Лютик

Дмитрий Спиридонов
Лютик

В город разлаписто вползает вечер. Солнце укатилось куда-то за Екатерининско-Спасскую церковь, похожую на гранёный стакан, увенчанный тремя куполами.

Коллеги из ООО «Тирея» с лёгким сердцем тоже укатились по домам. В опустевшем офисе героически трудится одна Любовь Петровна Журавлёва, добивающая какие-то платёжки, да за стеной названивает жене директор «Тиреи» Семён Пухляков. Уверенный, что остался в конторе один, Пухляков говорит во весь голос.

– Да, Клёнушка! Ты где? А, ходили с Глафирой в бассейн? Молодцы… Нет, я сегодня опять задержусь. Мончегоров присылает борт из Калининграда, мне кровь из носу надо присутствовать, а то снова контейнеры перепутают… Да, Клёнушка. Освобожусь – позвоню. Целую, дорогая…

Любовь Петровна знает, что супругу Пухлякова величают Клёна Павловна, хотя никогда её не видела. Изо дня в день эта Клёна Павловна висит у мужа на телефоне – говорят, она старше Пухлякова на семь лет, это её второй брак, и она патологически ревнует своего ненаглядного Сёму. Имя у Клёны необычное, красивое, а вот фамилия по мужу подкачала. Любовь Петровна сроду бы такую не взяла. Клёна Пухлякова. Жуткое сочетание, умереть не встать!

Может, свою Леночку тоже стоило назвать Клёной? Клёна Степановна Журавлёва – это вам не Пухлякова какая-нибудь… неплохо! Жаль, опоздала ты, Любовь Петровна, с новым именем на тринадцать лет! Ленка-то уже в седьмой класс перешла.

Бухгалтер Журавлёва осторожно потирает накрашенные «под енота» усталые глаза, поднимается с кресла, медленно прогуливается к окну – великолепная статная блондинка с пышными формами. Изящные каблуки добавляют ей два дюйма роста и визуально делают ноги длиннее. Высокая замысловатая причёска покачивается на голове как реактивный хвост, прочерченный в небе самолётом. В ушах в такт качаются золотые чеканные серьги, похожие на арабские монеты. Тугие брюки из бенгалина тихо потрескивают на сдобных ляжках Любови Петровны, словно где-то искрит неисправное реле.

Полненькая, но ладная Любовь Петровна обожает мини-юбки и колготки, однако сегодня сделала исключение, придя на работу в новых белоснежных брючках и кипрейно-розовой шёлковой блузке с баской и кружевными вставками. Наряд достойно обтекает все округлости и спелости женщины. Когда Любовь Петровна нагибается или присаживается, брюки поют от сверхъестественного натяжения. Создаётся впечатление, что ещё немного – и они выжмут, вытолкнут из себя владелицу, словно катапульта.

Белые брючки из бенгалина невероятно тесны, на крупной женщине они скорее напоминают лосины. Может, правильнее их назвать брюко-лосины? Или лосино-брюки? Обтянутые бёдра госпожи Журавлёвой кажутся вылепленными из упругого гладкого зефира – сквозь бенгалин как на обнажённой скульптуре в анатомическом театре просматривается каждая телесная ямка и выпуклость, трепетание кожи и игра сухожилий. Плотно, без единого изъяна стрейчевая ткань обтягивает все «зоны повышенного внимания» – женский лобок, коленки и ляжки.

Пониже живота в Любовь Петровну пикантно врезается клапан молнии. Клапан смело обрисовывает интимные детали её лона – словно лодочка воткнулась носом в громадную белизну бёдер. Бенгалин натужно скрипит, чудится, что «молния» вот-вот лопнет под избыточным давлением гениталий и явит миру нижнее бельё Журавлёвой.

Замочек между ног фальшивый, он служит лишь для привлечения внимания и является частью декора. Тесные узурпирующие брючки держатся на потайном эластичном поясе и снимаются безо всяких зипперов.

Пройдясь по бухгалтерии и поправив между ног вспотевшие трусики (благо, подглядывать некому), Любовь Петровна задерживается у окна, смотрит вдаль, давая отдых близоруким голубым глазам. Вид на госпожу Журавлёву сзади бесподобен. В розовой блузке и белых брюках-лосинах Любовь Петровна напоминает большой сочный ломоть ветчины со слезой на срезе. Белый стрейч безупречно облегает её зад, лишь кромки трусиков выделяются на нём двумя упрямыми складками, словно линии падающих метеоритов. Это практически единственные складки на гладкой одежде Любови Петровны, в остальных местах брюки до отказа наполнены плотью. Щёлкнешь ногтем – и взорвутся.

