Просто Игра

К тому времени, как удалось добраться до Авана, Митос был совершенно измотан. Туман сгустился, и он вернулся домой гораздо позже, чем планировал. Он устал, проголодался, замёрз, и последнее, что хотелось услышать, это то, что сообщил привратник, как только он подошёл к воротам.

— Два дня назад кто-то приходил сюда, искал тебя, — сказал брат Падрейк.

— Кажется, я его встретил, — кивнул Митос. — Высокий мужчина, рыжеволосый, верхом на серой лошади?

— Нет, — покачал головой Падрейк. — У него были тёмные волосы, а не рыжие, и шрам, идущий по лицу, через глаз, — он провёл пальцем по правой стороне лица, показывая, где был шрам. — Грубый парень с холодными глазами и с большим мечом. А ещё у него был круглый щит, я слышал, что такие носят норманны.

Митос, похолодев, медленно выдохнул: Кронос снова нашёл его.

— А, так ты его знаешь? — спросил привратник.

Взяв себя в руки, Митос кивнул.

— Ты уверен, что он искал меня?

— Он точно описал тебя, брат, — подтвердил Падрейк. — Я так понимаю, ты не жаждешь встретиться с ним снова?

Митос задумался. Когда-то они с Кроносом были близки. Более тысячи лет они были как братья, но расстались не в самых лучших отношениях. Кронос, несомненно, зол, возможно, он даже попытается взять голову Митоса, чтобы отомстить.

«По крайней мере, он снесёт мне голову не из-за Приза, как это хотел сделать Дирг, — с внезапным сардоническим весельем подумал Митос. — Кронос знает, что я уже выиграл игру».

Судя по описанию привратника, Кронос был одет по-военному. Возможно, он даже присоединился к норманнам и участвовал в набеге на аббатство Килкри. Хотя Митос и подумывал о том, чтобы отправиться на север, он планировал работать ремесленником или фермером. У него не было никакого желания снова становиться воином, но Кронос, видимо, не изменился.

Митос покачал головой.

— Нет, — твёрдо сказал он. — Нет, я не хочу его больше видеть.

— Хорошо, — улыбнулся Падрейк. — Мне самому не понравился его вид. Поэтому я сказал, что раньше ты жил здесь, а теперь живёшь в Скеллиг-Майкле.

Митос восхищённо поднял брови. Скеллиг-Майкл — уединённый монастырь, построенный на скалистом острове у юго-западной оконечности Ирландии. Добраться до него и в безветренный день было почти невозможно, а весной штормы полностью отрезали его от материка. Падрейк отправил Кроноса гоняться за химерами, и это давало Митосу некоторую фору во времени, чтобы скрыться.

Он сбежал самым невероятным образом. Шесть других монахов из его монастыря отправились в море, пытаясь проследить за путешествием святого Брендана(12) через великий океан. Митос принял решение, о котором он будет сожалеть до конца жизни — он присоединился к ним.

Ему никогда не было так холодно и голодно, как в течение этих шести недель, проведённых в открытом море. Во время жестоких штормов в Северной Атлантике лодка не единожды была близка к тому, чтобы опрокинуться. Христианские монахи не боялись смерти, но Митос не раз смотрел на холодный океан и думал о том, сколько лет ему придётся провести в воде, прежде чем волны вынесут его на берег.

* * *

23 апреля 1997 года

Париж, Франция

Митос дрожал под холодным дождём, глядя через реку на огромное здание собора Парижской Богоматери. Святая земля. Был ли у них какой-то другой выбор, или бессмертным всегда придётся выбирать между войной и укрытием? Однажды Митосу удалось сбежать от Игры на тысячу лет, когда вместе с монахами он добрался до Северной Америки.

В то бесконечное путешествие через океан Митос взял с собой небольшую сумку. В ней были лучшие работы из золота и серебра и маленькая книга псалмов, которую Сорча подарила ему на свадьбу много лет назад. Он не смог оставить это норманнам.

Добравшись до берега, Митос ушёл от монахов и отправился странствовать. Драгоценности он обменивал на еду, а книгу Сорчи потерял, когда упал в большую реку и утонул. Каждое столетие или около того он встречал бессмертных, но ни один из них никогда не слышал об Игре, а Митос не собирался им ничего говорить.

Наконец, спустя почти тысячу лет, он встретил бледнокожего человека, плывущего по реке. Митос отправился с ним к Атлантическому побережью, а затем на парусном корабле вернулся во Францию и высадился в Бретани. Некоторые из стоячих камней упали за тысячелетие, но другие всё ещё стояли. Митос не стал возвращаться в Ирландию, чтобы посмотреть на крест, который он когда-то сделал.

Митос откинул голову назад и позволил каплям дождя упасть в приоткрытый рот. Когда он покинул Европу, Париж представлял собой несколько хижин на грязном острове посреди реки. Когда же вернулся, это место превратилось в город, на месте хижин возвышался собор Парижской Богоматери, а непролазная грязь сменилась каменными мостовыми.

Митос выпрямился и поплотнее запахнул пальто. Дождь теперь лил сильнее, и собор был едва виден. Митос повернулся к нему спиной и снова зашагал по улицам: Париж был хорошим городом для прогулок, даже в дождь.

Больше часа Митос бродил по улицам и узким переулкам, пока снова не оказался у реки. Всё ещё шёл дождь. Тогда, почти триста лет назад, когда он вернулся в Париж, тоже шёл дождь, и в свой первый день в городе Митос встретил другого бессмертного. Когда тот приблизился, Митос на секунду закрыл глаза, гадая, не забыта ли Игра, надеясь, молясь, чтобы её забыли. Но никто из богов его не услышал. Почти сразу же незнакомец бросил ему вызов из-за Приза, и, пробормотав богохульство, Митос выхватил меч.

