Фальшивомонетчики

Эванс о чем-то болтала с Мэри и не замечала моего взгляда.

— Снейпа не было в Большом зале, — нервно заметил Лунатик, когда мы шли в подземелья. Рем не ходил на зелья, но всегда спускался с нами, как настырная нянька.

Люди на картинах, развешанных по стенам, провожали нас осуждающими взглядами и хмыканьем. Словно каждый из них знал, какие мы мудаки и подлецы, как обижаем слабых и унижаем неугодных. И расплачиваемся фальшивыми деньгами, ага.

— Голдстейн просил в долг, — неловко сменил тему Сохатый. — Сказал, вернет в следующий понедельник.

Молчание натянулось веревкой над самым полом, и я решительно перешагнул через нее. Липовые галеоны лежали под нашими кроватями, ожидая своего часа, а мы не могли ими воспользоваться, потому что Дамблдор смотрел в четыре глаза. Все из-за Нюниуса.

— А где мистер Снейп? — добродушно усмехнулся Слагхорн, раздувая пышные усы и распихивая студентов пузом. — Он ни разу не пропускал мои занятия. В отличие от вас, молодые люди, — он погрозил нам пальцем, и Сохатый скорчил виноватую мину.

— Думаю, мистер Снейп осознал свою никчемность и решил не раздражать нас своим присутствием.

Склянки на полках хохотали вместе с нами, и только небольшой котелок с серебристой жидкостью задумчиво молчал.

— О чем задумалась, Эванс? — я незаметно отошел от друзей и приблизился к ней. Эванс вздрогнула.

— О том, что Северус никогда не пропускал занятий, — скорее машинально произнесла та и тут же замолчала, осознав, с кем беседует. — Вы здесь точно не причем? — она пристально посмотрела мне в глаза, и почудилось, будто в моей башке образовалась дырка.

— Да хватит валить все на нас, Эванс, — я старался вести себя естественно. — Дел у нас, что ли, больше нет?

— Прошу прощения, профессор Слагхорн.

Дамблдор, как светильник: втиснулся в помещение — и в глаза ударил яркий свет.

— Я скажу всего пару слов, думаю, ребята должны знать…

— Да-да, Альбус, конечно, — засуетился Слагхорн, стараясь подать директору табуретку, указку и стаканчик медовухи одновременно. Тот отмахнулся и обернулся к нам.

— Сегодня утром мне пришло письмо из министерства магии с плохими вестями. С прискорбием должен сообщить, что мать вашего однокурсника Северуса Снейпа найдена мертвой.

Он никогда не научится произносить траурные речи, этот старик. Даже печальные новости похожи на шутки. Но ведь это и есть шутка. Мы ведь пошутили, Дамблдор.

— Надеюсь, вы окажете ему необходимую поддержку и помощь. Я рассчитываю на вас, — он взглянул на притихших слизеринцев. — И на вас, Гораций.

— Да-да. Конечно-конечно, — Слагхорн пропитался потом, как большая губка водой. — Какой ужас, что делается, — запричитал он, как древняя старуха, разбившая горшок и забывшая про Репаро.

Подземелье заполнилось абсурдом: мешанина слов и звуков, цветные пятна перед глазами и хохот, мелкий и противный. Будто мы написали сценарий пьесы, а кто-то, не сказав нам, решил поставить ее на сцене. И вот приходим мы в класс, а там ярмарка идиотизма. Потому что ничего иного мы сочинить не смогли бы.

— Я пойду, — кивнул Дамблдор и исчез.

Да мы пошутили, блядь, пошутили! Вы что, шуток не понимаете? Паника скакала вокруг меня на одной ножке, а потом озверела и больно пнула в голень.

— По-моему, он не шутит, — Сохатый подошел ближе. — Ты понимаешь, Бродяга? Он-не-шутит.

Жидкость в котелке забурлила, хотя огонь под ним никто не прибавлял. Я все понимаю.

Склянки падали на пол одна за одной, и заспиртованные твари оживали, уползали за плинтусы, таились там, чтобы когда-нибудь поучаствовать в пьесе, которую напишут очередные засранцы.

— На прошлой неделе мы играли в вопросы и ответы, помнишь? — Джеймс методично кромсал корни мандрагоры.

А то ж. Дурацкая детская игра: один задает вопрос, а другой отвечает не глядя.

— Я спросил, кто из нас умрет первым. Обосраться, Бродяга.

— Что? А? Да, я помню, а ответ писал Рем!

— У тебя сохранился тот пергамент? — лицо Сохатого блестело от пота, нарезанные корни уже превратились в кашу. — Сохранился или нет?!

— Да не ори ты, — прошипел я. Слагхорн оторвался от чтения газеты и, улыбаясь, обвел взором подземелье. Странный он человек. — Вот он, держи, только не плачь.

— Сам ты… не плачь, — огрызнулся Джеймс и подпалил краешек листка. — Знаешь, что написал Лунатик?

Капля пиявочной слизи не долетела до поверхности варева, застыв в воздухе.

— Ты?

Глупости. Сохатый не может умереть, ну разве что в глубокой старости.

— Да.

— Да брось ты! — я замотал головой и потряс его за плечо. — Хуйня.

Он уселся на корточки, пока никто не видит, и спрятал лицо в ладонях, застыл на пару секунд, а потом встрепенулся, схватил меня за руку.

— Мы ведь не причем?

— Само собой, — твердо сказал я.

Джеймс испугался, до дрожи в коленях, до судорог пальцев. Я почти видел, как беспокойство с безысходностью прокрались мимо подземелья, а потом пробежали обратно. Они тащили огромную кровать.

Правда, когда я пришел в спальню после зелий, кровати там не оказалось. Зато был Ремус. И книга, которую он читал.

— У Снейпа мать умерла.

Четыре слова морозным узором легли на окна, а на улице уже таял снег.

Лунатик замер и уставился на меня так, будто из моей задницы торчал букет роз. Тишина громко топала по комнате, но мы не слышали.

— Я буду спать. Разбуди меня к трансфигурации, окей? Может, проснусь, а окажется, что нас всех наебали.

Ударив подушку кулаком, я нащупал смятую бумажонку. Опять Джеймс раскидал свои квиддичные схемы по всей спальне.

На листке было всего несколько слов:

«Уважаемый мистер Блэк!

Мы рады сообщить вам, что ваша смерть назначена на первое число будущего месяца.

Пожалуйста, не опаздывайте.

Желаем хорошего дня!»

Шалость не удалась.