Судя по выдавленным на стрейче следам, плавки глубоко вонзаются в тыльные части госпожи Журавлёвой, сквозь зефирную оболочку можно различить, что они тоже белого цвета. Полумесяцем обегая увесистый дамский круп, трусики подчёркивают его тяжёлую форму, их контур напоминает фруктовую вазу, в которой перекатываются и толкаются две больших сахарных дыни – ягодицы.

– Да, я люблю тебя, Клёнушка! – почти с отчаянием бормочет в кабинете Пухляков. – Нет, я не злой, с чего ты взяла? Нет, не раздражённый. Просто Мончегоров вот-вот выйдет на связь… и мне надо держать руку на пульсе. Растаможка, все дела, как бы ничего не забыть… Да-да, конечно! Что? Тебе скучно? Твоя Глафира уже уехала? Не скучай, зая, разгружусь – и пулей домой! К тебе, моя любимая. Целую, Клёнушка… да… да… конечно…

Разговор с Клёной Павловной заканчивается сюсюканьем и чмоканьем. Любовь Петровна кривится: она терпеть не может сюсюкающих взрослых мужиков. Почти без паузы Пухляков тут же набирает другой номер.

– Валера? Привет ещё раз, Пухляков на проводе. Прикроешь меня сегодня по той же схеме? Клёнка наверняка тебе звонить будет, а я отключусь… ну, ты понял. Ага, как обычно – скажешь, мол, Семён руководит разгрузкой, жутко занят, опись, накладные, расчёт, надбавки, тра-та-та. Выручишь по-мужски? Да, спасибо! За мной должок, как всегда.

Сбросив соединение, Пухляков звонит ещё куда-то, но сейчас обращается к абоненту с совершенно иной, воркующей интонацией:

– Алло-о? Аллошечки?… Кис-кис-кис. Слышишь меня, Лютик мой? Бантик мой. Лютенька моя… сладкая кошечка… Твой Сёмик уже летит к тебе! Боже, как я соскучился! Да, у нас сегодня вагон времени, я обещаю! Нет, не как в тот раз, сегодня железно. Лютунечка моя… Что тебе привезти? Ха-ха-ха, моя шутница. Ну, этот предмет у любого мужчины всегда с собой… Ха-ха-ха, моя прелесть. Я таю от одного твоего голоса, слышишь?

Любовь Петровна усмехается богатыми, яркими губами. У её начальника явная склонность к травоядности. Все его женщины – из растительного мира. Жену зовут Клёна, их общую дочку – Роза. Совсем недавно Семён Венедиктович обхаживал какую-то девушку по прозвищу «Незабудка», теперь на очереди «Лютик». Кто станет следующей? Бамбук или Гортензия?

Вся «Тирея» знает, что директор Пухляков падок на слабый пол. Внешне он далеко не красавец – среднего роста, с пузиком и залысинами, под глазами жёлтые мешочки почечного хроника, но гуляет от своей Клёны Павловны как мартовский кот. Пройти мимо роскошной Журавлёвой Пухляков, конечно, тоже не смог. С первого же дня Семён Венедиктович запустил к ней пробный шар – как насчёт внеслужебного романа?

Крутая и красивая Любовь Петровна сразу отбила подачу, ответив твёрдым отказом. Чётко разъяснила шефу, что с начальством, тем более женатым, она не спит, и точка.

Чего не отнять у Семёна Венедиктовича Пухлякова – он не злопамятен. Пожал плечами, пожелал бухгалтеру удачи и перешёл с новенькой на чисто деловые отношения. Сговорчивых женщин, всяких «Лютиков и Незабудочек» ему и без того хватает. Впрочем, свой мечтательный взор на бюсте и ягодицах Любови Петровны он задерживает до сих пор, это неизбежно. Журавлёва – шикарная сексуальная леди, кто бы спорил?

В кабинете Пухлякова снова надрывается мобильный.