Для него поединок оказался нелёгким. Стиль фехтования незнакомца был совершенно новым, и Митосу пришлось положиться на свои огромные знания грязных приёмов, чтобы победить.

— Останется только один, — горько прошептал Митос перед тем, как его захлестнула энергия выброса. Придя в себя, он сбросил тело и голову в Сену.

Митос шёл по набережной, размышляя о том, сколько мёртвых бессмертных хранила Сена на протяжении веков. Париж, казалось, был одним из их любимых городов, наряду с Нью-Йорком и Сикувером.

«А вот и ещё один», — с досадой подумал Митос, почувствовав знакомый Зов — другой бессмертный был рядом и подходил всё ближе.

Митос зашагал быстрее, опустив голову и торопясь скрыться. Его одежда насквозь промокла, и он вдруг понял, что ему холодно, очень холодно, почти до дрожи. В таком состоянии трудно было бы удержать меч.

Ощущение Зова вскоре угасло, но Митос не сбавлял темпа. Рано или поздно эта проклятая игра уничтожит и его. Она уничтожит их всех. В конце концов останется только один, и последний бессмертный будет… по-настоящему одинок.

Митос зашагал дальше. Один.

* * *

26 апреля 1997 года

Баржа Маклауда

— Уже читал газету? — спросил Дункан, положив меч на стол, когда Митос пришёл на баржу три дня спустя.

— Газеты — это прошлый век, — заявил Митос, удобно устроившись на диване. — Я смотрю Си-Эн-Эн. Или сижу в интернете. Ты не поверишь, что сейчас можно найти в интернете.

— Это старая история, — Маклауд бросил сложенную газету на грудь Митосу и подошёл к иллюминатору.

Митос вздохнул и развернул газету, оказавшуюся местной, а не общенациональной.

«Строительство новой очистной станции… Выборы в городской совет… Арестованы студенты колледжа…»

И к чему всё это? А потом в углу Митос увидел: «В реке найдено обезглавленное тело женщины…»

И более мелким шрифтом: «Муж убит горем. Двое маленьких детей остались без матери».

Митос не стал читать дальше. Маклауд прав — это была старая история.

— Я пытался поговорить с ней, — сказал Маклауд, не оборачиваясь.

— Я знаю.

— Господи, Митос, иногда всё это кажется таким бессмысленным.

Митос ничего не ответил, сел и подтянул колени к груди.

— Собираешься искать того, кто её убил? — спустя мгновение спросил он.

— Зачем? — Маклауд пожал плечами, по-прежнему глядя в иллюминатор. — Он — или она — просто играет в Игру.

— Да, — только и сказал Митос.

— Лучше бы Приз того стоил, — голос Маклауда утратил незаинтересованность и стал ровным и жёстким.

Митос встал, подошёл к Маклауду, прислонился спиной к стене и исподлобья посмотрел на Дункана.

— Я, например, не намерен выяснять это в ближайшее время.

Маклауд оглянулся, его тёмные глаза стали совсем чёрными от воспоминаний и боли.

Митос старался, чтобы те же воспоминания не омрачали его собственных глаз.

— Сейчас их может быть… больше одного, — он положил руку на плечо Дункана, едва ощутимо сжал и, отступив, непринуждённо сказал: — Увидимся, Маклауд.

— Митос, — кивнул тот в ответ. Простое признание того, что вовсе не было простым.

На пороге Митос обернулся. Маклауд по-прежнему смотрел в иллюминатор. Митос медленно сошёл с баржи, идти по трапу казалось невероятно тяжело.

Прохладный воздух был наполнен свежим ароматом молодой листвы. «Париж весной», — подумал Митос. Естественно. Он шёл по улицам, бесцельно блуждая, как иногда делал, и вспоминая, что старался делать не очень часто.

Добравшись до какого-то парка, Митос сел на скамейку, чувствуя, как всегда, прижатый к боку меч, плотнее закутался в пальто: бледное солнце скрылось за облаками, стало прохладно. Прислушиваясь к детским крикам вдалеке, Митос закрыл глаза.

Смертные считали детей залогом будущего и своего бессмертия. У Митоса детей никогда не будет. Никто не поёт написанных им песен, ни в одном музее не выставляют созданные им произведения искусства, ни один историк не пытался перевести истории, которые он писал на протяжении веков. Всё, что он когда-либо создал, было потеряно.

Впрочем, работы других тоже потерялись или потеряются. Поэзия, музыка, здания, история, искусство — почти всё будет сметено вечно убывающими потоками времени. Всё исчезнет, кроме Игры. Подобно чудовищу Франкенштейна, Игра безумно бушевала, выйдя из-под контроля, и Митос знал, что в конце концов она уничтожит всех, даже своего создателя.

Детские крики звучали ближе, и Митос открыл глаза. Мимо него пробежали четыре мальчика, ясноглазые и смеющиеся. Митос смотрел, как они гоняются друг за другом вокруг фонтана, распугивая голубей.

— Стойте! Хватит! — крикнул один из них, стройный темноволосый мальчик. Остальные трое замедлили шаг и собрались вокруг него, по-прежнему ясноглазые, по-прежнему смеющиеся. Темноволосый мальчик ухмыльнулся своим спутникам. — У меня есть идея. Давайте поиграем в новую игру!

— Да! — завопили они. — Новая игра!

Митос наблюдал за игрой мальчишек. За простой детской игрой…

Последний свой удар нанёс твой гений,

И не оправиться тебе от тех ранений.

Вот так орёл, упавший на равнину,

Не взмоет в облаков стремнину:

Сражённый роковой стрелою,

Не встанет больше на крыло он.

Джордж Ноэль Гордон, лорд Байрон

Английские барды и шотландские обозреватели