Фальшивомонетчики
Читать книгу "Фальшивомонетчики"
— Послезавтра полнолуние, — тихо сказал Ремус, и нас с Джеймсом будто выключили. — Вы придете?
— О чем речь, — я не смотрел на Сохатого, но почти почувствовал, что тот кивнул. — А сегодня предлагаю не терять времени и наведаться в «Сладкое королевство». Если завтра за нами не явятся авроры, то мы обязательно придем, Лунатик.
Ремус прищурился, глядя на бледное февральское солнце, и едва заметно улыбнулся ему, словно лучшему другу. Солнце, а солнце, пятым будешь?
— Фальшивки можно давать в долг каким-нибудь идиотам с младших курсов, — нехотя сказал Джеймс и ухмыльнулся.
— Ростовщик из тебя такой же, как конспиратор, Сохатый. Сраный, — добавил я в ответ на немой вопрос.
Но идея хорошая.
* * *
Нюниус напоминал огородное пугало. Я видел такое, когда сбежал от мамаши и шел к дому Джеймса. Шел-шел, миновал забор, смотрю — стоит: патлы по обе стороны от нарисованной морды болтаются, серая мантия мешком висит, руки деревянные и ноги как две ветки. Ну точь-в-точь Снейп, только молчало, а не призывало на мою голову Мерлина с топором.
Он сам, конечно, напросился. Он всегда напрашивался сам: ходил по тем же коридорам, сидел в тех же кабинетах, даже в том же Большом зале обедал. Мешал, одним словом. Вот не попадался бы нам на глаза, и горя не знал, а так извините.
— Может быть, вы уже уйдете с дороги? — тихий голос порывом ветра пронесся по проходам между столами и ударил в спину.
— Кажется, кто-то что-то сказал? — протянул Джеймс, демонстративно убирая палочку в карман. После того случая у озера он старался не распускать руки, если Эванс была поблизости, и, по-моему, даже уступил бы Снейпу место в «Ночном рыцаре», стоило ей повести бровью.
Любовь, она такая. Отупляет.
Снейп упрямо молчал.
— Да не, это ветер гуляет. Сквознячок, я бы сказал.
— А. Ну тогда все ясно, — Сохатый даже шага в сторону не сделал.
— Отойди, Поттер, — настаивал Нюниус. Самоубийца, что ли?
Джеймс присвистнул и прислонился к косяку. Перед входом начал скапливаться народ.
— А ты заставь его, — мне пришлось подсказать Снейпу. — Заставь отойти, или слабо?
Нюниус прикусил язык. Какая-то секунда. Ее часть. Он молчал и соображал, как поступить. Рука скользнула к карману. Доля секунды. Что-то внутри, глубоко, там, откуда не достать. Жаркое, липкое, ворочается, колется, шипит. Толкает под локоть и шепчет: «Ну же, давай, торопись, одно слово, маленькое, короткое, и этот ублюдок полетит к стенке, растечется по полу». Давай.
Снейп неуловимо взмахнул палочкой.
— Да ты охуел! — Джеймс отшатнулся, как будто его дернули за веревочки. Конфундус, дружище.
— Блэк посоветовал мне, — Нюниус пожал плечами. Он пожал своими тощими плечами и больше ничего, как будто чихнул. Сопля на нитке.
— Ты не понял, Нюнчик, — схватив его за плечо, я почувствовал напряженные мышцы. Да ты шутишь, хиляк. — Мы еще не закончили.
— Ну, поздравляю, можете продолжать, раз не закончили.
— Мы с тобой не закончили. Какое слово ты не расслышал?
— Отъебись, Блэк, — Снейп рванул руку.
— Прополощи рот, слюнявчик.
Сохатый встал по другое его плечо. Тот оскалился.
— Старая добрая компания. Я думал, мы закончили с этим… в прошлом году.
Джеймс порозовел, едва заметно, в тени почти не видно.
— Что, Поттер, боишься очередного скандала? Опасаешься, что Эванс совсем разочаруется в твоей безупречной заднице?
— Ты успел оценить мою задницу? Я польщен. Она действительно неплоха.
— Но не про твою честь, Нюня, — я выдавил смешок с трудом, словно пропихнул его через узкое отверстие.
— Не толпитесь! Проходите быстрее!
Вторая створка дверей распахнулась, впуская Макгонагалл и вереницу мелких, одинаковых сопляков, которых она вела на обед. Макгонагалл смерила нас взглядом, сняла девятнадцать с половиной баллов и прошла мимо, а за ней вместо первокурсников шагали десятки маленьких Снейпов. Одинаковые Снейпы о чем-то хором молчали и нестройно маршировали, засунув руки в карманы.
Огоньки свечей, оторвавшись от фитилей, кружили над Снейпами, и длинные тени падали на пол. По теням топтались сотни ног, но те терпели, а каждый Снейп шептал и шипел: «Вы все сдохните, а я буду стоять и смотреть, как ваши могилы порастают плющом».
Если этот мудак, собравшись в единое целое, придет на мою могилу, я перевернусь в гробу на другой бок и продолжу храпеть.
— Еще встретимся, мудила, — ласково пообещал Джеймс и направился к нашему столу.
Мы встретились вечером, когда Нюниус возвращался из библиотеки. Что он искал в библиотеке, не знаю, по мне, там отродясь ничего интересного не приключалось.
— Ну что, Нюниус, ты будешь извиняться, или предпочтешь болтаться здесь до утра, пока преподаватели не снимут?
Снейп висел в воздухе, как чучело на шесте.
— Что нового в библиотеке? Опять читал газетенки?
— Они каждый день разные, вот в чем секрет, — парировал Снейп, дергаясь, как муха в паутине.
— Или, быть может, — Джеймс округлил глаза, — Пинс разрешила тебе полистать порнушку?
— О чем ты, Сохатый? Будь у Пинс порнушка, она бы ее никому не отдала, самой надо.
— А давай его разденем и оставим висеть, а, Бродяга? То-то Макгонагалл удивится.
— Особенно она удивится, если узнает, чем вы занимаетесь, — огрызнулся Нюниус.
Часы, отбивающие восьмой час, подавились ударом.
— Что ты несешь? — Джеймс грубо пихнул его в грудь. — Если ты о наших с тобой м-м…
— Разногласиях, — подсказал Рем. Засранец-дипломат, я бы на нем женился, честное слово.
— Так вот, если ты о них, то профессорам насрать. Макгонагалл на нашей стороне, вряд ли она догадывается о твоем существовании.
— Нет, — Снейп оскалился, и на мгновение мне привиделось, что на его коже выступили слова «я сдам вас всех». — Я о том, что вы делаете фальшивые деньги. Думаю, Дамблдору будет интересно узнать, чем занимаются его любимчики в свободное от занятий время.
— Да мы и на занятиях этим занимаемся, — вставил Хвост, и я пообещал себе, что напинаю его, а язык завяжу узлом.
— Слабоумие — это такая болезнь, когда говно лезет не из жопы, а изо рта, — с видом министра магии заявил Сохатый. — Так вот, Нюнчик, у тебя как раз слабоумие.
— В Азкабане у тебя изо рта полезет не только говно. Говорят, в тюрьме у человека сначала сгнивают кишки, а потом мясо.
Часы предпочли замолчать, потому что им надоело давиться секундами.