих интересах. А мать Лукаса явно что-то задумала и не собирается отступать. Мне же придётся ехать на бал, где я буду прекрасной мишенью для наёмных убийц.

— Сначала я спрошу, что думает об этом Лукас, — дрожащим голосом отвечаю я. — Отправлю письмо с руническим коршуном…

— Нет, — неумолимо отвечает она. — Ты сделаешь то, что я велю.

Я вдруг вижу, слышу и чувствую все деревянные панели, деревянные ножки стульев и кресел, поддерживающие потолок балки, — дерево отзывается мне в ответ на явную враждебность, которая исходит от матери Лукаса. А под ногами у меня деревянные доски из железного дерева…

«Мёртвое дерево. Повсюду мёртвая древесина».

Перед мысленным взором вспыхивают живые, цветущие железные деревья, магия покалывает пятки, и я сжимаю и разжимаю пальцы на ногах, ощущая разгорающийся в магических линиях огонь. С глубоким прерывистым вздохом я загоняю в тёмные глубины души ужасное желание спалить всё вокруг — и мать Лукаса, и особняк, и всё поместье.

Эвелин бросает взгляд на что-то у меня за спиной, и я оборачиваюсь — какое счастье, что нашёлся повод вовремя оторвать меня от мыслей об огненном безумии!

— Маг Грей, — звучит нежный голосок. У двери стоит другая уриска, гораздо моложе первой, с лавандовой кожей, лиловыми волосами и глазами, будто аметисты. У девушки приятные, правильные черты лица, и мне вдруг кажется, что мы с ней когда-то встречались. Она моя ровесница. — Нас прислала Оралиир, — присев в низком реверансе, говорит девушка.

Худенькая девочка-уриска неумело повторяет реверанс. Малышке лет восемь, не больше. У девочки большие заострённые уши и тёмно-лиловая кожа, знак высшего сословия урисок. Есть что-то тревожное в их скованности, в застывших позах. Они не смеют шевельнуться, стараясь лишний раз не сердить хозяйку. Можно подумать, им грозит смертная казнь на плахе за всякий неосторожный шаг.

Маг Грей с отвращением оглядывает служанок и снова смотрит мне в глаза.

— Спэрроу и Эффри — твои горничные, пока ты в этом доме. Спэрроу будет повсюду с тобой и станет докладывать мне о каждом твоём шаге и слове. На бал, кроме Спэрроу, тебя будут сопровождать двое стражей. Они тоже доложат мне всё, и подробно. Всё ясно, маг Гарднер?

Ясно, я птица в клетке, а ключ от дверцы у Эвелин Гарднер.

От волнения мне трудно дышать.

— Мне не нужны горничные, — отказываюсь я, пытаясь скрыть охвативший меня страх.

Маг Грей пронзает меня взглядом.

— Вы находитесь в моём доме, маг Гарднер, а значит, будете жить по моим правилам. И только по моим.

Опустив руку в карман, я глажу камень с руной, полученный от Чи Нам, и крепко прижимаю его к телу через платье и плащ.

— Понимаю, маг Грей, — сдаюсь я, хотя гнев и не даёт мне спокойно вздохнуть.

«Как я тебя презираю, проклятая ведьма! Тебя и всю твою презренную семейку. И особенно твоего ненавистного сына!»

— Эффри, — обращается Эвелин к девочке, не сводя с меня острых глаз. — Возьми у мага Гарднер плащ и вместе со Спэрроу отведите в подготовленную для неё спальню.

— Да, маг Грей, — поспешно отвечает ребёнок.

Эффри торопливо подбегает, и я расстёгиваю и снимаю плащ. Подхватив длинную накидку, девочка направляется к двери, волоча за собой полу плаща, но по дороге налетает на круглый столик и сталкивает стоящую почти у самого края вазу, искусно расписанную цветами железного дерева.

Глаза Спэрроу опасливо округляются — ваза покачивается и вот-вот свалится на пол. Быстрее молнии девушка бросается вперёд, успевает подхватить фарфоровую безделушку и вернуть её на место.

Эффри стоит, будто прилипнув к полу, с открытым ртом и с бесконечным ужасом смотрит на вазу. Медленно обернувшись к хозяйке, девочка прижимает к себе мой плащ, будто пытаясь спрятаться за ним, скрыться с глаз.

— Простите, маг, простите, — бормочет Эффри, склонившись едва ли не до самого пола, — я случайно, простите, я больше не буду.

И тут в памяти вспыхивает другая комната и другая, тоже очень неуклюжая девочка — это случилось в Валгарде, у модной портнихи. Вот где я видела этих горничных! В прошлом году, когда жила в Валгарде у тёти Вивиан. В ателье была и эта девочка, спотыкавшаяся о рулоны ткани, и грациозная Спэрроу. Я их вспомнила!

Эвелин Грей медленно подходит к столу с напитками и наливает себе что-то в хрустальный бокал.

— Эффри, — произносит она, — мне что, приказать Оралиир тебя выпороть? Может, порка научит тебя грации?

Глаза у Эффри становятся большими и круглыми, как блюдца, а мне так и хочется выхватить Жезл и…

— Спэрроу, — бесстрастно обращается к старшей из горничных маг Грей, будто позабыв о ребёнке, — отведи мага Гарднер в спальню. Сегодня вечером она едет на бал Совета магов. — Отпив немного из бокала, Эвелин бросает взгляд в окно на залитый дождём сад, и её губы изгибаются в злобной усмешке. — Отмойте её. И попробуйте придать ей хоть сколько-нибудь приличный вид.

Глава 3. Вазы