Самая достойная

Дверь с табличкой, на которой значилось «Министр магического правопорядка, Гермиона Дж. Грейнджер» распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель. С грохотом впечаталась в стену и до полусмерти перепугала женщину, сидящую за огромным, заваленным бумагами, столом. От неожиданности Гермиона попросту подскочила на месте и выронила из рук пергамент, над каким трудилась все утро. А уже в следующий момент в кабинет ворвался взбешенный Люциус Малфой. Мало того, что некогда широко известный (а ныне опальный) лорд вторгся туда, куда его не приглашали, так он еще и швырнул ей на стол журнал. Тот на лету сбил подставку с перьями и с громким стуком грохнулся на стопку деловых писем, отчего последние разлетелись в разные стороны и тем самым довершили и без того удручающую картину бумажного беспорядка.

Гермиона недоумевающе воззрилась на Малфоя. Позади его внушительной фигуры, в дверях, замаячило бледное лицо секретарши:

— Мне так жаль, мисс Грейнджер, но он… он просто смел меня на своем пути… — распахнув глаза, проблеяла она извиняющимся тоном, однако Гермиона жестом успокоила ее:

— Все в порядке, Кэтрин. У меня есть немного времени. Ступайте работать и дайте мне знать, когда министр прибудет на нашу с ним встречу. Он обещал быть к обеду.

Кэтрин кивнула. Настороженно покосилась на Люциуса и с тихим щелчком захлопнула за собой дверь.

Едва они остались в кабинете одни, как Малфой вплотную приблизился к столу и тяжелым взглядом уставился Гермионе в глаза. Его обычно бледное лицо сейчас покраснело от негодования, челюсти были плотно сжаты, а рука так крепко сжимала змеиную голову на рукоятке трости, словно намеревалась ее согнуть.

Гермиона с честью выдержала этот испепеляющий взгляд и, скрестив на груди руки, смотрела на него, не произнося ни слова. Напрасно ожидала она, что Люциус объяснит ей цель своего визита: тот по-прежнему продолжал хранить молчание и лишь глядел на нее глазами, полными ярости. Тогда она вопросительно приподняла бровь и самым любезным тоном поинтересовалась:

— Я слушаю вас, мистер Малфой. Чем могу помочь?

Люциус оперся рукой о поверхность ее стола и медленно наклонился вперед.

— Думаю, ты и сама это знаешь, чертова ведьма, — прошипел он, вновь приходя в бешенство.

Глядя снизу вверх на нависшего над ней Малфоя, Гермиона даже не шелохнулась. Расстояние между ними опасно сократилось, но она и тогда не пожелала отодвинуться от него или откинуться на спинку стула, стоически выдерживая его натиск.

— Боюсь, что понятия не имею, о чем идет речь, — невинно хлопнула ресницами министр.

Люциус быстро схватил со стола злополучный журнал и, развернув его к ней лицом, указал на обложку. Заголовок гласил:

Специальный выпуск «Ведьмополитена» ко дню святого Валентина:

Десять самых желанных невест волшебного мира!

— Ну да, — подтвердила Гермиона. — Я — одна из первых в этом списке. И что с того?

— На торги себя выставила? Ни дать ни взять — кобыла в поисках жеребца! — вскипел Люциус.

— Не надо громких слов. Это всего лишь одна из составляющих образа жизни. И к тому же хорошая реклама для моей кампании.

Малфой быстро перелистал страницы:

— Хорошая реклама? Ну еще бы! Особенно примечательна вот эта фотография на развороте, на которой ты, одетая в чересчур открытое платье, хохочешь и строишь глазки фотографу. Довольно недвусмысленный намек на твой «образ жизни», не находишь?

Гермиона перевела взгляд на изображение, каким он ее попрекал. Волшебный фотоаппарат запечатлел ее в тот момент, когда она сидела в мягком кожаном кресле и весело хихикала, кокетливо глядя в объектив.

Теперь пришел черед Грейнджер вспыхнуть от гнева. Она поднялась со своего места и бросила в сторону двери отрывистое «оглохни».