– Господи, опять она!… – бормочет шеф. – Да, Клёнушка? Что случилось? У меня всё по-прежнему, сейчас прибудет Мончегоров – и едем. Да-да… Нет… Ну возьми какое хочешь, я всегда одобряю твой вкус. Нет, я говорю не чтобы отвязаться… Ну что ты сразу в панику? Клёна! Кленочек мой… Хорошо, вот моё мнение – возьми синее! Вопрос решён? Целую, милая, обожаю тебя!

Повесив трубку, травоядный директор Пухляков суетится у себя, слышно, как он опускает жалюзи, щёлкает крышкой сейфа, чем-то хрустит и постукивает. Немалая доля бизнеса в ООО «Тирея» принадлежит его ревнивой супруге. Семёну приходится из кожи вон лезть, чтобы Клёна не заподозрила его в адюльтерах.

– Та-ак… это у нас есть, это мы взяли. Одеколончиком спрыснемся. Сумочка, карточка, презервативы… Где у нас вторые ключи?… Нужно ещё заскочить в «Цветочный мир». Поехали, что ли? А всё ли у нас заперто?

Дверь бухгалтерии отворяется, Пухляков маячит в проёме. От него пряно пахнет дорогой туалетной водой. У окна Пухляков видит сдобную Журавлёву в белых обтягивающих брюках и с бюстом размером с лодочную станцию. Хотя они сталкивались лицом к лицу весь день, маслянистые глаза шефа снова машинально обшаривают и раздевают фигуру бухгалтерши-блондинки. Облизывают и мысленно насилуют всю целиком – от обтянутого бенгалином лобка до богатых губ, словно огромную порцию мороженого.

– Вы ещё не ушли? – директор сконфуженно морщится. – Пардон, Любовь Петровна, я уж думал, все разбежались, позволил себе расслабиться! Вы знаете, что сверхурочно у нас работают только дураки и японцы? Ха-ха-ха! Шутка.

– Я припозднюсь, Семён Венедиктович, – госпожа Журавлёва слегка играет грудью, стиснутой кипрейным шёлком, под вечер ей уже не до кокетства. – Дочке позвонила, чтобы рано не ждала. Платёжки из банка перегнали только без пятнадцати пять, а завтра – крайний срок. Прихвачу сегодня пару часиков, доделаю, раз уж взялась.

Пухляков неопределённо машет рукой, на пальце болтаются ключи зажигания от «Лексуса». Его мысли далеко, они мчатся к неведомым Лютикам с охапкой роз и стрелою амура в груди.

– Принято! Хвалю! Платёжки в нашем деле – святое. А то смотрите, могу подкинуть вас до центра, если надо. Нет? Тогда сигналочку потом поставить не забудете, ага? Я вахтёра внизу предупрежу, чтоб всё было в порядке. Всего хорошего, до завтра. А, чёрт!…

Последнее относится к телефону Пухлякова, который опять звонит, выдаёт мягкую гитарную мелодию.

– Да, моя Клёнушка… – обречённо бубнит Пухляков, кивает Любови Петровне и исчезает за дверью. – Что случилось на этот раз? Нет, я не злой, но у меня такое чувство, будто ты меня постоянно контролируешь… Я ра-бо-та-ю! Мне что, на крови поклясться? Позвони Мончегорову, позвони Сузину, если хочешь, они подтвердят. Нет, я не кричу!… Клёнушка, послушай меня…

Проверив в колбе уровень воды, Любовь Петровна включает чайник. В столе у неё есть варенье из крыжовника, есть купленная утром плюшка и несколько завалявшихся «рафаэлок». Можно спокойно и плодотворно поработать над документами. Травоядный Пухляков уносится по коридору вместе со своими оправданиями перед Клёнушкой, его голос делается всё неразборчивей, по мере того, как директор спускается по лестнице. И становится совсем тихо.

***

Любовь Петровна добирает в компьютере предпоследнюю колонку цифр. Красивые пальцы с гелевыми блестящими ногтями стремительно летают над клавиатурой. Необъятный зад женщины тихо ноет от впивающихся белых трусиков и нагретого за день кресла. «Рафаэлки» и плюшка съедены, чай выпит. Полчаса назад в кабинете пришлось зажечь верхний свет: на улице ощутимо стемнело. Здорово она подзадержалась с этими бумажками! Но ещё минут пятнадцать и работа будет закончена.