— Уж если кто и виноват, что мое лицо появилось на обложке журнала, то только ты и никто другой! — воскликнула она, ткнув в его сторону пальцем. — Ты настаиваешь на том, чтобы мы сохраняли… держали… — она отчаянно помахала между ними рукой, указывая попеременно то на себя, то на Люциуса, — это… в тайне! Вот почему мы встречаемся только у тебя в поместье или у меня дома: ты не хочешь, чтобы нас видели вместе!

— И кого я этим защищаю, по-твоему? — прорычал Люциус.

Гермиона осеклась.

Малфой раскрыл журнал на статье.

— Как думаешь, что стало бы с твоей «восходящей звездой, достойной быть увековеченной в анналах истории волшебного мира» или «возможностью стать самым молодым министром магии», если бы это, как ты красноречиво выразились, стало известно широкой публике?

Гермиона изумленно воззрилась на Люциуса. С ее глаз словно упала пелена. Она-то считала, что Малфой боится показаться с ней на публике, потому что не хочет выставлять напоказ свои отношения с грязнокровкой, а на деле все оказалось совершенно не так, как она себе представляла.

«Ну да! — частенько думала Грейнджер, отправляясь на очередное тайное свидание. — Он, наверное, в себя прийти не может от стыда, что связался с магглорожденной. Причем не просто связался, но еще и спит с ней!»

Понимание обрушилось на Гермиону так внезапно, что она снова покраснела. На этот раз от угрызений совести.

— Я… Мне не приходило в голову, что…

Люциус обошел стол и снова навис над ней:

— Я так и понял.

«А ведь он и вправду ревнует», — решила Гермиона. — «С ума сойти: Люциус Малфой, человек, чье ледяное высокомерие стало уже притчей во языцех, впал в истерику при одной только мысли, что другие волшебники пускают слюни при виде моей колдографии… Думая, что за мной может ухаживать (и, возможно, преуспеть в этом) кто-то другой… Это невероятно!»

Грейнджер самодовольно усмехнулась. Окинула взглядом все еще напряженное от ярости тело стоящего перед ней волшебника и почувствовала слабость в коленях: вспыльчивость Люциуса всегда заводила ее. Откровенно говоря, похоже, и его это заводило не меньше. Ничто не могло разжечь в нем пламя желания быстрее, чем брошенное Гермионой ядовитое замечание. Ее оскорбительные реплики всегда достигали своей цели, особенно если она по-настоящему сердилась на него. Что же касается Люциуса, то он питался ее яростью так же, как и своей собственной, смакуя каждое грубое слово, пощечину, укус или царапину, которыми она его награждала. Он иногда нарочно ссорился с ней, чтобы вывести ее из себя. Ведь каждый их спор заканчивался тем, что в наказание за дерзость он шлепал ее, шептал на ухо всякие гадости, а потом брал. Грубо и жестко, именно так, как ей нравилось.

Черт, как же она хотела его сейчас.

— Откровенно говоря, меня вполне устраивает и мой нынешний «жеребец»… — застенчиво глядя на Люциуса, сказала Гермиона.

Кончик ее языка прошелся по губам, облизывая их, и, при виде этого зрелища, Малфой почувствовал, как стремительно тяжелеет в паху. Вот если бы они сейчас были в его спальне… Хотя, черт с ней, с этой спальней, — в его доме достаточно места, чтобы разложить эту своенравную ведьму там, где ему вздумается.

— Не думай, что сможешь так легко сменить тему, — предупредил он, страдая от мучительной эрекции, распиравшей ему брюки.

— Правда? — понизив голос до интимного шепота спросила Гермиона и провела рукой по воротнику его элегантной мантии.

Люциус пристально посмотрел ей в глаза. Тем самым взглядом, какой всегда волновал ее: смертельная опасность и откровенная чувственность в нем переплетались настолько тесно, что она не смогла бы сказать, чего из них в нем больше. Гермиону бросило в жар. Видимо, она слегка порозовела, потому что Малфой самодовольно хмыкнул и одарил ее мрачной ухмылкой.

— Тогда пусть будет по-твоему, дорогая, — заключил он и рывком посадил ее на стол. Стопки бумаг и деловых писем стайкой разлетелись в разные стороны, а не ожидавшая такого поворота событий Гермиона испуганно ойкнула и вцепилась в его предплечья. Люциус же, не теряя даром времени, одним движением подхватил ее под колени и, резко раздвинув ей ноги, прижался вздыбленной под одеждой плотью к ее промежности. Если Грейнджер до этого момента и была слегка на взводе, то сейчас, от его прикосновения, возбуждение стало особенно острым. Однако, разум «лучшей ведьмы своего поколения» и тут напомнил о себе:

— Люциус! — задыхаясь, воскликнула она. — Я вовсе не это имела в виду! Во всяком случае, не здесь! Это же мой кабинет!..

— Разве не ты только что говорила о своем желании расширить географию наших отношений? — в притворном недоумении распахнул глаза Малфой, задирая на ней юбку.

Скользнул руками по стройным бедрам и, крепко сжав упругую попку, осыпал ее шею обжигающими поцелуями.

— Министр… скоро… — запинаясь, выдохнула Гермиона, но в этот момент пальцы Люциуса принялись перекатывать сквозь ткань блузки ее сосок, и все здравые мысли, что еще имели смелость оставаться у нее в голове, разом вылетели в окно.

— К дьяволу министра, — глухо прорычал Малфой, накрывая ее губы своими, и Гермиона отпустила себя: страстность его поцелуев всегда сводила ее с ума.

Она обхватила ногами его бедра, притягивая к себе еще ближе, и, когда Люциус прижался к ней еще теснее, тихо застонала. Запустила пальцы в его волосы и с силой потянула. Наградой ей стало сорвавшееся с губ Малфоя почти змеиное шипение, в котором явственно слышалось удовольствие: Гермиона знала, что ему нравилось, когда она так делала, и потому никогда не упускала случая пойти навстречу его тайным желаниям.

— Это ужасно. Ты плохо на меня влияешь, — выдохнула она, усаживаясь поудобнее и лихорадочно теребя пряжку его ремня.

Люциус подцепил пальцами ее трусики, стянул их вниз и, ухмыляясь, прошептал:

— Не делайте скоропалительных выводов, министр. Я только еще начинаю на вас влиять…

Легонько прикусил мочку порозовевшего от этих слов ушка, и в этот момент раздался стук в дверь:

— Мисс Грейнджер, мистер Кингсли пришел немного раньше…

— Вот же дерьмо! — в сердцах воскликнула Гермиона.

Разочарованно посмотрела в помрачневшее лицо Люциуса, вздохнула и сползла со стола.

* * *

— Не думаю, что это надолго, министр, — пожала плечами Кэтрин и улыбнулась Кингсли Шеклболту извиняющейся улыбкой. — Мистеру Малфою сегодня не было назначено, но, поскольку у мисс Грейнджер выдалось несколько свободных минут, она любезно согласилась выслушать его дело.

Кингсли склонил голову набок.

— Малфой? — удивленно переспросил он. — Пусть запишется на прием и придет в другой раз — у меня не так много времени, чтобы я мог тратить его впустую… — заявил он и, распахнув перед собой дверь, ступил на порог кабинета.

Гермиона перебирала на своем столе стопку бумаг, а Малфой-старший сидел с надменным видом в кресле напротив нее и лениво постукивал большим пальцем по рукоятке трости. От глаз Кингсли не укрылось расстроенное выражением его лица, и министр мысленно ухмыльнулся: похоже, дело, с каким Люциус пришел к мисс Грейнджер, решилось явно не в его пользу.

— А! Вот и министр! — воскликнула Гермиона. — Значит, наша встреча перенесена на более раннее время?

— Боюсь, что да, — качнул головой Кингсли. — Очередной отчет по работе отдела за этот месяц, ты же знаешь, как это бывает.